Руками правых Кремль загоняет оппозицию в глубокое подполье
События на Манежной площади, безусловно, стали самым обсуждаемым явлением года. Мощного демарша националистов, кажется, не ожидал никто – по крайней мере, реакция на антикавказские выступления была резкой, местами панической.
Все политические силы старались использовать «погромы на Манежной» по максимуму, каждая сторона старалась выжать свою толику политических дивидендов.
Единственные, кто отнёсся к выступлениям правой молодёжи индифферентно – это левые. Казалось бы, естественные противники националистов и не протестовали, и не «высказывали опасений». В целом можно сказать, что левые силы отнеслись к фанатам толерантно. «Свободная пресса» поговорила об отношении левых сил к событиям на «Манежке» с Александром Тарасовым, директором Центра новой социологии «Феникс».
«Свободная пресса»: – Ваша первая реакция на события на Манежной площади – испуг, удивление?
– Никакого удивления. Всем за 4 дня было известно об этой акции – и мне, и властям. Если говорить о численности, то на «Русском марше» было приблизительно столько же людей.
«СП»: – Но «Русский марш» был согласованным мероприятием под охраной милиции, а Манежка – это, по версии правых, «русский бунт», «восстание», по мнению либералов, интеллигенции – «погром», панические настроения. Есть ли вообще основания для паники, беспокойства, тревожных ожиданий?
– В данном случае надо развести два понятия – «интеллигенцию» и «интеллектуалов». Панической реакции на 5 тысяч собравшихся в 15–миллионном городе у интеллигента быть не может по определению. Если она у него есть – то это интеллектуал, наёмный работник у кого–то на службе. Это обслуга – власти, крупного капитала. То, что у этих людей короткая память и они не хотят думать, это их проблемы.
В 2002 году на той же самой Манежной площади был самый настоящий погром, а не «как бы». Там был убит один человек, 75 серьёзно ранено, разбито 100 машин, часть из них сожжена, были разбиты окна в Госдуме, в начале Тверской и на Большой Дмитровке. И участников тогда было больше – 7–8 тысяч. Большинство участников этих событий – футбольные болельщики.
Если сравнивать с теми событиями то, что было сейчас – тьфу, растереть и забыть.
«СП»: – Однако, этим событиям придаётся куда большее значение – со всех сторон. Одни призывают на помощь ОМОН, другие говорят о первых ростках гражданского общества. Кто прав? Или все неправы?
– Все неправы. Либералы, которые призывают ОМОН, блестяще поддались на ту провокацию, которую им предложили, когда «правоохранительные органы» вдруг превратились из «евсюков» в «спасителей». Им не приходит в голову, что это – одна из целей провокации?
Эту акцию, повторюсь, можно было просто не допустить – выставить милицию на выходах из метро, всех заворачивать обратно. О сборе на Манежной было известно, те, кому надо, отслеживал всю информацию. Раз дали собраться – значит, было принято решение: допустить. Ничего сложного – просто дать националистам это сделать.
«СП»: – То есть всё случившееся – это спектакль?
– Нет, всё сложнее, это не 2002 год, где были загадочные люди в камуфляже, которые заводили толпу и вели её за собой. Которые координировали все действия по рациям. Там были люди, которые заранее принесли несколько десятков бутылок с зажигательной смесью. Заранее! Там были люди, которые давали указания: «эту сторону Тверской громим, эту – не трогаем», и толпа их послушала.
А здесь просто никто не вмешивался в естественный процесс. Да, мы знаем о паре выявленных провокаторов – но это самый минимум. Националистам дали возможность собраться и всех пугнуть.
«СП»: – В чём смысл для власти было это допускать?
– Так нам уже объяснили – «кругом погромщики, во всём виноваты те, кто устраивает акции на 31 число, и те, кто устраивает акции против администрации Химок». Одно дело – не санкционированные властью уличные демонстрации, другое дело, когда это называется «погром». Когда вы разгоняете несанкционированные митинги, вы всегда находитесь на грани превышения должностных полномочий или проявления неоправданной жесткости. А по отношению к погромщикам чрезмерной жестокости нет, можно делать всё, что угодно.
«СП»: – И теперь у нас все «несогласованные» акции перешли в категорию «погром»?
– Да, теперь все – левые, правые, либералы – могут внезапно оказаться погромщиками. А все, кто их поддерживает, но не выходит – это подстрекатели. «Вы что, хотите погромов? Вы видели, что будет?»
Я с трудом себе представляю, скажем, типичного представителя либеральной общественности, который на вопрос «вы хотите погромов?» скажет «да!».
Вы помните, что сразу после этих событий министр МВД Рашид Нургалиев поспешил заявить, что беспорядки организовали «леворадикалы»? Над ним все издевались, смеялись, что человек не отличает левого от правого. Я думаю, всё он прекрасно понимает и разбирается. Сразу после этого со всеми «леворадикалами», до кого смогли дотянуться – начиная с лимоновцев – «поработали» «борцы с экстремизмом». А например, в Белгороде центр «Э» похватал всех анархопанков, выбивая из них признание, что это они организовали беспорядки.
«СП»: – С точки зрения европейской практики Манежную можно воспринимать как «бунт» или «погром»?
– Нет, конечно. При погроме, если воспринимать слово правильно, должны громиться магазины, учреждения, поджигаться здания, людей убивают, насилуют. Идёт мощный поток насилия. Не то, что мы видели, когда в ОМОН кидались снежками и ёлочными игрушками. Когда кидаются ёлочными игрушками – это, скорее, из разряда современного искусства. Такая группа «Война» в массах.
«СП»: – Если б фанаты были бы с синими ведёрками, получился бы полный образ. Но дело не в числе и не в количестве насилия – на площадь вышли те, кого традиционно боятся. «Скинхеды», «националисты»...
– Постойте. Если там и были скинхеды, то считанные единицы. Большая часть — это фанаты, организованные и нет, и националисты. И какое–то число зевак, совершенно посторонних людей. Как зачинщик там был задержан человек, который по внешности совершенно выбивался из толпы – такой длинноволосый парень в классическом прикиде металлиста. Классический скин его должен бить. Милиция его повинтила за неформальный вид – очевидно, рефлекс сработал.
«СП»: – Но бренд за этой толпой закрепился – это правые, «зигующая школота». Действительно ли есть правая уличная угроза? Всё–таки лозунги, которые там выкрикивались, поддерживает, согласно опросам, большое количество населения.
– Тут надо понимать – люди могут что угодно говорить, но надо смотреть, что люди реально делают. Ответить на вопрос где–нибудь на сайте «Эха Москвы» – это одно, что–то предпринимать – это другое.
Весь период, пока Путин находится у власти, по всем опросам ксенофобия растёт. Как мы понимаем, спусковым крючком послужила вторая чеченская война. При каждом крупном событии, теракте, наблюдался всплеск этих настроений. Потом он сглаживался, но никогда не возвращался на прежний уровень.
«СП»: – «Эффект храповика», да.
– Эта проблема реально существует в обществе. Все эти национализмы, шовинизмы, великодержавные, имперские настроения – это вещи разного рода. Но если сложить их в одну кучу, то правый край усиливается и усиливается. А уличная правая опасность – она находится на том же уровне, что и в прошлые годы. Нападения скинхедов были и ранее – необязательно по этническому, но и по субкультурному и идеологическому признаку. Такие же нападения совершали и футбольные фанаты – потому что эта субкультура ксенофобна изначально. Она необязательно политически ксенофобна, но раз они делят мир на «своих» и «чужих», значит, права «своих» не распространяются на «чужих».
«СП»: – Я правильно понимаю, что подогрев ксенофобских настроений идёт со стороны власти? Или же виноват Кавказ – терактами, сепаратизмом? Кто виноват?
– «Кавказцы» – это неверное слово, одно то, что оно утвердилось, это уже признак ксенофобии. Невозможно их всех объединить в эту общность. Любой грамотный человек, следящий за ситуацией, понимает, что в одну кучу нельзя свалить ингушей и осетин – между ними – кровавый конфликт. Как и у грузин с абхазами. Как и у армян с азербайджанцами. Но слово «кавказец» в эту кучу их свалило. Причём этот термин вновь вошёл в обиход впервые с царских времён. Если так пойдёт и дальше, то у нас будут «полячишки», «армяшки», потом будет узаконено слово «жиды».
Напасть на кого–то на улице значительно легче, чем напасть на представителя власти. Человек, который ездит в бронированной машине с охраной, недостижим для выражений ненависти или претензий. А инородец, который идёт по улице, и по сути не богаче тебя – доступная мишень.
Кто у нас эти настроения подогревал и развивал? Да, 10 лет у нас идёт постоянное нагнетание властью имперских настроений, причём в очень интересной форме. Полностью реабилитируется царская Россия, «Россия, которую мы потеряли», и обеляются определённые сегменты сталинизма – те, которые имеют отношение к великодержавности. То есть в послереволюционной истории есть «злодеи» – это Ленин и Троцкий, и есть «неоднозначная личность» Сталин...
«СП»: – И всё то, что он делал «направо» – это хорошо?
– Именно так. И всё это перешло на уровень школьных учебников, телевидения и массовой литературы. Правый тренд стал узаконенным – если в раннем ельцинском периоде ещё было какое–то противоборство, то сейчас такой тенденции нет. Есть мейнстрим и есть маргинальные «несогласные». Идёт пропаганда идей «великой России», «империя – это хорошо». Плюс превращение православия в государственную религию, вопреки конституции. Это называется «цезарепапизм», то, от чего русская православная церковь пыталась уйти после революции 1917 года, понимая, что такая политика нанесла им огромный ущерб.
Напомню, что тогда в деревнях церкви громились не большевиками, а непосредственно крестьянами, которых попы достали: поборами, наглостью, хамским отношением, растлением девушек и так далее. В 17–м году церкви разрешили быть негосударственной, и она панически стремилась таковой стать, сейчас же она вернулась к дореволюционным практикам и реабилитирует дореволюционные формы сосуществования.
«СП»: – Этот правый мейнстрим – у общества есть шанс от него избавиться? Не вызовет ли рано или поздно эта пропаганда отторжения?
– Для избавления нужно как минимум, чтобы сменилось правительство, шире говоря – чтобы сменилась власть.
Отторжение существует и сейчас. Но надо учитывать, что эта пропагандистская машина работает не на каких–то активистов, она работает на обывательские массы, людей неграмотных, неразбирающихся, которым можно внушить предрассудки. Те, кто хочет разбираться, понимать, у кого есть способности к критическому мышлению, они всё дальше от этого отходят и относятся к пропаганде с всё увеличивающейся неприязнью.
Но расчёт идёт на то, что сопротивляющихся – меньшинство, а большинство будет молчаливо поддерживать. Да, будут формироваться активно сопротивляющиеся этому меньшинства, в конце концов ещё лет 5 назад движения «антифа» по сути не было, а теперь оно есть.
«СП»: – По–прежнему малочисленное.
– Но оно стало модным. В частности ещё и поэтому наступил закат субкультуры наци–скинхедов. Последние года два их численность падает. Во многих городах есть целые районы, где быть «боном» не модно, а модно быть антифа или редскином. Конечно, мода – это очень неустойчивое явление, но это показатель.
Когда что–то становится уж очень распространённым и неоригинальным, и ты ощущаешь, что это тебе почти навязывают, то самые развитые особи начинают инстинктивно сопротивляться.
27 декабря 2010 г.
Интервью было опубликовано на сайте «Свободная пресса»
[Оригинал статьи] 3 января 2011 г. Вопросы задавал Дмитрий Трещанин.
По этой теме читайте также:
