Это решение нельзя воспринимать иначе как с удивлением, человеческим удивлением. Я не буду говорить, что наши дети-инвалиды и так обижены богом, в прямом смысле.

Это бесконечно тянущаяся борьба со ставленницей ещё Алексея II. Мы не предполагали, конечно, что это решение суда, который тянулся бесконечно — сам суд продолжался около двух лет, и бесконечно переносились заседания, откладывались, бесконечно монастырь просил, так сказать: они хотят ещё вот это, они хотят то. Они хотят снова проверить, правильно ли у нас по кадастру земля, не захватили ли мы лишние метры. Они приглашали экспертизу, которая доказывала им — независимая их экспертиза — что всё в полном порядке, мы действительно ни на что никак и никогда… И вдруг мы читаем…

В чём любопытство, в чём детское удивление? Иск был подан к администрации Ленинского района и к нам о том, что мы незаконно владеем участком, который принадлежит монастырю. Хотя с самого начала, ещё в 92-м году, всё было ясно и понятно, и с 92-го года по нынешнее время вопросов не возникало. На основании чего и как мы владеем. На основании тех документов, которые были выданы нам администрацией области и Ленинского района! Именно это оказалось камнем преткновения, потому что судья очень долго — в течение не месяцев, а пары лет — размышлял, что ему с этим делом предпринять. И, наконец, оказалось, что в иске к Ленинскому району отказано, а именно Ленинский район выдавал нам те документы по требованиям тогда еще Минздрава, на основании которых мы имеем в оперативном управлении соответствующую площадку в 0,5 га.

То есть все документы Ленинский район дал правильно, а мы «незаконно» владеем участком земли, на котором находится корпус.

Это потрясает. Значит, Ленинский район выдал всё правильно, всё хорошо, а у нас — на основании этих документов — всё неправильно. То есть область не права, министерство не право, Роскомимущество, Росреестр — все, кто оформил нам документы. Мы же государственная организация, мы на каждый метр имеем необходимые документы.

Как так получилось?

А судья замечательную фразу сказал, историческую: это моё такое оригинальное решение, оно должно вам помочь — сподвигнуть Минздравсоцразвития выделить вам какой-нибудь другой корпус или построить что-нибудь.

Я считаю, что это гениально сказано, гениально отражает нашу сегодняшнюю действительность. И что в таких случаях можно сделать? Естественно, подавать кассацию, те или иные жалобы, привлекать внимание, наверно, общественности к тому, что за произвол творится, что соответствующий судья тоже держит нос по ветру, и это ярко характеризует независимость судебной системы. Вот чего он два года ждал? Ведь всё было ясно с самого начала, ведь были все документы… Судья, который говорил: что же Вы, матушка, процесс-то затягиваете?..

Что дальше, кроме кассации? Можно представить, что и более высокий суд примет сторону Московского патриархата. Корпус-то никто не закроет, но что произойдёт?

А элементарная вещь: матушка будет брать с нас, то есть с детей-инвалидов, арендную плату. Уверен, что вот это она придумает, что это будет следующим шагом.

Бумажка есть? — есть. Корпус на моей земле стоит? — стоит. Я не препятствую лечению детей-инвалидов — пожалуйста, но платите деньги.

А с кого мы эти деньги можем получить? С наших мам, которые получают огрома-а-адную пенсию на ребёнка-инвалида в 4800 рублей и ещё социальную помощь — 144 рубля. Я уже не говорю о том, что мы оставались последним учреждением страны, которое ни с кого не брало деньги. С кого брать-то? Но теперь мы поставлены в условия оплаты, необходимости платить за электроэнергию, за газ и прочее, прочее, прочее… Нам сказано: вы должны зарабатывать, все это делают, а почему вы не делаете? Мы должны вводить платные услуги. Мы можем оказывать какие-то услуги медицинского или педагогического, психологического характера — те, которые мы, например, не считаем нужными, а мама хочет. Но если хочешь — плати. Хотя это всё копейки, и если на нас свалится аренда собственного здания — я не очень себе представляю, что будет дальше. Хотя слышал, что в Минздравсоцразвития рассматривается вопрос о строительстве для нас корпуса или даже корпусов в Подольском районе на землях, которые принадлежат Минздравсоцразвития. Но мы прекрасно понимаем, чтó значит рассматривать вопрос, что значит его решить, что значит выделить деньги — сначала на геологические работы, потом на проектирование и уже потом на строительство. Сколько пройдёт времени? Думаю, не один год и даже не три. А у нас тут такая ситуация.

Наше учреждение уникально для России — это во-первых. А во-вторых, нас благодарят родители тысяч детей-инвалидов. Что это значит? Всё, с чем не справляются регионы, всё поступает только сюда. И наш результат несравним с результатами в других регионах, потому что у нас самые тяжёлые дети в России. Мы единственный центр, в котором дети получают именно комплексную реабилитацию: и медицинскую (то, что раньше называлось восстановительное лечение), и психологическую, и педагогическую, и социальную. 250 коек на Россию. Очередь, правда, дикая. Мы крайне нужны. Но понимают это, к сожалению не все.