Марина Тимашева: Сегодня Илья Смирнов приглашает нас в зазеркалье дипломатической истории. Монография Веры Малай, выпущенная издательством «Наука», называется «Гражданская война в Испании 1936-1939 годов и Европа. Международные аспекты конфликта».

Илья Смирнов: Зазеркалье? Пожалуй. Сегодня, когда сопоставляешь реальные события в разных странах — и их отражение в дипломатических документах — можно заподозрить, что мир сошел с ума. Но ведь так было и при наших прадедушках.

…кажется, что это лишь игра

С той стороны зеркального стекла;

А здесь рассвет, но мы не потеряли ничего:

Сегодня тот же день, что был вчера.

Вот жила страна Испания, всеми, вроде бы, признанная, и в двухсторонних отношениях, и в Лиге Наций. Столкнулась с серьезными социально-экономическими проблемами. Которыми и воспользовались в июле 1936 года военные заговорщики определенных взглядов, чтобы свергнуть законное правительство. Причем они с самого начала опирались на поддержку иностранных единомышленников: немецких, итальянских, португальских. Речь идет о критически важном периоде, когда мятежникам нужно было перебросить войска из колоний и захватить максимального размера плацдарм, пользуясь растерянностью и дезорганизацией власти.

«Испанская газета “Кларидад” поместила фото немецких самолетов со свастикой. Это были “юнкерсы” для переброски войск из Марокко» (131).

В монографии Веры Владимировны Малай как раз подчёркивается этот принципиальный момент. Принято считать: франкистам помогали немцы и итальянцы, республиканцам — русские, внешние факторы справа и слева уравновешивали друг друга. А теперь смотрим по книге. Хронология:

«Гитлер получил его (Ф. Франко) письмо 25 июля, и ему понадобилось не более двух часов, чтобы принять решение о помощи Франко». «28 сентября 1936 г. Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение об оказании военно-технической помощи Испании в ответ на просьбу правительства Республики» (5).

Причем сначала-то испанцы обращались вовсе не к далекой коммунистической России, а к демократическому соседу: 19 июля телеграмма премьер-министру Франции Леону Блюму: «Прошу вас без промедления оказать нам помощь…» (5).

И позже, когда мятеж обернулся уже настоящей большой войной, внешние факторы трудно признать равновесными. От Советского Союза — советники и военно-технические специалисты, от Италии и Германии просто «регулярные части» (68, 218), по численности в книге приводятся такие данные: 16-19 тысяч человек (Германия), от 40 до 80 тысяч (Италия) и 4 тысячи советских, для сравнения — контингент советских военных специалистов в Китае в то же время — 3665 человек (143).

То есть, в Испании имел место мятеж плюс прямая иностранная интервенция.

Естественно, мы не вправе требовать, чтобы соседи ее, демократические, правовые государства рисковали жизнями собственных граждан, посылая войска в чужую страну ради отвлеченных принципов. Но хотя бы назвать вещи своими именами они могли бы? В ответ на этот простой вопрос разыгрывается международный фарс под названием «Комитет по невмешательству в дела Испании» (43, 74). Тут цитаты — Беккет отдыхает.

«Лорд Плимут в начале заседания высказал мысль: “… это не дело, когда недовольство направлено против определенного правительства; необходимо, чтобы этому правительству дали возможность описать подобные случаи со своей точки зрения перед тем, как Комитет решит, что должно быть предпринято… Поэтому предложения, приведенные в конце Советского меморандума, представляются мне преждевременными”».

Как отмечает на полях автор монографии, «…констатация факта агрессии ставилась в зависимость от согласия агрессора» (61). Или: итальянские подводные лодки взяли за обыкновение топить суда, которые направлялись (или могли направляться) в Испанию.

«М.М. Литвинов предложил внести пункт, что всякая подводная лодка, пытающаяся совершить нападение на коммерческое судно, подлежит уничтожению, на что был дан решительный отказ»

— внимание! мотивировка! —

«подводная лодка чаще всего не может предоставить средства спасения, и поэтому предлагаемые правила фактически делают невозможными нападения подводных лодок» (201).

Вот так. Или схема, так сказать, контроля, при котором: «поставки по воздуху не затрагивались, португальское побережье не патрулировалось», и главное, санкций против нарушителей не предусматривалось (71). Если

«в начале войны республиканское правительство имело больше самолетов, чем мятежники, то после двух месяцев “невмешательства” соотношение сил изменилось 12:1 в пользу мятежников» (138).

«Испанская война выигрывалась и проигрывалась не в Бургосе и Мадриде, не у Теруелл или вдоль Эбро, а в кабинетах Европы» (91), и таким образом, чтобы исключить даже малейшую вероятность победы законного правительства. Причем в этом театре абсурда «ведущая роль принадлежала английской дипломатии» (201).

«Итальянский посол Гранди на встрече с заместителем министра иностранных дел Великобритании Ванситтартом подчеркнул, что намерение британского правительства поднять вопрос о нарушениях Италией соглашения о невмешательстве будет расценено ею как акт, которым “Правительство Его Величества поставит себя на одну доску с Советской Россией и коммунистической Испанией против Италии”. Обеспокоенный просоветскими обвинениями Ванситтарт отдал распоряжение послу в Риме Драммонду встретиться с итальянским министром иностранных дел Чиано и убедить его в обратном» (60).

Марина Тимашева: Давайте уточним. Вот эти суда, атакованные пиратами Муссолини, они были чьи? Испанские? Советские?

Илья Смирнов: Да какие угодно. В том числе английские (188, 191, 204).

Марина Тимашева: Тогда не совсем понятен мазохизм политиков, которым и своего тоже не жалко.

Илья Смирнов: Мы с Вами уже говорили, что фашизм — любой, итальянский, немецкий, испанский, румынский — это «превентивная контрреволюция». Лучше коричневый, черный, какой угодно, хоть мёртвый, лишь бы не красный. Здесь есть отдельная глава: «Информационное обеспечение…». Несчастную республиканскую Испанию подавали как форпост «русского коммунизма» (112). Муссолини ставил задачу: «избежать превращения Испании в “большевистское государство”» (23). Португальские фашисты: «Коммунизм борется на Пиренейском полуострове в большой битве, от результатов которой зависит судьба Европы» (66). Их французские единомышленники: «В неизбежной войне Европы с азиатским варварством Франция должна занять подобающее ей место» (33). Причем пропагандистские штампы, переведенные с английского, мало отличаются от немецких и итальянских (105, 111). «Задача ликвидации “прокоммунистического очага” в Испании была поставлена всеми западноевропейскими странами» (23), «солидарность с Испанской республикой оставляла СССР в одиночестве на европейской арене» (43), а конкретно в Англии отмечен (по результатам соответствующего опроса) «несомненный крен части… общественного мнения в сторону Германии» (121).

Оттенки «красной угрозы» (117) были не так уж важны. Хотя мы знаем, что в республиканском лагере объединились представители самых разных взглядов, в том числе и очень далекие от официального советского коммунизма.

Марина Тимашева: Что тоже, наверное, не способствовало военным успехам.

Илья Смирнов: Региональный сепаратизм, собственные формирования у каждой партии, братоубийственные распри, описанные Джорджом Оруэллом. Мрачную тень отбрасывал с Востока «гений всех времен и народов». Ведь многие из тех, кто помогал Испании и приобрел там бесценный опыт, были истреблены Сталиным именно тогда, когда этот опыт понадобился для спасения России. Причем испанцы-то не понимали, что происходит. Узнав, что русские товарищи арестованы как немецкие шпионы, Паскуа «высказал опасение», что в Германии стала известна секретная информация (141). А Гринько и Крестинский были так же связаны с немцами, как с марсианами.

В общем, удивительно не то, что республика проиграла войну. А то, что она продержалась так долго.

Марина Тимашева: Вот здесь в книге отмечено, что Испания стала «военным полигоном накануне Второй Мировой» (23).

Илья Смирнов: Как сказал французскому журналисту «президент Испании М. Асанья, показывая на дымящиеся леса, подожжённые мятежниками… “Там решается теперь и наша, и ваша судьба”» (14). Конечно, полигон, где испытывалась техника, отрабатывались стратегия и тактика. И репетиция мировой войны. Каждый извлекал свои уроки. Или не извлекал. Франция воспроизвела свою испанскую политику — от проблесков «растерянной человечности» (130) через безволие к капитуляции — уже на собственной земле (17, 22, 32). Ведь «одной из главных ставок Гитлера» была «игра на французских внутренних затруднениях» (105). Итальянцы, активнее всего действовавшие в Испании, как ни странно, мало чему научились, и потом в Северной Африке наступали на те же грабли (166, 150). «Наиболее адекватно отреагировала гитлеровская Германия» (172), именно на основе испанского опыта усовершенствовала авиацию, артиллерию, бронетанковые войска, которые поначалу были слабые (150). Однако — добавлю от себя — допустили и большую стратегическую ошибку. Ту самую, от которой часто страдают победители. Недооценка противника. Решили, что «Комитет по невмешательству» уже навсегда, поверили собственной рекламе: «британская Империя — это пустая скорлупка» (106), «перед сильным и решительным тоном Италии и Германии эти два грязных господина, Иден и Блюм, не преминут, как всегда, принять вид баранов…» (101) и т.д., и не ожидали, что в англичанах, загнанных в угол, вдруг проснется дух короля Артура и адмирала Нельсона, и они начнут сражаться всерьёз.

Марина Тимашева: В общем, книга получилась не столько про войну как таковую, а про ее отражение во внешних зеркалах разной степени кривизны.

Илья Смирнов: И эта ее особенность требовала старательной отработки формы и структуры. Чего, к сожалению, сделано не было. Как следует организована только глава «Военная составляющая». А как правило, мы имеем собрание информации, которая сама по себе очень интересная, но не складывается в сюжет. Читателя все время сбивают вот эти… Кажется, у господ кинематографистов они называются «флешбэки». То, что мешает смотреть кино. Вроде бы, уже давно 1938 год, а тебя вдруг возвращают в 36-ой. На страницах книги точные характеристики соседствуют с такими размытыми формулировками, которые словно заимствованы у господ дипломатов (55). В конце, в указателе персоналий некоторых деятелей почтили полными именами и даже отчествами, другие только с инициалами, а третьи названы просто по фамилии (280). Издательство «Наука», между прочим. Наконец, внутренние противоречия, на которые никто не обратил внимания: «провозглашаемые СССР в связи с испанским конфликтом идеологические лозунги служили не более чем прикрытием реальных геополитических целей, равно как и у Германии с Италией» (24). А на другой странице: «можно согласиться с Дж. Тейлором, что “величайшим потрясением 1936 года стал конфликт идеологий…”» (93).

Марина Тимашева: А какое высказывание, по-Вашему, ближе к истине?

Илья Смирнов: Конечно, второе, с поправкой на то, что в идеологиях находили отражение социально-экономические модели развития и интересы.