Ижевский Октябрь

Ижевск, несмотря на ряд отсталых черт, был наиболее промышленно развитым городом в регионе. Патриархальный быт и поощрение традиционализма не смогли воспрепятствовать веяниям времени. В 1917 г. Ижевск вместе со страной проходит все этапы развития революции. В январе 1917 г. на заводе вспыхнула забастовка, в которой быстро выделились большевики. Она с трудом была подавлена казаками, но вскоре Ижевск встречает Февральскую революцию. В результате долгой политической борьбы, малочисленные ижевские большевики постепенно вытеснили своих более многочисленных эсеро-меньшевистских соперников и вскоре взяли власть в городе.

26 октября (8 ноября) во время своего заседания в бывшем здании Офицерского собрания Ижевский Совет рабочих депутатов узнал о произошедшей в Петрограде революции. Большевики вместе с примыкавшими беспартийными составляли большинство, поэтому известие было встречено с возбуждением. Из-за неясности событий президиум решил перенести заседание на следующий день, когда и пришла новость об аресте Временного правительства и переходе власти к Советам, что вызвало восторг в зале[1]. Предложенная большевиками резолюция о поддержке действий Петроградского Совета прошла большинством голосов. Власть перешла к Совету. На следующий день по городу прошла восторженная манифестация сторонников революции.

Однако уже тогда оппозиция предприняла действия, в которых угадывались зачатки будущего противостояния. В Ижевске противники большевиков действовали во многом активнее и увереннее, чем в целом по стране. Едва узнав о произошедшем, меньшевики созвали собрание и вынесли резкую резолюцию против восстания[2]. В тот же день, 26 октября, общее собрание служащих Воткинского завода после оглашения телеграммы постановило выразить доверие Временному правительству[3]. 31 октября — 3 ноября его поддержали также собрания служащих Ижевской и Сарапульской почтово-телеграфных контор, а также сарапульских железнодорожников. Причём последние потребовали предоставить аппарат железной дороги «в полное распоряжение правительственной власти... для ликвидации мятежа кучки изменников»[4]. Как мы видим, сарапульские железнодорожные служащие пошли ещё дальше, чем общероссийский профсоюз железнодорожников Викжель, который в тот момент провозгласил нейтралитет, и одинаково противостоял и Совнаркому, и Керенскому.

Однако в тот момент помешать событиям оппозиция ещё не могла, так как их не поддержали рабочие. Ижевск в результате стал единственным крупным городом в Вятской губернии, где власть перешла в руки Совета мирным путём, а ижевские красногвардейцы способствовали установлению Советской власти во многих окрестных городах. Более того, правосоциалистическая оппозиция вначале вовсе потеряла возможность влиять на ситуацию. К концу февраля 1918 г. в Ижевском Совете меньшевикам принадлежало только 4-5 мест, а эсерам и вовсе ни одного.

Так как большевиков до Февральской революции были мало в Ижевске, то неудивительно, что их организация резко выросла в 1917 г. за счёт заводских рабочих. Из рабочих состояла практически вся руководящая группа — из 16 руководителей и активистов Ижевской парторганизации 9 были станочниками, 3 слесарями и было по одному котельщику, формовщику, машинисту и токарю[5]. Нетрудно заметить, что большинство принадлежало к достаточно политически активным рабочим-металлистам.

Союзником большевиков в первое время стала максималистская организация, в которой тоже было значительное число рабочих, а главой ижевских максималистов был потомственный ижевский токарь Ф.Ф. Кокоулин. В Ижевске максималисты играли значительную роль, и большевики заключили с «максами» коалицию. Из большевиков и максималистов была составлена местная Красная Гвардия, в которой «максы» быстро установили своё влияние.

Первые решения Совета касались рабочего законодательства. 20 ноября в соответствии с декретом «О рабочем контроле» к руководителям завода были приставлены комиссары, которые избирались из числа председателей цеховых комитетов[6]. Позднее была введена единая заработная плата, сдельная и премиальная оплата труда, отменены примирительные камеры, установлена выборность народных судей. Однако очень быстро Совет вступил в конфликт со старой администрацией.

По предложению ижевских большевиков и исполкома 30 января Центральный заводской и фабричный комитет (Фабзавком) взял на себя роль полного распорядителя на заводах, причем техники и администрация должны ему подчиняться. 31 января исполком утвердил решение Общезаводского комитета о конфискации частных фабрик, банков, типографий, кинематографа, доход от которых должен был идти в пользу Совета и его социальных отделов. Одновременно Исполком постановил национализировать пришедшие в упадок частные кожевенные предприятия и передать их в ведение профсоюза металлистов.

В марте 1918 г. областным СНХ Урала был национализирован и Воткинский завод. 12 апреля на нём избран Деловой Совет, из членов которого выделена коллегия управления, во главе с большевиком-рабочим, председателем завкома Г.Е. Бердниковым[7].

В результате предпринятых большевиками усилий в январе завод выпустил 18 тыс. винтовок вместо 14 тыс., в апреле 28 тыс. винтовок вместо 14,8 тыс. запланированных. С середины апреля выпуск стал насчитывать 1000-1100 винтовок в день, но из-за политических событий и демобилизации промышленности в июле производительность упала до 490 винтовок[8].

Саботаж администрации, недостаток топлива, промышленный кризис, общегосударственная разруха привели к резкому снижению производства. Финансовое положение усугублялось.

Вдобавок после заключения мира с Германией в стране активно велась демобилизация военной промышленности, что увеличивало безработицу — по Ижевску и Воткинску, как крупным рабочим центрам, работавшим на оборону, это ударило особенно сильно. К весне 1918 г. в городе окончательно установилась безработица. Из-за отсутствия заказов часть рабочих пришлось рассчитать, а для остальных не хватало работы из-за постоянных нехватки сырья, техники и непрекращающихся ремонтов оборудования. Так, в сверлильно-токарной мастерской было уволено 34% рабочих, в ствольно-коробочной — 42%, ствольной — 40%. В Воткинске было ликвидировано военное производство, например, снарядный цех. В Ижевске часть предприятий пришлось перепрофилировать. Упала и зарплата рабочих, которая в 1918 г. составляла всего 40% от довоенной, но и она часто запаздывала, а большая часть платы имела натуральный характер. Из-за перебоев с продовольствием большевики решили наладить товарообмен с окрестными деревнями путём поставки туда металлических изделий — пруткового и шинного железа. Одновременно торговля металлическими изделиями и хлебом в городе была запрещена[9]. Попытки наладить товарообмен успеха не имели, и Ижевск подвергся бойкоту крестьян-хлеботорговцев. Одновременно в апреле-мае количество безработных выросло и насчитывало в Ижевске 7 тыс., а в Воткинске — 700 человек[10].

Как и все Советы в тот период, Ижевский Совет для пополнения средств пошёл на контрибуции и обложил зажиточные элементы единовременным налогом в 300 тыс. рублей, причём деньги пришлось добывать с помощью Красной Гвардии. Были конфискованы капиталы частных фабрикантов: купцов И.Ф. Петрова, В.И. Петрова, Н.И. Березина, А.Н. Евдокимова. Позже на «торгово-имущий» класс для закупки продовольствия была наложена контрибуция в 2 млн. Всё это породило целую волну «экспроприаций», далеко не всегда обоснованных, затрагивающих подчас и рабочих. Максималисты как основная сила Красной Гвардии в этом особенно отличились. Так, 3 (16) января 1918 г. коллектив фабрики И.Ф. Петрова просил у исполкома опротестовать требование у них максималистами 15 тыс. рублей как незаконное[11]. Нужно учесть также, что национализация частных фабрик и ликвидация частных банков ударила и по «рабочей аристократии».

Была также проведена частичная муниципализация ряда домов наиболее зажиточных граждан, в которых разместились учреждения и квартиры рабочих. Отныне запрещалось сдавать квартиры внаём, и за их состоянием должен был следить Совет. Учитывая то громадное значение домохозяйств ижевских рабочих, о котором рассказывалось выше, нетрудно понять, какое это имело значение для возникновения антисоветских настроений. Вятский большевик Иван Попов даже заявил позднее, что

«одна из непосредственных причин восстания — проведённая летом муниципализация мелких домовладений, владельцами большинства которых являлись местные рабочие. Подобные мероприятия вызывались... методами лобовой атаки эпохи военного коммунизма на твердыни частной собственности».

Видимо, поэтому муниципализация вначале была объявлена лишь частичная, так как «общая муниципализация домов, как выяснилось в исполкоме, невозможна по местным условиям». Стоит отметить, что в 1912 г. число домовладений составляло 5 290 — половину всех городских квартир губернии[12]. Стоит также напомнить, что «домовладельцы»-частники в период 1917-18 гг. практически везде выступили противниками советской власти, и не всегда безобидными: нередко нарождающаяся контрреволюция пыталась использовать для борьбы с большевиками комитеты «домовой охраны», у которых имелось оружие «для самообороны». В Ижевске ситуация была абсолютно аналогичной, и скрытое домовладельцами оружие позже проявило себя в дни восстания.

Слабо была затронута и земельная политика. Так, весной 1918 г. газета «Труженик» сообщала, что до сих пор «многие ижевские рабочие сдают свои сенокосные и пахотные участки крестьянам»[13]. Так как часть платы нередко взималась натуральной платой, запрет на торговлю продовольствием вызвал резкое неприятие.

Уже 26 февраля состоялись перевыборы Совета. 1 марта утвердился новый Совет, в который теперь прошло значительное количество эсеров и меньшевиков. Председателем его стал меньшевик Аполлон Сосулин. На следующий день неизвестные в шинелях бросили две гранаты в здание меньшевистского комитета, которые только случайно не взорвались. 4 марта неизвестными неожиданно был убит Аполлон Сосулин и ранен активист Совета священник (!) А.И. Васнецов[14]. Похороны Сосулина сопровождались антибольшевистской агитацией и демонстрациями.

Большевики, осознавая, какой урон это причинило их репутации, осудили практику террора: «Убить нетрудно, но к цели это не ведёт. Так и теперь, наша партия отвергает всякие убийства из-за угла, хотя и идейного противника, но товарища в борьбе за свободу». Более того, большевики даже объявили поиск убийц и координировали эту работу с Воткинском. Позже один из участников поисков, комиссар юстиции Воткинска Юрасов будет убит воткинскими повстанцами.

В убийствах меньшевиков и Аполлона Сосулина подозревались бесчинствующие максималисты из Красной Гвардии. К тому времени они уже установили в Ижевской Красной Гвардии своё сильное влияние, а также взяли под контроль летучий отряд, выделенный для мобильности из основного состава красногвардейских рядов и подчинявшийся Комитету охраны революции. Не в меру буйные красногвардейцы начали самочинные обыски, реквизиции и расстрелы «подозрительных» прямо на улице. Так, сотрудник Всероссийской коллегии по формированию РККА А.Т. Кочкуров, посетивший город в конце апреля, сообщал в своем докладе такой случай. Однажды максималисты поймали двух воров. Одного расстреляли сразу, второго ранили и отвезли в больницу. Через несколько дней в больницу пришел один из командиров отряда, максималист, вывел уголовника в коридор и там у всех на глазах убил его ударом ножа. Председатель исполкома Совета И. Пастухов, ставший свидетелем уличного расстрела, протестовал, но получил угрожающий ответ: «Убирайся, пока не постигла и тебя такая же участь».

Понимая, что террор максималистов-красногвардейцев переходит все пределы, и теперь уже даже большевики не могут ручаться за ситуацию, Совет начал принимать меры. 4 апреля исполком принял резолюцию о немедленной реорганизации Красной Гвардии, её чистке и отправке добровольцев на фронт. Но максималисты отказались это делать и заявили, что не признают СНК, Брестский мир, и что они нужны не на фронте, а в Ижевске, чтобы громить буржуазию. Большевикам ничего не оставалось, как начать подготовку к вооружённой борьбе. Все коммунисты из Красной Гвардии были отозваны, члены партии вооружены. Был сформирован красноармейский отряд, находящийся под влиянием коммунистов.

В середине апреля из Вятки и Казани прибыли руководящие работники и организовали комиссию. Она постановила распустить Красную Гвардию, потребовала от максималистов сдать оружие и отдать замешанных в преступлениях под суд. Но максималисты опять не подчинились и приготовились к борьбе. Большевикам пришлось мобилизовать все свои силы, которые насчитывали 140 красноармейцев и 250 вооруженных коммунистов. Они также попросили подкрепления из Казани. 18 апреля оттуда по Волге прибыл Казанский отряд матросов и красноармейцев под командованием Л. Берлина, численностью в 400 человек с пулемётом и пушкой. Вскоре было объявлено о введении военного положения. Однако объединённому большевистскому отряду противостояли до 700 максималистов-красногвардейцев с пулемётами, большим количеством винтовок, гранат, револьверов и даже двумя орудиями. 20 апреля был создан специальный Революционный Полевой штаб в составе большевиков Берлина, Холмогорова и Фокина, который потребовал от штаба максималистов, располагавшегося на углу Троицкой и Куренной улицы в Нагорной части города, немедленно сдать оружие. Переговоры ничего не дали, и штаб максималистов принял решение обороняться. В 8 часов 20 минут советские части сделали орудийный выстрел и обстреляли противника из пулемёта. Вскоре не проявившие стойкости максималисты сдались. Было арестовано, по разным сведениям, от 120 до 200 человек, руководителей через два дня осудили при большом скоплении собравшихся делегатов от мастерских. 23 апреля матросы вернулись в Казань, и ещё через два дня военное положение в городе было снято[15].

Пытаясь успокоить обывателей, большевики 20 апреля выпустили воззвание, в котором утверждалось, что именно на буйных максималистов-красногвардейцев возлагается ответственность за «обыски, аресты, грабежи и расстрелы», так как «следствие по важнейшим преступлениям последнего времени показало, что главные участники их есть красногвардейцы». Документ говорил:

«Красная гвардия, идейная боевая единица, долженствующая первой поддержать власть Совета и уничтожить всякие контрреволюционные явления, оказалась не выдерживающей критики, явилась преступной армией мародёров, грабителей и убийц».

Разумеется, признание того, что все бесчинства вершила вооружённая сила новой власти, а также стрельба в городе, не добавили доверия большевикам со стороны горожан. Тем более что 17-18 мая точно также произошло разоружение анархистов и максималистов в Воткинске, где последние, по словам председателя Совета Казенова, оказались «левее нас» и также отказались повиноваться, начав террор. Так, в дом самого Казенова была брошена бомба, легко ранившая хозяев[16]. Все эти события имели далеко идущие последствия. Хотя максималисты были сильно ослаблены, но ещё сохранили определенное влияние и продолжили борьбу с большевиками. Одновременно разгром максималисткой партии повлёк за собой разочарование радикально настроенных рабочих. Единый до этого революционный фронт был расколот. В майском письме лидера ижевских большевиков Ивана Пастухова в ЦК отмечалось, что между большевиками и максималистами «наблюдается конкуренция»[17]. Эта межпартийная рознь сильно навредила большевистской партии.

25 мая начались новые перевыборы в Совет по схеме «1 депутат от 150 рабочих» — всего было выбрано 193 человека. В то же время выборы продемонстрировали политическую индифферентность рабочих масс, разочарованных итогами революции — по оценке большевика Холмогорова, они были встречены пассивно, и участие в них приняли не более 20% рабочих. Новый Совет начал свою работу 27 мая. Большевики потерпели серьёзное поражение, потеряв 25 мест из 47. Меньшевики заняли 23 места, а эсеры 22. Максималисты выборы бойкотировали.

Несмотря на то, что в Совет прошли по большей части беспартийные (130 человек), основные требования были проведены через них резко набравшими численность и влияние эсерами и меньшевиками, действовавшими теперь в блоке: отставка комиссаров мастерских, отмена рабочего контроля и тотальной национализации, восстановление городского самоуправления. Главное же требование — созыв разогнанного Учредительного собрания. Большевики противопоставили этому признание власти Советов. Именно этот вопрос — Учредительное собрание или власть Советов — и стал камнем преткновения. Всё должна была решить позиция беспартийного большинства.

Сначала «беспартийные» одобрили первые два пункта резолюции большевиков: признание РСФСР и власти Советов. Третьим пунктом было признание власти СНК и ВЦИК. Его большинство тоже одобрило, хотя и подчеркнув, что СНК лишь выполняет распоряжения ВЦИК — как учреждения, осуществляющего «народную волю», а не указания отдельных комиссаров. Однако на решающем заседании, видимо, под влиянием эсеров, неожиданно произошёл раскол — утром 28 мая было оглашено, что за Учредительное собрание было подано 70 голосов, за Советы 64. Конечно, для большевиков такие требования были неприемлемы, и в результате они демонстративно покинули заседание, пригрозив, что будут бороться с новым Советом «всеми имеющимися способами». С ними ушла и часть беспартийных делегатов, а также немногочисленные анархисты и левые эсеры. Решающее слово теперь принадлежало рабочим.

28 мая по заводу был проведён «плебисцит», в ходе которого должны были определиться все 30 мастерских. Оглашённые резолюции показали, что рабочие разделились почти поровну: 15 мастерских высказалось за Советы, а 14 — за Учредительное собрание (правда, в последних эсеро-меньшевики победили с небольшим отрывом). Одна мастерская, по всей видимости, не смогла определиться. Таким образом, чаша весов склонилась в сторону коммунистов буквально с минимальным перевесом[18].

Ситуация, как это видно, была недалека от жёсткого конфликта, но дело в тот момент удалось решить без кровопролития.

31 мая Совет объявил о самороспуске. Новые перевыборы состоялись в середине июня, когда чехословаки уже захватили Самару и был создан Восточный фронт для борьбы с армией Комуча. Совет вновь был создан преимущественно из беспартийных, но Исполком возглавил эсер В.И. Бузанов, а его заместителем стал меньшевик П.П. Михайлов. Эсеро-меньшевистская коалиция заняла ещё большее количество мест. Одновременно 17 июня правые социалисты победили в Воткинске, где большевики вышли из состава Совета и отказались передать власть новому Исполкому[19]. Упрочили социалисты свои позиции в профсоюзах и массовых организациях, особенно в Воткинске. В нём рабочие даже вступили в конфликт с большевиками и присоединились к движению Чрезвычайных уполномоченных фабрик и заводов, послав в июне на Московский Рабочий беспартийный съезд своего делегата — помощника конторщика А.А. Лоткова[20].

Это породило новый конфликт, который, в отличие от предыдущего, мирно решить не удалось. Ситуация осложнялась ещё и тем, что силы большевиков были крайне малочисленны. Ряды большевиков с весны всё больше редели. В том же письме И. Пастухов писал, что если в начале количество членов партии составляло 1,7 тыс. человек, то в конце мая в РКП(б) числилось около 400, а остальные выбыли, не желая идти на фронт. Да и совокупные силы противников большевиков насчитывали больше. Накануне Октября в Воткинске насчитывалось 900 эсеров и 1200 меньшевиков, а в Ижевске — 300 меньшевиков и 534 эсера (на 1 мая 1918 г.). Ижевские правые социалисты опирались в основном на высококвалифицированную рабочую верхушку, связанную с управленческим аппаратом. Обе силы были близки к рабочей аристократии. Из 8 ижевских эсеровских руководителей 5 было рабочими, из них двое мастерами, остальные: машинист, установщик и счётчик. Из 10 меньшевистских лидеров 6 были кадровыми рабочими, 2 служащими и 2 интеллигентами. Более сильные в Воткинске меньшевики насчитывали в руководстве 5 квалифицированных рабочих и 2 интеллигентов[21].

Положение усугублялась тем, что ижевские большевики и максималисты, в отличие от своих партийных конкурентов, состояли почти целиком из молодых рабочих и имели в целом небольшую историю революционной борьбы и слабую теоретическую подготовку — они не умели ярко выступать и вести серьёзные дискуссии, что дало огромное преимущество подкованным эсерам и меньшевикам. Наиболее подготовленным был лидер ижевских большевиков, бывший рабочий-токарь, 30-летний И. Пастухов, который имел по тем временам солидное революционное прошлое. Он родился в социал-демократической семье, вошёл в партию в 1905 г., дважды арестовывался в Ижевске, потом преследовался, писал корреспонденции в «Правду», в 1914 г. сидел в «Крестах», после трёхмесячного заключения был отправлен в ссылку в Енисейскую губернию, откуда и вернулся с революцией в Ижевск. Но и он в письме, отправленном в ЦК в мае 1918 г., жаловался на острый недостаток теоретиков в Ижевске и спрашивал, почему их организация забыта. Там же он писал, что в Ижевске практически не проводятся лекции на тему коммунизма, слабо работает агитация в противоположность оппонентам, которые развили активную пропагандистскую деятельность в прессе, клубах, на лекциях и т.д. 18 мая и воткинцы попросили прислать к ним грамотных лекторов[22].

Центр, впрочем, обратил некоторое внимание на сложившуюся обстановку. В Ижевске в начале июля побывал уполномоченный ЦК Аксёнов, которому было поручено организовать в городе партийную школу. Позднее завод посетили и деятели Уралобкома: в конце мая приехал его председатель Н.Г. Толмачёв, а в июле по просьбе Вятского губернского комитета член комитета А.И. Спундэ. Все они ожесточённо сражались с эсеро-меньшевиками в дискуссионных баталиях, которые зачастую едва не доходили до настоящих драк. Партийными рабочими-питерцами был укреплён и Воткинск[23].

Энергичные меры дали некоторый результат. Большевикам удалось несколько упрочить свои позиции, благодаря активизировавшейся агитационно-массовой работе и блоку с максималистами. Однако конфронтация с эсеро-меньшевистским Советом дошла до такой остроты, что дело завершилось вооружённым противостоянием.

Восстание левых эсеров в Москве, продвижение чехословаков; победа контрреволюции в Сибири и на Урале, поддерживаемая эсеро-меньшевиками, привели к тому, что большевики и максималисты, объединившись, с помощью вызванного из Казани отряда начали 17 июля аресты своих противников в Совете. В течение четырёх дней были арестованы лидеры Совета, члены оппозиционных партий, иных организаций. Их место занял большевистско-максималистский исполком. В нём было по 5 большевиков и максималистов, 1 левый эсер и 4 беспартийных, стоящих «на советской платформе». Одновременно были выведены правые социалисты из Воткинского Совета[24]. Однако неприкрытый переворот свёл на нет наметившийся было сдвиг в пользу большевиков в настроениях рабочей массы. Нужно добавить, что в городе по-прежнему существовали уже упомянутые проблемы: усугубляющаяся разруха, дороговизна, безработица, неустойчивость обстановки... Всё это окончательно подорвало симпатии к большевикам со стороны рабочих Ижевска. Их настроение после этого стало совсем безучастным.

В конце июля Ижевск и Воткинск посетили начальник политотдела 2-й армии А.П. Кучкин, ответственный за передвижение войск Галкин и командир Бирского полка И.С. Чернядьев. Их задачей было сагитировать рабочих пойти в Красную Армию. Но, как позже они признавали, их выступления были бесполезны — большая часть рабочих была или равнодушна или предпочитала идти за оппозиционными партиями. Вот как описывал он результаты митинга в Ижевске:

«Когда ораторы, надрываясь, заканчивали лозунгами свою речь, в ответ было молчание. Аплодировали единицы. Спокойно выслушивали рабочие ораторов, спокойными оставались и к их призывам. Только немногие выкрикивали:

“Не надо было задержать чехов! Пусть бы ехали на Дальний Восток — тогда бы не было и войны!.. Сами коммунисты виноваты! Идти брат на брата войной — не дело это!..”

И совсем-совсем жидко, робко раздавались голоса: “Идти надо на фронт! За бабьими юбками добра не дождёшься!.. ”

Ораторы из максималистов пользовались успехом. Им аплодировали. Максималисты делали резкие выпады против большевиков, вносили “коррективы” в их действия, тактику и программу. Однако считали их своими друзьями, а правых эсеров и меньшевиков — врагами. Но когда максималисты призывали идти на фронт — над ними масса издевалась, смеялась»[25].

Незначительным большинством прошла резолюция о поддержке Советской власти. После митинга добровольцем записался лишь один 18-летний рабочий, над которым все смеялись, расходясь с митинга, да ещё несколько желающих у военкома, которым не хватило смелости записаться на митинге.

Не намного лучше пошло дело в Воткинске.

«В Воткинске мы устроили два митинга: один на заводе для рабочих, другой для всего населения на площади. Рабочих собралось на широком дворе завода тысячи две. Говорили мы с крыши. У Галкина болел глаз, и ему пришлось забинтовать его. Получилось впечатление, что он ранен в голову. Это придавало вес.

“Прямо из сражения да сюда, — говорили в толпе. Это — настоящий фронтовик”.

Галкину масса сочувствовала и его выступления были более успешные, чем выступления других ораторов из большевиков. Здесь рабочих, сочувствующих большевикам, оказалось больше, чем в Ижевске. Здесь нас встречали и провожали с трибуны более тепло, чем там. Особенно верили анархисту из Судженки. Он проехал всю Сибирь, видел расправы чехов и белогвардейцев над населением и рассказывал на митинге ужасы. Эти ужасы приводили часть рабочих в трепет и негодование. Наши резолюции о поддержке соввласти прошли здесь значительным большинством голосов, а добровольцев на фронт всё-таки не нашлось, за исключением двух-трёх человек. Правда, некоторые записались после, но всё же это были, сравнительно, также единицы. Не того мы хотели!»[26].

Эти отрывки дают общее представление о настроениях рабочих. Основная масса их к тому времени была безразлична к происходящим событиям и разочарована в большевизме, следствием чего стала возросшая популярность других партий. В то же время далеко не все из рабочих были настроены к советской власти и даже большевикам настолько враждебно, чтобы подняться против них с оружием в руках. Их позицию скорее можно определить как позицию невмешательства. Отчасти равнодушие собравшихся к ораторам определялось неверием в их слова. Даже ижевские большевики смотрели на делегацию как на «представителей дезертиров, оставивших без боя Уфу, как на трусов, не могущих стойко биться с чехами».

В итоге в Красную Армию в Ижевске за весь период первой советской власти записалось всего 2 тыс. человек, что составляло около 1% рабочих. Для сравнения — в Пермской губернии эта доля составляла 3,9%, в Вятской — 6,8%, на Южном Урале 21,3%[27].

Для большего понимания, насколько угрожающей для большевиков была обстановка в Прикамье, следует кратко остановиться на стратегическом положении Поволжья и Урала в связи с чехословацким мятежом.

В конце мая вспыхнул мятеж чехословацкого корпуса, ставший причиной образования Восточного фронта. Чехословаки быстро овладели Сибирью. Части корпуса взяли Челябинск, поставив под угрозу советский Урал. Тем временем попытки советского командования препятствовать наступлению группы Чечека, взявшей в начале июня Пензу, потерпели неудачи. После боёв под Липягами чехословаки взяли Самару.

Чехословацким успехам способствовала внутриполитическая обстановка в регионе. На протяжении весны-лета 1918 г. по Уралу уже прокатилась волна рабочих волнений и восстаний. Одним из крупнейших был мятеж в Златоустовском уезде. В конце июня в тылу 3-й армии разразился мятеж нескольких заводов, включая такие относительно крупные как Кусинский и Саткинский. К восставшим присоединились русские крестьяне и башкиры, и число мятежников достигло 5 тыс. человек. В итоге, большевики, вынужденные оттянуть силы на подавление восстания, сдали белогвардейцам Златоустовский район.

Также неладно было и на фронте. 5 июля чехословаки взяли Уфу и через несколько дней соединились с войсками Войцеховского, оперировавшими в районе Екатеринбурга. Однако в Уфе регулярная армия появилась лишь недавно — до этого местные большевики и левые эсеры, делая ставку на «вооружение народа», организовывали милиционные отряды — «боевые организации народного вооружения». Боеспособность этих «боевых дружин» была ничтожна, и лишь в июне посетивший губернию член военного Наркомата Н.И. Подвойский приказал переформировать их в регулярные части: так была организована 2-я армия. Однако система «боевых дружин» с присущей ей партизанщиной фактически продолжала действовать — поэтому организовать отпор противнику такая армия не могла, и сдав город без боя, большевики быстро отступили. Захватившая город группа Чечека продолжила преследование красных по Волго-Бугульминской железной дороге. 13 июля чехословаки взяли Бугульму, а 22 июля — Симбирск. Таким образом создался широкий чехословацкий фронт: Пенза, Хвалынск, Сызрань, Самара, Симбирск, Бугульма, Уфа. От России была отрезана южноуральская армия Зиновьева, оставшаяся один на один с дутовцами и белобашкирами. Почти одновременно, 27 июля, группа Войцеховского взяла Екатеринбург, поставив под угрозу 3-ю армию.

Ижевск оказался в тылу, но его положение было крайне неустойчивым — город был оторван от основных советских сил и располагался между флангами 3-й и 2-й армий: последняя на тот момент находилась много западнее Ижевска. Так как наступление чехословаков создавало угрозу региону, 2 августа в губернии приказом вятского губвоенкома Малыгина было введено военное положение.

В августе 1918 г. командование противника также упорно пыталось занять Пермь. Нет сомнений, что в случае успеха им удалось бы обрушить фланг 2-й и 3-й армий и соединиться с Ижевско-Воткинским районом. Овладев регионом с большим количеством промышленных и людских ресурсов, они могли бы сильно расшить общий антибольшевисткий фронт в северо-западном направлении: от Казани до Вятки.

Не меньшую угрозу для Ижевска представляли боевые действия с чехословаками на территориях, располагавшихся к югу от Сарапула: в Мензелинском и Елабужском уездах. Часть их была уже захвачена противником, и существовала опасность, что он двинется дальше вглубь Сарапульского уезда. Одновременно в тылу Вятской губернии прокатился ряд восстаний. Одним из крупнейших стал «Степановский мятеж». В конце июля находящимся в южной части Вятской губернии продовольственным отрядам было приказано немедленно выдвигаться на фронт к Екатеринбургу. Не желавший подчиняться этому приказу 1-й Московский продовольственный полк, состоявший в том числе из московских рабочих, 8 августа, одновременно с Ижевским восстанием, поднял мятеж. Восстание возглавил один из его руководителей, бывший морской капитан Степанов, который организовал «Временное правительство Южного края», на короткое время овладел Уржумом и Нолинском и планировал соединение с ижевскими повстанцами. Вскоре разбитые, мятежники отошли в Казань, где примкнули к каппелевцам. Одновременно вспыхнули Царевококшайское и Яранское восстание. Летом 1918 г. в Алнашской волости подняли восстание крестьяне под руководством будущего командира Ижевской бригады полковника Молчанова, и вскоре повстанцы под его командованием перешли в Елабугу к белым.

Но переломным моментом стало взятие Казани 6 августа, которое отрезало Ижевск от Волги. Через Казань проходила Казанская железная дорога, соединявшая Сарапул с линией Агрыз — Вятские Поляны. В Вятских Полянах на тот момент располагался штаб 2-й армии. Взятие Казани тем самым ставило под угрозу фланг 2-й армии, и именно оно спровоцировало Ижевское восстание.

В результате большевикам пришлось ослабить собственные военные силы. 7 июля на фронт против чехословаков был послан отряд из 200 человек, в том числе партийная дружина в 68 человек. В конце июля после делегации Кучкина, ижевские большевики, несмотря на свои энергичные возражения, всё же постановили отправить имеющиеся у них силы против чехословаков. На фронт под Казань было отправлено 950 большевиков и максималистов вместе с сочувствующими, сотня штыков гарнизона с двумя орудиями. Несколько групп было послано и в 3-ю армию. Всего Ижевск и Воткинск дали до 2 тыс. коммунистов, рабочих, дружинников[28]. Ещё до этого часть сил (включая почти весь состав комитета комсомола) была командирована на Урал и на укрепление Вятского губпарткома, переживавшего острый кризис. Всё это, по сути, обескровило ижевских коммунистов — только Ижевская организация отправил на фронт три четверти своего состава.

Отлично понимая, что они подвергают себя большому риску, большевики перед отправлением отряда на фронт провели превентивные аресты в городе, а также арестовали около 50 активистов «Союза фронтовиков», включая его правление, и, в качестве заложников, 20 представителей местной мелкой буржуазии, отправленных вскоре в Сарапульскую тюрьму[29]. 25 июля начальник милиции Рогалёв потребовал прописки и регистрации всех жителей завода.

Однако впоследствии из-за колебаний большевистской верхушки, и в первую очередь, председателя Совета И. Пастухова, большая часть арестованных была освобождена. Среди отпущенных на поруки были и видные деятели офицерского подполья, в том числе полковник А.А. Власов. Уже в начале августа, по настоянию таких большевиков как Холмогоров и Жечев, переубедивших колебавшегося Пастухова, были произведены дополнительные аресты. Однако запоздалые меры дали время подпольщикам скрыться. Ижевская ЧК всего через несколько дней выпустила 15 арестованных за неимением улик[30].

Уже 23 июля в письме на имя наркома внутренних дел заместитель председателя исполкома большевик Холмогоров обосновывал необходимость усиления военной силы большевиков в Ижевске, так как, по его мнению, эсеры и меньшевики могут «свить гнездо» в городе и подбить рабочих на бунт. Он писал, что Ижевский Совет располагает «очень слабой реальной и ещё слабее политической и идейной силой...». В случае успеха в руки противников попадёт крупнейший военный завод, имеющий стратегическое значение, не говоря уже о том, что они получат громадное количество вооружения и возможность прорваться к чехословакам. Там же он указывал, что если накануне Октября ижевский пролетариат и мелкая буржуазия находились в пропорциях 60 к 40, то впоследствии из-за падения производства, увольнения рабочих и т.п. пропорция составляла 50 на 50[31].

Центр осознавал угрозу, но и он не мог своевременно оказать поддержку. На обращении была поставлена резолюция: «В информационный отдел для обращения самого серьёзного внимания и подыскания ответственных лиц для посылки, хотя бы из членов ЦИК. Всё это, конечно, надо сделать немедленно, если уже не поздно вообще».

К тому времени силы большевиков были совсем мизерными: в результате мобилизаций в городе осталось несколько десятков красноармейцев и 73 коммуниста, не считая милиционеров, максималистов, сочувствующих и пр. С такими силами встретили большевики день восстания...

---

Примечания

Предыдущая | Содержание | Следующая