Углубление международного разделения труда и сокращение экономического расстояния между странами, осуществляющееся в рамках глобализации мировой экономики, открыло возможность для привлечения на Запад дешевой иностранной рабочей силы в ранее неизвестных масштабах и породило новые формы занятости.

Открывшаяся технологическая свобода перемещения капитала и труда, товаров и услуг позволила развитым индустриальным странам Запада еще в 70–80-е годы XX века опробовать новую стратегию, реализующуюся в рамках неолиберальной идеологии, замысел которой заключался в сокращении социальных гарантий и уходе государства из сферы рынка. Содержанием новой быстро распространяющейся формы трудовых отношений, получившей название прекариата[1], стал неполный рабочий день и частичная занятость, игнорирование юридически закрепленных трудовых обязательств работодателя перед работником, расширение практики лизинга и аутсорсинга.

Реализация новых форм трудовых отношений стала возможна в условиях появления огромного количества незадействованного трудоспособного населения в странах «третьего мира». Вызвавшие его деградация сельского хозяйства и промышленности, а также ориентация экономики на экспорт были связаны со структурными изменениями в мировой экономике и напрямую вытекали из зависимости от Запада. По мнению Карл-Хайнца Рота, образование значительной армии резервного труда стало почвой «для всеобщего осуществления измененных трудовых отношений»[2], которое вначале происходит на периферии (сначала в Чили[3], а после и в других государствах Латинской Америки, Южной Африки, Ближнего Востока и Юго-Восточной Азии), а затем и в центре капиталистического мира.

Мигранты из стран Латинской Америки, Азии и Африки, а потом и из Восточной Европы, бегущие на Запад от безработицы и нищеты, оказались открыты для любой работы на любых условиях. С другой стороны, как отмечает профессор Лондонского университета Гай Стендинг:

«Возникло давление на зарплаты и соцпакеты в богатых индустриальных странах типа Швеции, Франции, Британии, Германии и США, поскольку мировое предложение рабочей силы утроилось буквально за ночь, с приходом на рынок Китая, Индии, а чуть позже России и всех остальных стран бывшего Советского блока»[4].

Эта ситуация позволила капиталу увеличить извлечение прибыли за счет оказавшегося теперь возможным демпинга зарплат, сокращения социальных гарантий и перераспределения безработицы путем дробления имеющихся рабочих мест.

Прекариат постепенно стал нормой, он охватил все слои, живущие за счет продажи своего труда — от потерявшего постоянную работу пролетария до служащего в отделе управления, от докера до web-дизайнера. К 2000-м годам, по мнению профессора социологии Мюнхенского университета Ульриха Бека, в Великобритании, «слывущей по части занятости землей обетованной», полный рабочий день имела лишь треть трудоспособного населения[5].

В России возникновение прекариата не было тесно связано с трудовой миграцией. В первые годы после распада СССР поток переселенцев состоял преимущественно из русских или этнических россиян (2/3 от общего числа мигрантов[6]), бегущих от национальной дискриминации, вооруженных конфликтов, безработицы и бедности из бывших советских республик. Экономические мигранты стали массово появляться в России только с 2000-х гг., когда в стране стал наблюдаться некий экономический подъем, но к тому времени местное население уже было знакомо с прекариатом.

Установление и развитие рыночных отношений на постсоветском пространстве в начале 90-х гг. повлекло за собой сокращение рабочих мест, заработной платы, обнищание населения и привело к его массовому уходу в неформальный сектор экономики (предусматривающий самостоятельное создание рабочих мест, негарантированную зарплату и случайный заработок). По мнению Марии Чехонадских в России «прекаритет как система трудовых отношений формировался стихийно и снизу». В своей статье «Трудности перевода: прекаритет в теории и на практике» она пишет:

«Прекаритет — форма творчества постсоветских безработных, вынужденных переизобретать собственную жизнь: инженеров, становящихся промоутерами фирмы Herbalife; челноков — жителей периферий, не имеющих высокой квалификации; учителей, создающих сети репетиторства; пенсионеров, гонимых милицией за создание стихийных продуктовых рынков; студентов, пишущих за деньги курсовые работы»[7].

Со временем прекаритет стал проникать и в «формальный» сектор экономики, вытесняя из него традиционные трудовые отношения. Наряду с россиянами в эти отношения оказались вовлечены и трудовые мигранты, правда, их положение оказалось более уязвимым.

В целом сегодня можно говорить о том, что прекаритет стал нормой трудовых отношений. Состоявшееся в этих условиях сокращение дистанции между национальным и иностранным рабочим заставляет по-новому взглянуть на их положение в классовой борьбе.

Сейчас проблема отношения к трудовым мигрантам становится острее с каждым днем. Мы становимся свидетелями антимигрантской истерии в обществе и государстве, воплощенной в погроме в Бирюлево, создании концентрационных лагерей для нелегалов, заявлений об отмене моратория на смертную казнь для мигрантов в Государственной Думе.

Актуализация вопроса трудовой миграции позволила обнаружить отход от принципа интернационализма рядом левых организаций и групп. Ими была продемонстрирована узость мышления и отсутствие определенной теоретической грамотности.

Левые ренегаты в лице КПРФ, еще задолго до событий в Бирюлево, высказались однозначно по проблеме миграции, потребовав ввода визового режима для граждан стран Средней Азии. В недавней статье, размещенной на официальном сайте партии[8], мигранты обвиняются не только в тлетворном влиянии на экономику России, но и само их присутствие расценивается как «опасное и вредное для рабочего класса страны, как падение общего уровня культуры и ухудшение морального состояния рабочих».

Автор статьи, Денис Парфенов (первый секретарь Ленинского райкома КПРФ г. Москвы), удивляется тому, насколько, по его мнению, близко образу современных выходцев из Средней Азии описание ирландских иммигрантов, данное Ф. Энгельсом в работе «Положение рабочего класса в Англии».

«Насколько точно оно во многом совпадает с тем, каким нам предстаёт сегодня облик гастарбайтера из бывших союзных республик», — пишет Парфенов, а затем цитирует Энгельса:

«Южный, легкомысленный характер, грубый нрав, ставящий его почти на одну доску с дикарём, его презрение ко всем человеческим наслаждениям, на которые он не способен вследствие именно своей дикости, его нечистоплотность и нищета…».

Но поскольку Парфенов демагог, он выдает желаемое за действительное. Приведенное им грубое и этически некорректное сравнение опровергается уже тем, что, несмотря на наметившуюся в последние годы негативную тенденцию, только 3% мигрантов в России не имеют образования[9].

Один из главных мотивов ввода визового режима у КПРФ — защита национального рынка труда. Аргументация этой позиции сводится в статье Парфенова только к одному примеру с сахалинским поселком Ноглики: «На 12 тысяч местных жителей здесь приходится около 8 тысяч приезжих». Необходимо обратить внимание, что вместо данных о конкуренции за рабочие места, указывается соотношение пришлого и местного населения. Откуда такое жонглирование фактами? Да от того, что реальная статистика, к которой мы обратимся чуть позже более подробно, утверждает обратное: мигранты сосредоточены преимущественно в сфере неквалифицированного труда, где конкуренция с местным населением фактически отсутствует.

Вывод этой статьи амбивалентен:

«Партии предстоит вести повседневную кропотливую агитационную и разъяснительную работу, как среди соотечественников, так и среди мигрантов, способствовать повышению их классового сознания и способности к отстаиванию интересов людей труда. Одновременно с этим КПРФ необходимо последовательно предотвращать попытки подрыва этнокультурного баланса России, решительно противостоять попыткам замещения коренных народов нашей страны выходцами из ближнего и дальнего зарубежья».

Т.е. по логике КПРФ необходимо сначала повысить классовое сознание нелегала, а затем сдать его органам ФМС?

Непонятно и о каком «замещении народов» говорится в статье. Ежегодный прирост мигрантов в РФ составляет всего 200 тыс. человек. Согласно данным на 2011 год в России находилось 9 млн мигрантов, из которых чуть больше половины трудовые, а все остальные гости и студенты[10]. Не изменилась радикально картина и в 2013 году — в стране находится 11,2 млн мигрантов. Учитывая постоянно возрастающие масштабы миграции — цифра совсем небольшая. В Германии, например, в стране, далеко не мультинациональной при населении в 81 млн человек проживает 9,8 млн мигрантов[11].

Оставив вопрос об интернационализме на совести демагогов из КПРФ, необходимо заметить, что в приведенной статье так и не нашлось место объективному подходу к проблеме. Взваливая ответственность за политические и экономические проблемы в России на «золотой миллиард» и нелегальных мигрантов, партия Зюганова, маскируясь под патриотизм, не более чем, как играет на шовинистских настроениях масс.

Статья КПРФ не единственный пример антимигрантских настроений в левой среде. В интернете, прежде всего в социальных сетях, можно было наблюдать, как угроза мигрантов организовать контрмитинг в ответ на проведение «русского марша» в ноябре 2013 года[12], породила дискуссию среди левых маргиналов. Значительная часть участников этой дискуссии высказалась против поддержки требований иностранных рабочих и присоединения к ним.

О парадоксально негативном отношении к мигрантам, свидетельствуют и некоторые публикации «левых» авторов. Вот, например, цитата из одной такой: «Они воровали электроэнергию и воду, подключившись к городским сетям, они выбрасывали бытовой мусор в близлежащий овраг, загрязняя нашу столицу», — жалуется автор заметки под названием «Нелегальная миграция как образец толерантности»[13]. Его позиция в отношении иностранных рабочих следующая: толерантность в отношении мигрантов играет на руку капиталистам. Отказ от нее может только сказаться положительно на самих мигрантах.

В другой статье, размещенной на сайте http://red-sovet.su, некий Lenin-Kerrigan размышляя о мигрантах, приходит к заключению:

«…мигранты выступают в роли средства, оружия буржуазии, против пролетариата и классовой борьбы. То есть, мигранты, для пролетариата — являются несомненным злом, так они служат интересам не рабочего движения — а буржуазии. <…> Поэтому, правые националисты также заинтересованы в борьбе с буржуазией как и левые коммунисты. <…> Пока мы спорим друг с другом и расцениваем друг друга как политических противников, буржуазия спокойно продолжает доедать остатки нашей прекрасной Родины, эксплуатировать население и сколачивать миллионные капиталы на этой эксплуатации и приватизации некогда всенародной собственности[14].

Как видим, некоторые «левые» могут запросто отмахиваться от интернационализма, признавать местных рабочих пролетариатом, а иностранных, прибывших на заработки, не признавать таковым. Более того, видеть в них чуть ли не классовых врагов и искать союза с правыми.

Причина таких заявлений — банальное незнание теории у части левых, отсутствие гибкости в отношении к новым, ранее не знакомым проблемам, выдвигаемым временем. Неумение использовать мировой теоретический и практический опыт в итоге приводит к образцам деградации и дегенерации мышления у отдельных левых.

Если сделать некоторые обобщения, то можно заметить, что аргументы против мигрантов, выдвигаемые некоторыми «левыми» и не только, сводятся к следующим пунктам:

1. Миграция порождает конкуренцию с местным населением за рабочие места и приводит к снижению заработной платы;
2. Позволяет работодателю, нанимающему нелегалов, действовать вне правового поля, что негативно сказывается на бюджете (из-за отсутствия отчислений в него).
3. Мигранты более криминогенны по сравнению с местным населением.

Вначале рассмотрим, где в основном задействованы мигранты. Из отчета «Анализ практик трудовых отношений иностранных граждан (трудовых мигрантов) и их влияния на трансформацию трудовых отношений российских граждан» подготовленном «Центром социально-трудовых прав» совместно с «Центром этнополитических и региональных исследований» на основании проведенных региональных исследований в декабре 2012 — мае 2013 года, видим следующие распределение занятости мигрантов по сферам экономики:

«Основные виды занятости мигрантов: оптовая и розничная торговля; ремонт автотранспорта и бытовых изделий — 33,1%, строительство — 26,8%, коммунальные, социальные и персональные услуги — 17,0%. На иные виды экономической деятельности приходится 23,1% работников-мигрантов»[15].

В представленном отчете говорится об отношении местного населения к тем сферам труда, в которых преимущественно концентрируются мигранты, следующее:

«Местное население часто не очень охотно идет работать в строительство, торговлю, коммунальные и социальные услуги, на работу в гостиницах и ресторанах. Во-первых, это виды деятельности, в которых, как правило, ненормированный рабочий день, либо неудобный график работ. Во-вторых, в большинстве этих сфер занятости оплата труда ниже, чем других видах деятельности: среди занятых в гостиницах и ресторанах она составляет 64% от среднероссийской, в коммунальных и социальных услугах — 78%, в торговле — 88%. В-третьих, эти виды деятельности отличают особые условия труда, как правило, грязные, тяжелые, опасные, зачастую унизительные»[16].

Как видим, мигранты заняты на тяжелой работе с плохими условиями труда. Причем, они сами отмечают ее непопулярность у местного населения. По данным Елены Тюрюкановой в Москве «50% опрошенных мигрантов заявили, что на такой работе, которую делают они, работают только приезжие, поэтому конкуренции со стороны местных жителей они не ощущают»[17].

Нет конкуренции с мигрантами и за рабочие места в отраслях требующих особой квалификации. В отчете «Центра социально-трудовых прав» приводятся такие данные:

«Среди мигрантов существенно ниже, чем среди россиян, доля работников высшей и средней квалификации (группы 1–3 по ISCO-88): 4,3% против 19,0%, соответственно. Напротив, удельный вес неквалифицированных рабочих (ISCO-88) почти втрое выше, чем среди россиян»[18].

Слабая занятость мигрантов в сфере труда с высокой квалификацией вовсе не означает того, что сами мигранты не обладают необходимыми навыками, а скорее является следствием определенной политики работодателей в отношении иностранных рабочих. «Неквалифицированными рабочими работают 37,8% мигрантов с высшим и неполным высшим образованием»[19], — говорится в отчете «Центра социально-трудовых прав».

Кандидат исторических наук, научный сотрудник института этнологии и антропологии РАН Ольга Брусина в статье «Проблемы интеграции среднеазиатских мигрантов в России» приводит такие типичные примеры:

«Киргиз А.А., по образованию экономист, занимал в Бишкеке солидную должность в министерстве, однако заработки там составляли менее 50 долларов в месяц, что крайне мало для семьи с шестью детьми-школьниками. В Москве А.А. уже около 4 лет, он устроился на работу дворником с окладом 7–8 тыс. рублей, ему выделили небольшую комнату. А.А. очень доволен своим нынешним положением: нормальное жильё, спокойная работа, приличный заработок, часть которого он отсылает семье. <…> Бывший сотрудник банка в Бишкеке, экономист А.Т., киргиз, несколько лет назад приехал в Москву из-за очень низкой зарплаты в Киргизии. Занимается частным извозом, зарабатывает 10–12 тыс. рублей, снимает комнату»[20].

Если обратиться к данным о влиянии миграции на конкуренцию и безработицу в Европе, то и тут нет каких-то серьезных негативных последствий. В обзоре[21], сделанном европейской экономической комиссией ООН, даются следующие данные о влиянии мигрантов на занятость в странах Европы:

Исследование	Год	Страна	Воздействие на занятость
Gang and Rivera-Batiz	1999	ЕС-12	Слабая, но значительная позитивная связь между вероятностью безработицы и плотностью населения иностранцев
Gang and Rivera-Batiz	1996	ЕС-12	Позитивная, но незначительная связь между вероятностью безработицы и плотностью населения иностранцев
Hunt	1992	Франция	Увеличение доли иностранцев на 1 процентный пункт повышает уровень безработицы среди местных жителей на 0,2 процентных пункта
Mühleisen and Zimmermann	1994	Германия	Отсутствует значительное воздействие доли иностранцев на вероятность безработицы
Villosio and Venturini	2002	Италия	Неопределенные признаки для обоих показателей: риски вытеснения и вероятность вступления на рынок труда
Winkelmann and Zimmermann	1993	Германия	Отсутствует значительное увеличение роста безработицы среди местных жителей
Winter-Ebmer and Zweimüller	1994	Австрия	Увеличение доли иностранцев на 1 процентный пункт повышает индивидуальные риски вытеснения на 1-1,1% (зарегистрированные мигранты) и на 0,1-0,4% (незарегистрированные мигранты)
Hofer and Huber	1999	Австрия	Увеличение доли иностранцев на 1 процентный пункт повышает индивидуальные риски вытеснения на 0,8%
Brückner, Schräpler and Kreynfeld	1999	Германия	Увеличение доли иностранцев на 1 процентный пункт повышает индивидуальные риски вытеснения на 0,2%
Pischke and Velling	1997	Германия	Слабая связь между долей иностранцев и уровнем безработицы с неопределенными признаками
Winter-Ebmer and Zweimüller	2000	Австрия, Германия	Увеличение доли иностранцев на 1 процентный пункт увеличивает (уменьшает) общий уровень безработицы на 0,002% (Австрия) и на 0,025% (Германия) и безработицу среди местных жителей на 0,25% (Австрия) и на 0,04% (Германия)

Как видно из таблицы, влияние мигрантов на безработицу в период с 1996 по 2000 г. в европейских странах было крайне несущественным. Ни в одном из случаев увеличение доли иностранцев на 1% не повлекло за собой к равному повышению безработицы.

Ту же ситуацию относительно влияния мигрантов на занятость в западных странах описывает Г.И. Глущенко в статье «Миграция и развитие: мировые тенденции»:

«…в соответствии с оценками исследования, проведенного X. Бонином, в Германии с 1991 по 2005 г. 10% увеличение числа мигрантов сопровождалось ростом безработицы среди местного населения лишь на 1,5 процентного пункта. Наиболее уязвимыми являются неквалифицированные работники; иностранцы, которые ранее обосновались в стране, старшие возрастные группы, обладающие низкой квалификацией, а также женщины»[22].

Автор приходит к выводу, что

«конкретные данные о негативном влиянии миграции на безработицу в сторону ее увеличения отсутствуют. Проведенные исследования не обнаружили жесткой корреляции между миграцией и безработицей. Мигранты занимают традиционные сегменты рынка труда (иногда ими же и созданные) либо смягчают имеющийся дефицит квалифицированной рабочей силы».

Другая точка зрения на нелегальную миграцию как на возможность, позволяющую работодателю уходить от налогов и тем самым оказывать негативное влияние на бюджет, тоже встречает определенные возражения. Обратимся к примеру США:

«Впервые проведенный на уровне штата Техас всесторонний финансовый анализ реально отразил влияние нелегальной миграции на бюджет данного штата и развитие его экономики. В докладе отмечено, что 1,4 млн нелегальных иммигрантов в 2005 г. произвели стоимость на 17,7 млрд долларов США. При этом ими было отчислено 1,58 млрд долларов в бюджет штата, что почти на 0,5 млрд долларов превосходит сумму, полученную ими в форме различных социальных услуг»[23].

Но такая ситуация характерна не только для США. Вклад мигрантов в Российскую экономику в 2010 году составил около 100 млрд долларов[24], что в 5 раз больше, чем было вывезено. И это только вклад легально работающих мигрантов.

Что касается преступности мигрантов, то на основании данных с официального сайта МВД России, можно говорить, что в период с 2003 по 2012 года она не превышала 3,2% от общего числа совершаемых преступлений[25]. Это совсем другая цифра, нежели обычно преподносимые нам средствами массовой информации «половина» преступлений.

Таким образом, конкуренция между мигрантами и местным населением несущественна. Мигранты, как правило, занимают пустующие ниши труда с неблагоприятными условиями работы и низкой квалификацией, не пользующиеся популярностью среди местного населения. Влияние мигрантов на оплату труда местных рабочих также невелика. На предприятиях, где используется труд россиян и иностранных рабочих, различия в оплате труда отсутствую вовсе.

Однако условия труда мигрантов отличаются от условий труда россиян. По данным «Центра социально-трудовых прав» только 53,1% легальных мигрантов имеют трудовые договоры, среди работников распространен двенадцатичасовой рабочий день, больничный оплачивается только каждому пятому, распространены задержки оплаты труда[26]. Интересно, что наиболее близки к положению мигрантов оказываются россияне, приехавшие на работу из других регионов страны (всего их насчитывается 1,8 млн человек[27]). Именно среди мигрантов и приезжих россиян чаще всего встречается отсутствие трудовых договоров, которые либо заменяются гражданско-правовыми договорами, либо устной договоренностью. Доля устных договоров среди местных — 19,3%, маятниковых мигрантов-россиян — 41,5%, регионалов — 26,5%, среди легальных мигрантов — 32,6%, нелегальных — 58,4% (остальные нелегальные мигранты работают на основе не имеющих силу договоров)[28].

Кроме того, приезжие российские работники, так же как и мигранты, чаще всего сталкиваются с необходимостью работать более 8 часов в день. Принуждение к работе под угрозой невыплаты зарплаты или неполной выплаты встречается у 20,5% иностранцев и у 13,1% российских граждан.

Следовательно, можно сделать вывод, что прекарный труд стал нормой трудовых отношений в современной капиталистической системе: в меньшей мере ему подвержены местные рабочие, имеющие трудовые договоры, в то время как приезжие из регионов и иностранные мигранты (последние в большей мере) часто сталкиваются с нарушением трудовых прав, с невозможностью получения социальных гарантий.

Должны ли левые в сложившихся условиях оказывать поддержку мигрантам и если да, то зачем? Еще В.И. Ленин писал о необходимости сближения

«пролетариев и трудящихся масс всех наций и стран для совместной революционной борьбы за свержение помещиков и буржуазии… только такое сближение гарантирует победу над капитализмом, без которого невозможно уничтожение национального гнета и неравноправия»[29].

Европейский опыт показывает возможность взаимодействия левых с иностранными рабочими. Пионерами в этой области, еще в 1980-х гг., стала ультралевая французская группа Action Directe. Ее лидер, Жан-Марк Руйян в интервью организации Роте Хильфе вспоминал:

«В то время как традиционные левые с их вечным пафосом упорно держались за “национальный класс”, нам в ходе дебатов и практики “автономных” протестов стало ясно, что появился новый классовый субъект. Эти “автономные” протесты были тесно связаны с прекаризацией пролетарской молодежи и фактом появления на сцене детей второго поколения иммигрантов.

Коммунистическая и антиимпериалистическая борьба сохраняли здесь более тесную связь чем где бы то ни было еще. И особенно сильно она проявлялась в эпоху глубоких преобразований основного классового субъекта: от традиционного рабочего эры фордовского конвейера — к прекарному транснациональному рабочему неолиберальной фазы капитализма. Наша тактика как коммунистической герильи опиралась в первую очередь на социальный класс, который выдвинули на передний план суровые тенденции империализма: прекаризацию и глобализацию»[30].

Сотрудничество между европейскими левыми и мигрантами продолжается до сих пор. Это заметно, например, из их последних совместных выступлений в Греции и Германии. Немецкий активист молодежного антикапиталистического движения Томас Зайберт подтверждает наличие этой связи в Германии:

«В истории немецкой иммиграции можно выделить три поколения. Представители первых двух поколений довольно пассивны. Среди них есть и профсоюзные активисты, и члены политических партий, но это скорее исключения. А вот представители третьего поколения иммигрантов как раз очень активны. Они уже родились в Германии, они восприняли левые ценности и объединились в довольно сильные левые организации»[31].

Об этом же говорят и греческие анархисты:

«Несколько проще анархистам работать со вторым поколением мигрантов. Они выросли уже в Греции, вместе с греческими подростками, свободно говорят по-гречески, практически — это те же греки, только кожа другого цвета. Кстати, вряд ли большинство из них считает себя мусульманами, во всяком случае они не особо заморачиваются по этому поводу. Но в какой-то момент они приходят устраиваться на работу и — оп! — выясняют для себя, что в глазах работодателя они — вовсе не греки, так что их шансы найти работу гораздо ниже»[32].

Греческие анархисты убеждены в том, что «чисто национальное движение греческих рабочих, отделенное от рабочих мигрантов, будет во вред».

Необходимо отметить, что сотрудничество с мигрантами в Германии и Греции это дело не одних леваческих групп. К нему подключены и крупные организации, такие как, например немецкий Анархо-Синдикалистский Свободный Рабочий Союз (FAU-IAA) или Всерабочий боевой фронт Греции (ПАМЕ). Вместе с тем в Европе есть множество левых организаций и профсоюзов, которых не волнуют положение и права мигрантов.

В России «Профсоюз трудящихся-мигрантов» имеет тесные связи с Межрегиональным Объединением Коммунистов (МОК), Рот-Фронтом, РКП-КПСС.

Тем не менее, подавляющая часть мигрантов остается не вовлеченной в профсоюзные организации и левое движение. Поскольку в России еще не появилось второго поколения мигрантов, то взаимодействие с теми, кто находится здесь сейчас, требует особых усилий. Нет тут и анклавов мигрантов, которые могли бы стать в перспективе очагами социальной напряженности. Александр Желенин пишет:

«Практика показывает, что в России нет сельских или городских районов, в которых жили бы крупные замкнутые в себе национальные диаспоры, особенно выходцев из государств Центральной Азии — бывших республик бывшего СССР»[33].

Иностранные рабочие находящиеся сейчас в России, имеют разный интеграционный потенциал. Ольга Брусина утверждает:

«в основном трудовые мигранты приезжают в Россию временно, их цель — накопить денег для своей семьи, хозяйства и вернуться на родину. Гораздо меньшее число выходцев из Средней Азии стремится закрепиться, интегрироваться в принимающее общество и остаться здесь на постоянное проживание»[34].

Их слабое стремление влиться в российской общество зависит, по мнению Брусиной, от ряда факторов:

«Во-первых, наличие у подавляющего большинства семей, оставшихся на родине, во-вторых, то, что в России их основной круг общения ограничен, как правило, маленькой группой сородичей и земляков, которая часто формируется еще на родине до отъезда. Также одним из определяющих факторов является задуманная цель приезда (у подавляющего большинства — временное пребывание для заработка) и связанная с ней практика постоянной отсылки полученных денег на родину»[35].

В целом, по данным другого исследователя трудовой миграции — Анны Моргуновой, из 40% постоянно проживающих в России мигрантов, остаться планирует лишь 1/3[36]. Как правило, это образованные молодые люди, не связанные обязательствами содержания родственников на родине и семьи, покинувшие свои страны из-за материальных обстоятельств или соображений безопасности[37]. Их социальный статус в России оказывается существенно пониженным, а дальнейшая перспектива социального продвижения довольна слаба. Логично, что наиболее перспективно выглядит взаимодействие активистов левых организаций именно с этой частью мигрантов.

Уже сейчас мигранты сталкиваются с трудностями интеграции в российское общество. Так, например, после событий в Бирюлево в Госдуму был внесен законопроект, ограничивающий доступ мигрантов к социальным услугам, таким как детский сад, школы, учреждения здравоохранения. Ограничения подобного рода, встречавшиеся еще до Бирюлево, не оставались безответными. В начале октября 2013 года мигранты пикетировали московский департамент образования, требуя принять их детей в дошкольные учреждения[38].

Между тем, не стоит игнорировать и проблемы временных мигрантов. Защита их прав должна стать условием доверия к левым организациям. Кроме того, нельзя отвергать той возможности, что опыт социальный борьбы, полученный временными мигрантами в России, может быть затем успешно применен ими на родине.

Итак, процесс международной трудовой миграции находится в тесной связи с меняющимися экономическими, политическими, демографическими, и социальными условиями.

Трудовая миграция оказывает разное влияние на страны центра и периферии. Ее воздействие проявляется в снижении избыточного давления на ресурсы и занятость развивающихся стран, но так же приводит и к потере наиболее активной и трудоспособной части населения. Буржуазные экономисты выделяют как особый позитивный фактор трудовой миграции денежные переводы, которые совершают мигранты на родину. Они даже сожалеют о том, что эти деньги «не вливаются в экономику той страны, в которой они заработаны, а переводятся за границу»[39], так велик их объем. Но вопреки неолиберальным сказкам эти переводы не оказывают существенного влияния на экономику стран экспортеров труда, поскольку не прямо инвестируются в нее, а потребляются населением.

Более того, на примере этих переводов хорошо прослеживается грабительская сущность тех отношений, внутри которых существует трудовая миграция. Капиталистам недостаточно той прибыли, которую они получают от использования дешевого и бесправного труда иностранной рабочей силы. Некоторые банки стали накладывать дополнительную 5% комиссию на денежные переводы и это несмотря на то, что по заверению ООН:

«в июле 2009 года члены Группы восьми договорились сократить стоимость международных переводов с 10 до 5 процентов в течение пяти лет (цель “5 за 5”) и расширить доступ мигрантов и их семей к финансовым услугам»[40].

В то же время, как видно из выше приведенных примеров, труд мигрантов оказывает в большинстве случаев позитивное воздействие на экономику стран импортеров. Но какой ценой? Мигранты лишены социальных и юридических гарантий и вынуждены заниматься тяжелым трудом за малое вознаграждение.

Следует отметить и тот факт, что миграция оказалась частью экономической стратегии, под воздействием которой произошла прекаризация трудовых отношений населения западных стран.

Трудовая миграция, таким образом, является одной из сторон неолиберального плана, цели которого заключаются в сохранении зависимости стран периферии от центра и возможности извлечения прибыли путем сокращения социальных гарантий трудящихся вне зависимости от их места проживания.

Результатом интеграции постсоветского пространства в мировую капиталистическую экономику (в ее периферийную часть), происходившей на фоне деиндустриализации и сокращения рабочих мест, стало возникновение прекарных отношений, а затем развитие миграции из менее развитых его частей в более экономически перспективные (прежде всего в Россию).

Сохранившаяся часть советских промышленных предприятий и высокие цены на энергоресурсы способствовали более удачному положению России относительно других бывших советских республик. В то же время наличие собственного технологического комплекса избыточно для положения государства в структуре мировой капиталистической экономики.

Значительная доля людей с высшим образованием, убыль численности населения, а так же отсутствие исторически устоявшихся связей с более развитыми государствами (как, например, между бывшими колониями и метрополиями) налагает ряд особенностей на развитие трудовых отношений в России в полупериферийных условиях. Потерявшие работу из-за ликвидации предприятий или не нашедшие занятости по своей специальности, как правило, концентрируются в третичном секторе экономики, а не мигрируют за границу или пополняют сферу неквалифицированного труда, как это обычно происходит в периферийных странах. Как отмечает Р. Капелюшников:

«уже сейчас в России двое работников из каждых трех имеют либо высшее, либо среднее специальное образование. И доля обладателей вузовских дипломов будет только расти, причем ускоренными темпами. По моим прикидкам, лет через 30 каждый второй российский работник будет иметь высшее образование. Трудно поэтому представить, что в стране, где половина работников будут иметь дипломы вузов, найдется много желающих занимать неквалифицированные рабочие места»[41].

В существующих условиях местные, как и мигранты подвержены развивающейся прекаризации трудовых отношений. Сокращение дистанции между ними в условиях труда с одной стороны и отсутствие конкуренции ведет к необходимости выдвижения общего требования, направленного против прекариата.

Взаимодействие с мигрантами, вовлечение их в классовую борьбу должно стать неотъемлемой частью сопротивления капиталистической системе и навязываемой ею новой разновидности эксплуатации.

Левые группы и организации должны проводить работу среди трудовых мигрантов по сплочению их в профсоюзы, выпускать брошюры и листовки об их правах, не оставлять без внимания случаи нарушения трудовых прав мигрантов, разъяснять местному населению, что иностранные рабочие не являются для них конкурентами. На работу с местным населением необходимо обратить особое внимание, поскольку по западному опыту известно, что именно национальный рабочий склонен винить в потере своего прежнего статуса мигрантов, именно среди рабочих особо быстро развивается ксенофобия[42].

Классовая солидарность трудящихся не раз портила кровь мировой буржуазии, поэтому капитал всегда стремился ослабить пролетарские движения и разъединить рабочих, сея между ними вражду. В настоящий момент с этой же целью российская буржуазия при поддержке государства спекулирует на теме трудовой миграции, разжигая антимигрантскую истерию и националистические настроения в обществе. На эти действия рабочие, вне зависимости от того, местные они или мигранты, должны ответить установлением единства в борьбе против капитала, поскольку именно он является их единственным подлинным врагом.

Происходящая прекаризация труда лишь полнее раскрывает интернационалистскую сущность рабочего человека. Левым стоит понимать, что слова Маркса о том, что «рабочие не имеют отечества», в условиях глобализации звучат актуально как никогда.

---

По этой теме читайте также:

---

Примечания

Имя
Email
URL
Отзыв