Сначала я вообще не хотел ничего писать о фильме Алексея Германа «Трудно быть богом»: довольно скучный, откровенно провальный фильм — неудивительно, что автор бесконечно откладывал премьеру. Конечно, на безрыбье российского кинематографа даже Звягинцев в режиссёры вышел[1], а Герман как-никак автор именитый. Но фильм-то получился абсолютно никакой. Потому я считал и хвалебные, и ругательные отзывы слишком преувеличенными и был убеждён, что говорить совершенно не о чем.

Но тут журнал «Скепсис» опубликовал рецензию Елены Патяевой «Трудно жить в реальности», и я решил, что стоит высказаться. Как писал Честертон, «На плохих людей не рассердишься. Но когда хороший человек ошибается, вытерпеть это невозможно». Всё-таки «Скепсис» это не какая-нибудь «Афиша», а хороший левый журнал (безо всяких кавычек).

Итак, Елена утверждает, что фильм рассказывает нам про реальность «Настоящую, неприкрашенную, беспросветную». Но хочу напомнить, что всякое художественное произведение (даже самое фантастическое и идеологизированное) что-то нам говорит о реальности, и одновременно всякое произведение (даже самое натуралистическое) является отражением идеологии автора, является художественной условностью. «Теории, будучи песнями, несут правду, но не о сути вещей, а о певце», — сказал Ортега-и-Гассет и был отчасти прав. Вот и «реальность», показанная в фильме, является представлением Алексея Германа о том, как устроен мир.

Как же устроен мир по Герману? Устроен чудовищно: жестоко, страшно, тошнотворно, грубо — в общем, некомфортно. Об этом уже все писали, поскольку писать в данном случае больше почти не о чем: сюжет без знакомства с книгой не прочитывается, для актёрской игры из-за постоянно прыгающей камеры и невнятного звука места просто не остаётся. Так что все пишут про грязь. Например, Владимир Титов заявляет, что в фильме «Зацепиться не за что — мысль соскальзывает, точно нога с загаженной ступеньки»[2]. Иные эстеты, наоборот, хвалят фильм именно за то, что он не понравился остальным. Очевидно, что это конфликт между обыкновенными, «неискушёнными» зрителями, которые ожидают от произведения искусства чего-то приятного, и снобами, которые способны полюбить только то, от чего стошнит первых.

Но нас интересует третий тип зрителей, которые оценивают произведение с точки зрения заключённых в нём идей. Елене Патяевой фильм понравился потому, что он якобы «вырывает зрителя из обыденного оптимистического существования, заставляет его погрузиться в подлинную действительность», то есть нарушает буржуазную картину мира. Но давайте разберёмся, а противоречит ли показанная Германом «реальность» буржуазным представлениям о ней.

Мещанин бежит в мир утешительных иллюзий не потому, что они кажутся ему убедительными, а как раз потому, что его страшит и отталкивает окружающая действительность. Мещанин презирает мир бедных и обездоленных, даже если сам к ним принадлежит. Житель столицы представляет себе Российскую провинцию адом кромешным и шутит «Есть ли жизнь за МКАДом?» А провинциальные обыватели ему подхихикивают. Образ дикой, полуфантастической российской глубинки мы видели уже тысячи раз — и в фильме «Жесть», и в фильме «Бумер» и в фильме «Дочь». В столицах живут «прекрасные няни», а за их пределами начинается нескончаемый фильм ужасов! Вот почему современного обывателя не удивишь океанами грязи и дерьма: он убеждён, что мир за порогом макдональдса именно таков. И Герман не сгущает краски — он тоже попросту верит, что за пределами его комфортного бытия обитает жуткий хаос, который постоянно пытается в эту самую жизнь ворваться.

В конце концов, кто такой германовский Румата? Это не революционер-интеллигент, каким его замышляли Стругацкие, не агент будущего в настоящем. А интеллектуал, представитель богемы, который пытается в этом некомфортном, гадком мире как-то поуютнее устроиться: он играет на дудочке, выискивает на столе не сильно испачканный кусочек еды и периодически делает внушения своим слугам, чтобы они прибрали в комнате. Для лучших представителей современной богемы искусство тоже является эдакой отдушиной, игрой на дудочке, способом сбежать от оскорбляющей их обоняние реальности. Таков и сам Герман, такова жизненная и профессиональная позиция нашей творческой богемы.

Обратите внимание, какими Герман изображает других «резидентов с Земли». Напоминаю, у Стругацких это были пришельцы из Мира Полудня — коммунистического будущего. Таким был и Максим Каммерер в «Обитаемом острове». От жителей более отсталых планет земляне отличались ростом, отменным здоровьем, нравственными качествами. А что мы видим в сцене встречи землян у Германа? Это клоуны и болтуны, которые кривляются и паясничают, напиваются и пляшут. Это полностью деградировавшие люди, типичные тусовщики, но никак не те, кто намерен спасать человечество. Может быть, какую-то исследовательскую и даже прогрессорскую деятельность в Арканаре они и ведут, но это для них, скорее, нудная обязаловка, отчуждённый труд, а никак не дело жизни.

Финальный бой Германа-Руматы — это типичный анархический бунт взбесившегося буржуа (хоть и в средневековых декорациях). Существующий мир ему не нравится, а другого он себе вообразить не может, вот ему и хочется уничтожить всех и вся, да и себя в придачу. Это месть за свою несостоявшуюся личную жизнь, а не попытка помочь людям.

В финале нам показывают преображённого Румату. Румату-учителя, который пытается воспитывать людей. Вы думаете, здесь Герман ставит своего героя на путь преобразования действительности? Нет! Это известный риторический приём, который ещё в сороковые годы прошлого века разоблачил Адорно:

«Педагогическая мысль используется антиутопистами как уловка, чтобы препятствовать любым изменениям и в то же время выглядеть достаточно прогрессивными. Примечательно также и то, что подчёркивается необходимость длительного воспитательного процесса».[3]

Вот именно, длительного. И, желательно, подольше. То есть строительство нового общества произойдёт не благодаря восстанию вооружённых масс, а благодаря игре на дудочке и рассуждениям об отвлечённых истинах!

Прав был Алекс Артёмов, когда назвал Румату «размагниченным интеллигентом»[4]. Румата ощущает себя чужаком, не имеющим права браться за меч. Для Стругацких подлинный спаситель Арканара — революционер Арата, а Румата интересует их именно в силу его раздвоенности и его сомнений. Елена Патяева пишет, что Румата «не может <...> повернуть исторический процесс, совершить революцию в период реакции». Но не надо выдавать желаемое за действительное. Никакой революции кино-Румата делать не собирается. В лучшем случае, он согласен сыграть роль мудрого гуру, мирного просветителя.

Ни о каких революциях не помышляет и сам Герман. Он в стомилионный раз воспроизводит современное идеологическое клише: представляет революционера Арату одержимым честолюбцем, который ради личной власти готов шагать по головам. Для того чтобы заполучить в союзники Румату, Арата обманывает его и убивает ни в чём не повинную девушку. Герман всеми силами стремится снизить образ Араты, в котором Стругацкие видели единственную надежду для мира, погрязшего в средневековом мракобесии. Авторы книги были убеждены, что только через революции общество окончательно порывает со старым миром и прокладывает дорогу прогрессу. Но Герман намеренно отнимает у вымышленного им мира эту надежду — он искажает образ революционера. Зачем он это делает? Да затем, что он, как и все мещане, боится революций. Грязный мир насилия и жестокости ему дороже, чем реальная попытка этот мир изменить. Уж лучше он будет свысока поплёвывать на ничтожное человечество, да дудеть на дудке. А в более совершенном обществе такой Румата-Герман может оказаться просто ненужным. И это скорее всего.

Поймите, Герман не бог, а обыкновенный советский интеллигент, выродившийся в российского интеллектуала и предавший свои прежние убеждения. Не верите? Слово самому Герману.

«Мы изнасилованная страна, опущенная страна — вот что случилось. Ведь ничего страшного от того, что тебе в задний проход попал посторонний предмет, нету. Клизму людям ставят, врач их обследует. А когда это делает мужчина с мужчиной, а тот этого не хочет, то это психическая травма страшная. Я пытался расспросить, почему, как (с Авербахом, помню, сидел) — это необъяснимо. Но мы — опущенная страна. Царями, большевиками, Лениным, Сталиным, Хрущёвым»[5].

Это из интервью вскоре после премьеры фильма «Хрусталёв, машину!»

Вот, что думал Герман о своей стране и, в частности, о большевиках и Ленине, когда снимал свои последние фильмы. Эти слова Елена Патяева и «Скепсис» должны были бы счесть за личное оскорбление, если считают себя продолжателями дела большевиков! Такую концепцию Герман начал защищать фильмом «Хрусталёв, машину!» и ещё раз повторил её в «Трудно быть богом». Хорошо, не любит Герман свою страну и её народ, а для кого же он фильмы-то снимает? Об этом он сам сказал незадолго до смерти: «Мне Путин вручал премию, и я ему сказал, что снимаю фильм “Трудно быть богом” и что самым заинтересованным зрителем должен быть он»[6]. Там дальше ещё намёк есть о том, что Путин — это и есть Румата, который должен однажды «разочароваться в реформах». Теперь понятно? Ленин и большевики «опустили» Россию, а Румата-Путин должен её поднять. Идеологически это ничем не отличается от «Обитаемого острова» Бондарчука. Там тоже проводятся достаточно прозрачные параллели между гэбистом Путиным и тайным прогрессором Странником и абсолютно в том же духе извращается образ революционеров — как будто под одну копирку делали. И не удивительно. Прикрываясь именем «великого и ужасного» проще выколачивать деньги на свои проекты. А смотрит ли эти фильмы потом хоть кто-то ещё — не важно. Точно также подходит к кинопроизводству и Никита Михалков. Ведь не для нас с вами он снимал очередных «Утомлённых солнцем». Мы для этих «творцов» - грязное быдло, холопы.

Нас они готовы держать за дураков и при этом сами верят в сказочку про доброго царя и злых министров (хорошего Сталина и плохих генералов, правильного Путина и коррумпированых чиновников). «Да, страной управляют воры, но Путин-то за всё хорошее! Он просто притворяется одним из них, но скоро выхватит саблю из ножен и наведёт железный порядок!» — намекают нам режиссёры. И я даже не стану иронизировать по поводу способностей Путина подбирать кадры: уж столько лет у руля, а вокруг по-прежнему вор на воре. Я скажу ещё более простую вещь: в любом буржуазном государстве не руководитель формирует госаппарат, а аппарат выдвигает наиболее удобного и приятного для себя руководителя в качестве гаранта своей власти. «Ведомые ведут ведущих», как говорил Бертольд Брехт. А вот, что пишет Троцкий о причинах возвышения Сталина (можете смело применить эти слова и к Путину):

«Совершался напряженный искусственный отбор не лучших, но наиболее приспособленных. Общий курс свелся к замене самостоятельных и даровитых людей посредственностями, которые обязаны своим положением только аппарату. Как высшее выражение аппаратной посредственности и поднялся Сталин»[7].

То же самое и с Путиным. Это вовсе не абсолютный монарх, а макушка класса российской бюрократ-буржуазии. Причём не такая уж незаменимая макушка. На его месте четыре года успешно «отсидел» Медведев — кто-нибудь заметил разницу? Можно посадить в это кресло Прохорова, Навального, Ксению Собчак или Андрея Макаревича — ничего не изменится. Шестерёнки вращаются, поршни работают — welcome to the machine!

Кто-то скажет: «Ну, чего прицепился! Пусть фильм плохой и автор не лучше, но выводы-то Елена Патяева делает правильные». Елена пишет о том, что надо сообразовывать свои действия с объективной логикой исторического процесса, о том, что в период реакции необходимо вести подготовительную работу, которая может оказаться востребованной в период общественного подъёма. Но дело в том, что все эти выводы присутствовали в её голове в готовом виде и до просмотра фильма. Эти идеи она почерпнула из литературного первоисточника, а то и из политических статей на том же «Скепсисе». Разглядеть всего этого в фильме невозможно, потому что там всего этого нет. Из чего можно заключить, что герой Германа трудится для подготовки восстания? Да, он пытается просвещать рабов, но это чисто реформистские усилия. Герман сознательный контрреволюционер, и фильм его контрреволюционен. И мне хотелось бы напомнить всем левым о разнице между готовыми идеологическими схемами и исследуемым объектом, между «хотелками» и объективной реальностью.

А реальность такова, что не может существовать левого кино без соответствующей аудитории. В стране есть отдельные левые и огромная куча псевдолевых клоунов с буржуазной начинкой, и целое море обывателей с реакционными взглядами, среди которых попадаются высокомерные снобы-интеллектуалы. Для последних Герман и снимал своё кино.

Я понимаю, очень хотелось, чтобы появился наконец хороший фильм по произведению Стругацких, и вот мы «видим» в откровенно буржуазной картине нужные нам смыслы. Многие «левые» всерьёз уверовали в протестный потенциал фильма «Аватар»[8]! И это не частность, и не пустяк: такая форма идеализма даёт себя знать и в политике. Иные «левые» до сих пор верят в революционность российских рабочих, просто потому что сто лет назад они, видите ли, были революционны. Кто-то до сих пор таскается на митинги, просто потому, что и большевики-де митинги и демонстрации устраивали.

Не надо питать иллюзий в отношении отечественной богемы. Нам с ней не по пути.

Если же вам непременно хочется посмотреть хорошее отечественное кино, то смотрите советские фильмы (за исключением сталинистских идеологических поделок и формирующегося с 70-х годов масс-культа). Хоть бы и того же самого Германа. «Седьмой спутник», «Проверки на дорогах», «Мой друг Иван Лапшин». Эти картины могут рассказать о реальности гораздо больше.

Вы спросите, почему я признаю Германа автором отличных фильмов и одновременно отказываюсь признать его последнее творение, его «лебединую песню»? Очень просто. На том основании, что время является равноправным автором художественных произведений. Пока существовал СССР, который, пусть и формально, ориентировался на идеалы Октября, на гуманистические, небуржуазные ценности, в нём существовали и авторы, чьё творчество отвечало этим идеалам и ценностям. По мере деградации советского строя, деградировали и обслуживавшие его художники. После распада Союза советские писатели, журналисты, режиссёры, актёры, композиторы за редкими исключениями превратились из глашатаев социализма в певцов либерализма, национализма и православия. Герман не стал исключением. Он стал вполне заурядным либералом, повторяющим формулы антикоммунистической пропаганды. Таких у нас пруд-пруди.

Примечания