В связи со столетним юбилеем революции вновь оживились сторонники теорий заговора, якобы объясняющих события февраля 1917 года. Их главный тезис заключается в том, что Россия до Февраля якобы выигрывала Первую мировую войну, никакого голода и проблем с хлебом в столице накануне революции не было, и если бы не «заговор Гучкова» и других врагов трона, монархия с успехом справилась бы и с немцами, и с внутренними проблемами. Предлагаемая статья известного историка Б.И. Колоницкого в популярной форме развенчивает этот навязываемый в последнее время миф.
О продовольственном кризисе накануне Февральской революции
Очереди за продовольствием появились уже в 1915 г. // РИА Новости |
Павел Николаевич Милюков, профессиональный историк и видный деятель российской революции, в своей книге, посвященной реформам Петра Великого, так оценивал деятельность первого императора: «Ценой разорения Петр сделал Россию великой державой». Эпиграф для многих периодов отечественной истории.
В годы Первой мировой войны в России все чаще стали упоминать о голоде, первые упоминания о нем появились уже в 1915 г. Уже в октябре этого года весьма консервативно настроенный академик Алексей Соболевский писал: «Петроград находится уже несколько дней в голодах — сахарном, мучном, дровяном». Затем жители России заговорили о «форменном голоде», «настоящем голоде». Унылые продовольственные очереди стали постоянной чертой пейзажа многих городов.
С какого момента обыватель воспринимает «продовольственные трудности» как «настоящий голод»? В разное время, в разных странах, в разных культурах существует свой порог. Если бы житель столицы в январе 1917-го знал, что ожидает его в конце года, в 1918-м, 1919-м, в 1920-м, то он бы понял, что настоящего голода он еще не знал. Но люди не сравнивают свое положение с будущим. «Хуже быть не может!» — утверждение, подготавливающее общественные перевороты.
Продовольственный вопрос становился одной из центральных политических проблем, его обсуждали в Государственной думе и на страницах прессы. По стране прокатилась волна «голодных бунтов» (нередко их называли «бабьими»), продовольственных беспорядков, погромов булочных, пекарен и лавок. Бунтовщики и погромщики не умирали от голода, но эти беспорядки представляли огромную опасность для власти. «Маленький человек» с трудом мог понять причины этого кризиса. До войны Россия была одним из крупнейших экспортеров продовольствия, прежде всего зерна, а в результате военных действий вывоз существенно сократился. В стране был избыток продовольствия, а его не хватало...
Война привела к сокращению сельскохозяйственного производства. Лучшие работники были призваны в армию (в Московской губернии, например, 44% хозяйств осталось без работников-мужчин). Раньше они кормили страну, теперь страна должна была кормить их. Использование на сельских работах военнопленных и беженцев не очень помогло. Еще больший удар по хозяйствам нанесла мобилизация лошадей. Оставшиеся лошади нередко использовались для выполнения транспортных повинностей для нужд армии. Не хватало и простых сельскохозяйственных орудий — даже косы до войны ввозили из Австро-Венгрии, а завод в Вильно, производивший косы, оказался на территории, захваченной врагом. Импортировали и большую часть сельскохозяйственных машин, поэтому правительственные планы механизации сельского хозяйства, которая компенсировала бы недостаток рабочей силы, не могли быть реализованы.
Все же вплоть до Февральской революции было вполне достаточно продовольствия, чтобы прокормить Россию, однако оно не доходило до потребителя, признаки хлебного кризиса появились при избытке хлеба. Почему?
Железные дороги в ходе войны улучшили свою работу, но они снабжали огромную армию, численность военнослужащих превысила десять миллионов. Требования же военных к железнодорожникам все возрастали. Для подвоза продовольствия в крупные города не хватало вагонов, паровозов. Графики движения составов менялись, возникали гигантские заторы, поезда катастрофически опаздывали, несмотря на усилия специально уполномоченных чиновников. В европейской России вводили «мясопустные» дни, а в Сибири, у железнодорожных станций, гнили под открытым небом миллионы пудов мяса.
Но не только транспортные проблемы вызывали недостаток продовольствия. Крестьяне, помещики и торговцы придерживали запасы у себя. В условиях инфляции продавать товар имело смысл только в том случае, если обесценивающиеся деньги можно было быстро потратить. Однако страна столкнулась с товарным голодом. Это объяснялось и сокращением импорта, и мобилизацией отечественной промышленности, которая переориентировалась на военное производство.
В 1915 г. российская армия терпела страшные поражения. Главной их причиной был катастрофический недостаток оружия и боеприпасов. Немецкая артиллерия засыпала русские окопы снарядами, а русские пушки молчали. Для преодоления кризиса снабжения власти и организации предпринимателей лихорадочно пытались перевести на военные рельсы различные предприятия. Например, небольшая фабрика, производившая гвозди, переходила к выработке колючей проволоки — выпуск гвоздей сокращался. Крестьянин мог и желал купить гвозди, плуги, сельскохозяйственные машины. Но их не было — заводы работали на войну, в 1916 г. армия потребляла примерно 45% промышленных товаров, производившихся в стране, к тому же немалую часть потребляли государственные и общественные организации. Потребительскому рынку оставалось примерно 30% промышленных товаров. Отечественные заводы и фабрики не могли одновременно обеспечить и армию, и внутренний рынок. Импорт также не мог выправить ситуацию: имеющиеся транспортные ресурсы использовались прежде всего для провоза военных грузов. В 1916 г. армия снабжалась уже сравнительно неплохо, но цену за это пришлось заплатить немалую: по внутреннему рынку был нанесен страшный удар.
Правда, был вид товара, на который русский человек всегда готов был потратить деньги. Однако после начала войны власти запретили производство и продажу многих спиртных напитков, включая водку. Считалось, что в эпоху «священной войны» нация должна немедленно возродиться и побороть грех пьянства. Пьянство это сократило лишь на время, процветало самогоноварение, в ход пошли всевозможные суррогаты, но по бюджету был нанесен серьезный удар.
Страны Антанты злорадно поглядывали на Германию, импортировавшую до войны продовольствие. Противники немцев надеялись, что голод будет их надежным союзником. Однако немцы произвели тщательный учет всех имеющихся ресурсов, было организовано распределение еды по карточкам. Продовольствие реквизировалось и конфисковывалось. Это, конечно, не была большевистская продармия, но некий ее прообраз. Немцы туго затянули ремни, но держались, хотя недостаток питания сказался на здоровье населения, возросла смертность. Противникам Германии оставалось зло шутить: у немцев все хорошо организовано, даже голод. «Гениально организованный голод».
Но через некоторое время представители союзников, прибывая в Россию, задавали вопрос: «Отчего у вас снабжение продовольствием организовано так плохо?» Голод по сравнению с Германией был меньшим, но организован он был гораздо хуже.
Приоритетной задачей для России было снабжение продовольствием гигантской армии, потреблявшей в 1916 г. 50% товарного хлеба. Власти вводили твердые цены на продовольствие, прибегали к практике реквизиций. Наконец, в 1916 г. была введена хлебная разверстка — губернии должны были поставить продовольствие по твердым ценам и по заранее определенному плану. Терминология властей предвосхищала большевистский язык гражданской войны — чрезвычайные органы, главноуполномоченные, мобилизации («мобилизация пшеницы»), особые совещания, «хлебармия» — так называлась организация, ведавшая особыми заготовками для вооруженных сил. В разных городах появились свои продовольственные карточки.
Возник заколдованный круг: рыночная экономика не могла обеспечить армию, а чрезвычайные меры наносили новые удары по рынку. Армия получала продовольствие (иногда в минимальном размере и в ограниченном ассортименте) по твердым ценам, но тыл переплачивал за это, а иногда начинал голодать.
Чрезвычайные меры могла проводить твердая власть, но единства власти не было, продовольственная политика представляла собою смесь дирижизма и анархии. Военные уже с августа 1914 г. проводили свою продовольственную политику, гражданские власти — свою. Бюрократы спорили с общественными деятелями, местные самоуправления боролись со спекулянтами, кооперативы обещали спасти потребителя, а обыватель надеялся только на самого себя. В разных губерниях проводилась особая политика, местные власти запрещали вывоз продовольствия за административную границу. Сложившаяся неразбериха создавала огромные возможности для самых дерзких спекулянтов разного масштаба.
Параноидальное сознание военного времени подталкивало к особому «объяснению» причин нехватки продовольствия, понятному для всех: во всем виноваты предатели. Ходили слухи, что зерно тайно переправляется в Германию. Действительно, несмотря на противодействие властей, небольшие партии продовольствия через Скандинавию продавались посредникам, которые могли перепродать грузы врагу. Однако спекулянты и контрабандисты руководствовались собственными корыстными интересами, их действия никак нельзя представить как заговор могущественного противника. К тому же по сравнению с общим производством зерна этот нелегальный экспорт был незначительным (интересно, что вывозу русского зерна в Англию и во Францию, который продолжался во время войны, хотя это уже и не соответствовало экономическим возможностям страны, общественное мнение уделяло гораздо меньше внимания).
Обыватель был растерян. Пропаганда Антанты уже с конца 1914 г. твердила, что Германия страдает от голода. Как же мог враг держаться в течение нескольких лет? Слухи о нелегальных поставках все это легко «объясняли». Утверждали, что накануне захвата немцами русских городов и крепостей туда намеренно свозились огромные запасы продовольствия. Предатели якобы имели могущественных покровителей в «высших сферах», все чаще называли имя императрицы, спасающей свою родную Германию от голода. Порой молва называла ее «главным германским каптенармусом». В деревнях же распевали частушки: «Николай вином торгует, / Сашка булки продает, / Машка Трепову дает, / А наследник счет ведет».
Императору припомнили водочную монополию, пожилую, но молодящуюся вдовствующую императрицу обвиняли в развратном поведении (слухи безосновательно приписывали ей связи с разными государственными деятелями). Царицу же обвиняли в незаконной торговле хлебом... На нее же возлагали ответственность за дороговизну различных продуктов: «Дороговизна оттого, что государыня императрица отправила за границу 30 вагонов сахару».
Весной 1916 г. войска Юго-Западного фронта перешли в наступление. Начался знаменитый Брусиловский прорыв. Русские солдаты были вооружены, одеты, обуты, неплохо накормлены. Наступление не привело к решительной победе, но генералы встречали 1917 год с оптимизмом.
Однако за снабжение и вооружение самой большой армии в мире пришлось заплатить слишком большую цену. Экономика была дезорганизована, а страна обвиняла в этом предателей в высших эшелонах власти, всевозможные кризисы, в том числе и кризисы снабжения, описывались как заговоры врагов страны. Обострявшийся продовольственный кризис, воспринимавшийся как «голод», выявлял административную несостоятельность и некомпетентность властных институтов. В условиях же недоверия к властям разного уровня все эти проблемы политизировались, что способствовало возникновению революционного кризиса.
