Тема использования химического оружия в годы Гражданской практически не изучена. Долгое время внимание было приковано лишь к использованию газов при подавлении Тамбовского восстания. Только недавно начали появляться другие работы на этот счет, в основном, правда, содержащие пересекающиеся материалы[1]. Данная работа ставит целью как обобщить введенный в оборот материал, так и внести новый, еще неизвестный и тем самым выделить основные особенности использования химического оружия в Гражданской войне.

Во время Первой мировой отравляющие вещества (ОВ) быстро прошли развитие от кустарного применения до масштабного и опасного оружия. Основными способами химической борьбы являлись артобстрел химическими снарядами и газовые пуски. В России химснаряды производились с 1916 г. и делились на 76-мм и 152-мм гранаты (по терминологии того времени — 3-дм и 6-дм соответственно). По типу веществ они делились, как правило, на удушающие, слезоточивые (содержали смесь на основе хлора), медленно отравляющие (фосген с хлорным оловом) и скоро отравляющие (синильная кислота). Из-за слабости химической промышленности России основное производство удушающих средств сосредоточилось на частных предприятиях. В итоге большая часть произведенных снарядов были удушающими, т.е. с содержанием хлора, как правило, хлорпикрина. Значительная часть снарядов также была снабжена синильной кислотой, практически неприменимой в боевых условиях из-за быстрого рассеивания в атмосфере. Газовые баллоны /299/ делились на марки Е30 (емкостью до 30 фунтов сжиженного газа), предназначенные для кратковременных газопусков, и большие баллоны Е70 (до 70 фунтов).

Согласно докладу 10 августа 1918 г. начальника Главного артиллерийского управления (ГАУ), в Советской России имелось 270 тыс. химических снарядов в Москве и 125 тыс. в Тамбове, а на отделении Центрального склада удушающих средств в Очакове имелось примерно 57 тыс. пудов ОВ в 32 726 баллонах. Как оказалось позднее, данные не включали в себя еще ряд тыловых складов[2].

Сведений об использовании химбоеприпасов во время эскалации гражданской войны пока не имеется, хотя возможность этого совсем не исключена. По всей видимости, впервые ОВ стало проблемой для Красной Армии только с началом немецкой интервенции. Наступавшие немецкие войска, для которых это было продолжением Первой мировой войны, обладали большим техническим потенциалом, в том числе и военно-химическим. Имеются, например, сведения, что в Киеве на складе в Печерске немцы хранили баллоны с газами и химснаряды. Когда в июне 1918 г. произошел взрыв артсклада в Киеве, немцы боялись детонации газов, из-за чего ходили по городу с противогазами[3].

Сохранилось описание одного из эпизодов химатаки, произошедшего в марте 1918 г. на разъезде Злынка:

«Хорошо помню, как однажды мы покинули свою подвижную казарму в лесу и начали продвигаться вперед, рассыпавшись цепью по обе стороны железной дороги… Пройдя километра два, мы попали под артиллерийский обстрел. Огонь был редким и неточным. Немцы стреляли по заранее намеченным площадям химическими снарядами. Мы надели противогазы. Продвигаться в них стало еще труднее. Лишь немногие снаряды ложились в непосредственной близости от цепи, заставляя нас падать в снег. От разрывов поднимались клубы ядовитого темно-желтого дыма. Иногда снаряд прекращал свой пронзительный свист, не долетая до земли»[4].

В наличии противогазов у первых красных отрядов нет ничего неожиданного. Их производство в России было сосредоточено в основном на петроградских заводах «Респиратор» и «Противогаз», ликвидированных в 1918 г. (в связи с демобилизацией военной промышленности). Запасов вполне хватало для новой /230/ небольшой армии. При ревизии артимущества начальник ГАУ В.С. Михайлов докладывал Троцкому:

«1. Готовых противогазов имеется 587.000 шт.

в т.ч. в Москве — 350.000

в Петрограде — 150.000

в Тамбове — 87.000

2. Кроме того, имеется огромное количество противогазовых частей, в частности

в Петрограде 500.000 масок и 200.000 жестянок,

в Москве 700.000 масок и 600.000 жестянок»[5]

Причем не учитывались другие склады.

Неудивительно, что после немецкого наступления встал вопрос о возобновлении производства противогазов для снабжения гражданского населения. Вскоре запросы на противогазы начали поступать и из армии. Весь 1918 год армию регулярно снабжали противогазами. Неожиданно выяснилось, что реальная потребность в них выше плановой. В качестве примера стоит указать масштабы поставок на Восточный фронт:

— штабу и снабжению 3-й армии в августе-сентябре — 15 120 шт.

— артснабжению 5-й армии 3 сентября — 10 000 шт. 1918 г.

— артснабжению 2-й армии 30 октября — 13 200 шт.

— артснабжению 1-й армии 11 ноября 20 000 шт.[6]

Средний расход был исчислен в 30 000 шт. ежемесячно. Однако вопреки планам, за август-ноябрь 1918 г. было отпущено около 180 000 противогазов (по 45 000 в месяц), на следующие три месяца могло понадобиться еще столько же. При этом у ГАУ их оставалось только 260 000, а требования все продолжали поступать. В конце 1918 г. ГАУ поставило вопрос об организации противогазовой мастерской в Москве. В начале следующего года мастерская начала работать с выпуском в 1000 противогазов в день при расчете на 3000[7].

Такая потребность была вызвана тем, что «если будет признана только возможность газовых атак, то Армия должна быть снабжена противогазами, независимо от того, имели ли фактически место газовые атаки на каком-нибудь из фронтов»[8]. Поэтому противогазами были снабжены практически все фронты.

Но насколько эта угроза была реальной в Гражданской войне? Для этого надо рассмотреть применение газов на фронте в 1918–1919 гг. /231/

Сейчас трудно сказать, как проводилось снабжение химбоеприпасами РККА в это время — централизованных отпусков их из ГАУ в 1918 г. практически не было, но случались разные эпизодичные отправки. К тому же, насколько можно судить, войска на фронте активно использовали химснаряжение, эвакуированное в 1918 г. в тыл, в основном на Урал и в Поволжье. Видимо, именно с этим связан факт, что с Восточным фронтом связано наибольшее количество упоминаний о применении химоружия в боях Гражданской войны. Уже во время стычки 29 июня в с. Покровском выяснилось, что используемые красными снаряды начинены удушливыми газами[9]. Существуют свидетельства об использовании удушливых газов артиллерией 4-й армии под Вольском. По сводкам белых, красные стреляли химснарядами 28 августа при наступлении на с. Малый Яр и 12 сентября[10].

В белоэмигрантской мемуаристике есть любопытное описание одного из таких химобстрелов, который прошел 6 сентября 1918 г.:

«Пехота белых, пройдя станцию Привольская, продолжала цепями продвигаться в сторону города, находившегося от станции в 2–3 верстах, а наши две пушки стали на позицию недалеко от нее на большой поляне. Едва мы успели осмотреться, как около позиции и все ближе и ближе к ней начали рваться снаряды, но какие-то подозрительные. Раньше таких нам еще никогда не приходилось видеть. Не было того обычного взрыва, от которого всегда вверх летели столбы осколков и земли. Эти, ударившись о землю, лопались как-то особенно нежно и выпускали из себя довольно большой клубок желтовато-грязного дыма, который, гонимый ветром, быстро полз по земле, распространяя едкий неприятный запах. Батарея красных, стоявшая на позиции где-то вблизи города, возможно желая поздравить своего противника с блестящей победой, стреляла химическими снарядами, от которых у него не было никакой защиты. Снаряды ложились очень аккуратно, что показывало, что красные артиллеристы прекрасно видели наши пушки со своего наблюдательного пункта. Запах хлористого газа, шедший от рвавшихся снарядов, сразу привлек внимание нашего начальства и заставил его поторопиться отдать приказ орудийным номерам обоих орудий немедленно отойти от них и укрыться в довольно глубоком овраге, находившемся немного позади позиции, на которой стояли пушки. Но /232/ обстрел как-то быстро прекратился. По всей видимости, наступавшая на город наша пехота спугнула красную батарею с ее позиции, а другой она еще не успела найти»[11].

В свою очередь белые использовали газы при обороне Верхнеуральска в июне 1918 г. По дневнику Сводного дивизиона, всего за время боев под Верхнеуральском и Белорецком им было израсходовано 1232 шрапнели, 439 гранат и 684 удушливых снаряда[12]. Пожалуй, в тот период это было одно из наиболее масштабных применений химоружия.

Меньше примеров на других фронтах, но и на них стрельба удушающими снарядами встречается. Например, в начале июня 1918 г. высланный по Дону в Ростов матросский отряд постреливал по казацким станицам и отдельным группам казаков, которые, как предполагалось, принадлежали к повстанцам. «Так, по хуторам Матюшенскому и Рубежному огонь велся исключительно химическими снарядами, как сказано в отчете, “с целью нащупать неприятельскую батарею”. Увы, нащупать ее не удалось»[13]. В литературе встречается подробное донесение командира 1-й батареи 1-го дивизиона Латышской артбригады о боевых действиях с 24–28 ноября 1918 г. под Новохоперском. Чередуя огонь шрапнелью и химическими снарядами (по опыту Первой мировой это делалось для маскировки отравляющего эффекта), батарея рассеяла казачью конницу в лесных лощинах и так же отогнала вражескую батарею[14].

Любопытно, что применение отравляющих снарядов с обеих сторон отмечено и в «генеральной битве» войны — сражении под Орлом-Кромами: «В 14 часов 24 октября противник… сосредоточил сильный артиллерийский огонь по позициям 4-го латышского полка. За час он выпустил по 4-му полку 380 снарядов, в том числе 16 химических»[15]. В свою очередь красные тоже позднее обстреляли корниловцев и марковцев: «Батарея красных вела огонь по нашему взводу газовыми снарядами. Облачка розоватого дыма, однако, быстро таяли в морозном воздухе и не причиняли нам вреда»[16].

Конечно, определенное количество химснарядов могло быть доступно любой армии. Известно, что в начале июня 1919 г. петлюровцы стреляли ими под Проскуровым[17]. 14 июня 1919 года в экипаже бронепоезда «Генерал Дроздовский», шедшего от ст.Пологи до ст. Чаплино через занятый махновцами район, /233/ «были контужены и отравлены неприятельскими химическими снарядами три офицера и ранен один офицер»[18].

Существуют даже практически уникальный пример того, как в 1918 г. развивалась «химическая война» по обе стороны фронта на Северном Урале. В июле-сентябре 1918 г. красные части обороняли на Алапаевском направлении важный узел — ст. Егоршино. Борьба велась вдоль узких коммуникаций железной дороги, лесов и болот. Обоим сторонам регулярно приходилось штурмовать — оборона противника представляла собой систему окопов с пулеметами. Красные здесь регулярно применяли химснаряды. Сводка белых сообщала:

«…противник днем 8 августа открыл артиллерийский огонь из тяжелых и легких орудий и к вечеру при поддержке бронированного поезда густыми цепями повел наступление на левый фланг, а через полчаса значительными силами при поддержке артиллерийского огня химическими снарядами и броневика начал наступление и на правый наш фланг».

10 августа «противник временами доводит артиллерийский обстрел до степени ураганного. Часто обстрел ведется им химическими снарядами»[19]. 26 сентября красные обороняли д. Нижняя Синячиха на соседнем с Егоршинским направлением фланге, используя слезоточивые снаряды[20].

Были и жертвы, как показывают сводки Сибирской армии. По сведениям штаба, в конце августа была отравлена санитарка Марта Бахтеева, которая, впрочем, осталась в полку. 4 сентября сообщалось об отравлении газами прапорщика Гамакова[21].

Практически одновременно химснаряды появляются и у белых. В советской оперсводке от 30 августа 1918 г. сообщалось о противнике: «Снарядов достаточно. На каждое орудие приходится по 100 шт. химических»[22]. 16 сентября под Егоршино красные захватили трофеи: «9 пулеметов, 360 шинелей, подрывной аппарат и ящик с химическими снарядами»[23].

Очень любопытный пример одного из таких химобстрелов приводится в воспоминаниях краскома Пичугова. Его стоит привести целиком, тем более что он является также одним из наиболее подробных описаний в мемуаристике:

«Наутро, как только рассвело, белые снова начали артиллерийский обстрел. Но стрельба на этот раз велась как-то вяло, нерешительно, снаряды падали не по окопам, а за окопами в лесу. Разрывы и цвет дыма не были похожими на прежние. /234/

– Товарищ Пичугов! Чуете, как пахнет черемухой? — спросил меня телефонист Питерский.

– Черемуха цветет в мае, а сейчас сентябрь, — сказал я, не вникнув в смысл вопроса Питерского, занятый разбором оперативной сводки, полученной из штаба бригады. Питерский, оставив за себя напарника, не говоря больше ни слова, вышел из шалаша, в котором размещался штаб полка, и пошел к тому месту, где недавно разорвался снаряд. Вскоре он вернулся и заявил, что черемухой пахнет от разрыва неприятельского снаряда. Спустя немного его стало тошнить и появилась рвота.

– Нанюхался! — ворчал на него товарищ.

Тут же позвонил комбат Калинин и, ругаясь на чем свет стоит, сообщил, что белые обстреливают отравляющими снарядами и у него в батальоне уже несколько человек отравилось. Вслед за ним о том же сообщил и комбат 2 Косоротов. Противогазов у нас не было совсем, и вероломство белых застигло нас врасплох, я, откровенно говоря, растерялся и не знал, что делать. Отвести полк? Но куда? В тылу поблизости у нас не было подходящих рубежей. Позвонил Калинину, чтобы посоветоваться с ним.

– Что будем делать? — спросил я.

– Чепуха! — кричит он в ответ. — Мочим портянки, полотенца и носовые платки, у кого есть. Что твои противогазы. Фронтовики научили.

– Черт возьми, как это мне не пришло в голову,– крикнул я, обрадованный. Ведь в начале мировой войны у нас тоже были марлевые повязки, которые заменяли противогазы и защищали нас от некоторых газов. Я сейчас же дал указание сообщить об опыте 1-го батальона всем подразделениям.

Благодаря догадке старых солдат калининского батальона и своевременно принятым мерам потери от отравляющих веществ были невелики, но все же человек двадцать в разной степени получили отравление»[24].

Возможно, что использование газов красными было не случайным и связано с инициативой кого-либо из командования фронта или наличия здесь химснаряжения. Во всяком случае, в 3-й армии была химкоманда, о которой командование фронта сообщало в мае 1919 г.:

«…В настоящее время газовая команда имеется только в 3-й армии, куда Ревоенсоввост и просит направить 500 баллонов удушливых газов. В других армиях фрон/235/та газовых команд не существует за отсутствием специалистов и необходимого имущества...»[25].

Историю формирования команды еще предстоит выяснить.

«Химическая война» по обе стороны фронта продолжилась и в следующем году. Неизвестно, использовали белые свои химснаряды, или же часть химического имущества досталась им при поражении 3-й армии в конце года под Пермью. Однако уже в январе-феврале в советских сводках регулярно отмечается постоянное использование химснарядов белыми на Пермском направлении. К примеру, оперативная сводка от 23 февраля сообщала, что «в 20 верстах северо-восточнее Осы наши части с боем отошли на 3 версты. Противник при своих атаках применяет удушливые газы». А 19 июня в боях на Пермском направлении 3-я армия даже захватила у противника десять газовых баллонов[26].

То же было и у красных. 1 апреля красные на Глазовском направлении обстреляли «химическими снарядами, вызывающими слезоточение, д. Самково, что 16 верст западнее с. Путино»[27]. Сводка Сибирской армии сообщает также об ураганном обстреле частей химснарядами 25 мая[28]. Ясно, что это явно не единичные случаи.

На других же участках фронта подобной картины не отмечено, очевидно, из-за дефицита химбоеприпасов. Известно, что в Западной армии генерала Ханжина в июне 1919 г. имелось всего 378 шт. 3-дм химгранат, 3484 шт. с синильной кислотой и 195 шт. 6-дм химбомб[29]. Видимо, так же дело обстояло и у красных. Правда, с 1919 г. химснаряды начинают попадать в штаты боекомплектов артчастей. Один из примеров этого есть в воспоминаниях А.В.Белякова. После изучения на арткурсах в Москве химдела он был назначен в 25-ю дивизию, попав туда к апрельскому контрнаступлению:

«…определили меня при штабе на должность, которая называлась заведующий противогазовой обороной. В дивизионе о газах и противогазах никто и слышать не хотел: применение газов считалось маловероятным. Однако я сразу же составил заявку на химические артснаряды, и вскоре они стали поступать в мое хозяйство»[30].

Однако расходы в других армиях явно были невелики. Во всей 5-й армии в 1919 г. хранилось около 2000 химснарядов[31]. По отчету же начальника артснабжения фронта от 23 июля 1919 г., за первую половину месяца в 5-й армии израсходовано лишь /236/ 46 химснарядов[32]. Видно, что в целом случаи применения газов были малозначительны.

Однако из каждого правила есть исключение, и Северный фронт — единственный, на котором химоружие стало буквально нормой. Это связано с участием в вооруженной борьбе регулярных войск Антанты. Ставка на Северный фронт в планах интервентов была чрезвычайно высока, это привело к тому, что здесь ими был использован едва ли не весь накопленный арсенал оружия Великой войны: газы, ружейные гранаты, мины, авиация, танки и т. д. Вдобавок слабость коммуникаций привела к преимущественно позиционным боям. Широкий пласт документированных источников, как отечественных, так и иностранных, показывает значительную роль, которую сыграли «газы» на этом фронте.

Использование газового оружия со стороны белого Севера проводилось только с помощью британского вооружения — никаких трофеев подобного рода белые захватить не смогли. Однако и британские газы появились на фронте лишь весной 1919 года. Пока известен единственный предшествующий этому эпизод. В сводке штаба 6-й армии отмечалось, что «...был случай (27 августа) употребления противником снарядов с удушающими газами»[33]. По всей видимости, эти снаряды выпустила на Северной Двине английская канлодка, которая, по некоторым данным, обладала химическими снарядами[34]. По утверждению командующего союзными войсками Айронсайда, у фронта было достаточно 6-дм химснарядов, т.е. подходивших под калибр орудий канлодки.

С весны-лета 1919 г. резко возрастают поставки белым фронтам английского снаряжения, причем значительная его часть шла на Северный фронт. Не последнюю роль играли и мотивы возмещения технической помощи эвакуации войск Англии из России. Конечно, поставлялись и ОВ.

Была, впрочем, одна сложность — негативная реакция в обществе. Скрыть сам факт использования газов в России было невозможно — а оправдать его после широкой кампании обвинения немцев в использовании «смертоносных газов» затруднительно. К тому же в январе-феврале 1919 г. в Великобритании всерьез обсуждался вопрос о полном запрещении химоружия в связи с окончанием войны. /237/

Неожиданно на помощь англичанам пришли сами большевики. В начале февраля 1919 г. на стол командующего 6-й отдельной армией Северного фронта А.А. Самойло легли две оперсводки 3-й армии.

«20 января 1919 г....Пермское направление. Нами было занято с. Карагайское, но, после обстрела противником удушливыми снарядами, наши части, понеся потери отошли снова в в Усть-Лысьва....

8 февраля 1919 г....Пермское направление. В районе сел. Евгинское, что в 12 верстах восточнее Рождественское, неоднократные попытки противника перейти в наступление отбиты. Части 3-й бригады, расположенные в районе в 7 в. к северу от дер. Калинята (последняя на реке Пая), несколько раз в течение дня обстреливались химическими снарядами противника...»[35].

После их получения Самойло разослал 14 февраля циркуляр по армии с указанием: «Ввиду повторяющихся случаев применения противником на других фронтах снарядов с удушливыми газами, Командарм приказал еще раз подтвердить возможность применения таковых и на нашем фронте»[36]. Приказ этот действительно исполнялся. По документам красных, части 18-й дивизии выпустили с 13 по 30 января 1919 г. 50 шт. 3-дм химснарядов[37], батарея Кенигсвальда выпустила 26 шт.[38], 9 марта 1919 г. в боях за д. Выставка и 27 марта у д. Максимовской ей же выпущено 24 и 2 шт.[39]

Формальный повод был дан. Весной в палате общин началась бурная дискуссия об отправке на Север газовых боеприпасов. Один из сторонников этого, майор Гест, в середине мая заявил:

«Так как большевики уже употребляют на северном фронте ядовитые газы, то делаются приготовления к ответу им тем же оружием. (Возгласы одобрения). Принимаются все меры для защиты наших храбрых войск от бесчеловечных приемов советских войск»[40].

Лично Черчилль заявил в палате общин 29 мая: «Я не понимаю почему, если они сами применяют ядовитый газ, мы должны возражать против его использования против них… Это весьма оправданная и допустимая вещь — применить отравляющий газ против них»[41].

В действительности же «приготовления к ответу» были начаты намного раньше. Уже 27 января в Лондоне было получено не/238/проверенное и оказавшееся ложным сообщение майора Гилмора о том, что «большевики используют химические снаряды». Это было тут же использовано как предлог для наступления. 7 февраля 1919 г. в своем циркуляре Черчилль предписывает «использовать химические снаряды в полной мере, как нашими войсками, так и Русскими войсками, которые мы снабжаем»[42]. С открытием в конце марта навигации стала возможной и присылка химического снаряжения. 4 апреля командующий королевской артиллерией майор Делаге распределяет поступившие боеприпасы, в частности химснаряды, по орудиям. Предполагалось иметь их на легкую 18-фунтовую пушку — 200 шт., на 60-фунтовую — от 100 до 500, в зависимости от района, на 4,5-дм гаубицу — 300, на две 6-дм гаубицы в Пинежском районе было отпущено 700[43].

В итоге произошло около полусотни эпизодов применения химических боеприпасов на Северном фронте, в основном со стороны англо-белогвардейцев. Коротко остановимся только на некоторых примерах.

Одной из первых операций, в которых был применен химобстрел, стало наступление на Пинежском фронте 1–3 июня, когда интервенты пытались взять район Труфановой горы. 1–2 числа началась артподготовка наступления. Обстрел д. Усть-Пога производился из 6-дм и 18-фунтовых орудий и продолжался полтора дня. Было выпущено:

3 дм — 672 гранаты и 242 шрапнели,

6 дм — 916 гранат и 157 газовых,

18 фунт — 994 гранаты, 256 шрапнелей и 100 газовых[44].

Активный артобстрел не помог противнику — наоборот, ему же пришлось отступить. Не в последнюю очередь это произошло благодаря тому, что советский 160-й полк был полностью снабжен противогазами.

В завершающих сентябрьских боях, которые проходили под занавес эвакуации британцев, применение газовых снарядов играло немалую роль. К примеру, сводка 6-й армии по Шенкурскому району сообщает:

« Наши потери в 160 полку за бой 1 сентября... убито комсостава 5, красноармейцев 28, ранено комсостава 5, красноармейцев 50, контужено комсостава 3, красноармейцев 15, отравлено газами красноармейцев 18, без вести пропало 25. Захвачено 9 пленных, из них один англичанин… /239/...3 сентября противник обстрелял нашу левобережную заставу артогнем, выпустив до 200 химических снарядов. У нас отравлено газами 1 инструктор и 1 красноармеец...»[45]

Самые же масштабные случаи применения газов приходятся на августовские бои на Северодвинском и сентябрьские — на Железнодорожном фронте. Например, на части 155-го полка у ст.Емца «27 августа в 5 часов утра противник за два часа выпустил до 2000 химических снарядов с удушливыми газами... Наибольшие потери понесли артиллерийские батареи»[46]. В свою очередь красные бронепоезда также активно использовали химснаряды[47].

Особо стоит отметить наступление 10 августа на Северодвинском фронте в районе деревень Слудка — Липовец. Часть красноармейцев была отравлена, причем были пострадавшие и от иприта, синтезированного британцами в конце войны. Согласно британскому военному журналу, в этот день две 18-фунтовые пушки выпустили по красным 600 снарядов с ипритом, а затем — 240 со «слезоточивым газом» (судя по симптомам красных, с фосгеном) из 4,5-дм гаубицы[48].

Интересно, что на Севере использовалось еще одно ноу-хау Великой войны. В середине марта Айронсайд по совету капитана-химика Д. Хитчинга, полагавшего, что на фронте можно эффективно использовать газометы, запросил выслать в его распоряжение одну или две роты с газометами Ливенса и полуроту с 4-дм мортирами Стокса. Двумя неделями позже Черчилль сообщил в ответ, что высылка невозможна и предложил команду из 24 офицеров-специалистов с недавно разработанным средством — адамситом. Это были химические термогенераторы — специальные ядовитые «свечи», которые выпускали мышьяк в виде раздражающего носоглотку аэрозоля, от которого не спасали даже противогазы.

«...Черчилль колебался... Но не потому, что его пугала перспектива пустить в ход страшное химическое оружие. Заботило другое. “Уверены ли вы, — спрашивал он Харингтона, — что разумно обнаружить секрет нашего нового газа ради такого ограниченного употребления, какое возможно при ограниченном масштабе действий в Северной России?” Харрингтон ответил, что эксперты по газу из военного министерства высказались в пользу его применения на Севере России»[49]. /240/

Все же Военное министерство на всякий случай предупреждало Айронсайда: «Это совершенно секретное изобретение, но наверняка перестанет быть таковым сразу после его применения. Оно предназначено к использованию только в случае особой необходимости». Около 50 тыс. термогенераторов прибыли в июне в Архангельск. Предполагалось, что «свечи» должны бросаться наподобие гранат подготовленными пехотинцами в количестве 15–20 тыс. на одну милю фронта. Однако на испытаниях специалист-химик майор Томас Девис обнаружил, что на лесных участках это оружие малоэффективно. Газобаллонные атаки и широкое применение адамсита, таким образом, исключались. Использовали долгодневные газовые артобстрелы для создания устойчивой отравляющей концентрации. Правда, оставалась еще авиация:

«...Айронсайд отмечает применение отравляющего газа его силами в нескольких местах своего дневника; он не в восторге от его боевой эффективности, потому что, за исключением благоприятного ветра, газ мог быть использован только за фронтом неприятеля при помощи сброса с аэропланов…»[50].

Английскими техниками адамситовым «свечам» были добавлены стабилизаторы и носовой взрыватель. Всего было изготовлено около 1500 бомб, и вскоре они начали успешно применяться на фронте. За август-сентябрь было не менее десяти случаев их сброса[51]. Газы сыграли роль и в сентябрьском поражении красных. Сменивший Айронсайда генерал лорд Раулинсон высоко оценивал адамсит, который обращал в бегство целые части красных:

«Новый газ делает людей временно неспособными к сопротивлению, судя по вражеским солдатам, попавшим в госпиталь; смертельных случаев не было... Успех этих операций… был во многом обусловлен новым газом; он широко применялся посредством сброса бомб с аэропланов и оказывал весьма деморализующий эффект на врага»[52].

После ухода английских частей с фронта судьба белого Севера была решена. Тем не менее он продержался до февраля 1920 г., пока не рухнул под напором последнего наступления. В этот последний период ОВ продолжали применяться, хотя и менее активно. К примеру, в оперативной сводке 6-й армии с Мурманского участка фронта от 21 января 1920 года сообщалось: «20 января бронепоезд противника обстрелял ураганным артогнем позиции в районе желдороги и ст. Лижма, выпустив до 60 химических снарядов»[53]. Эти боеприпасы позднее достались красным. /241/

На Северо-западном фронте использование газов тоже было довольно частым. Прежде всего это касается немецких войск в Латвии в 1919 г. Характер латвийского театра военных действий, боевой опыт германской армии и большое количество современного вооружения также привели к тому, что и война на Латвийском фронте частично повторяла многие черты Первой мировой. Это касалось и химснарядов, которыми были снабжены немцы. Речь шла не только о старых запасах — несмотря на запрет, производство их в Германии так полностью и не прекратилось. Так, по свидетельству одного немецкого рабочего в апреле 1919 г., на его заводе продолжали производство вооружения, гранат, а также газовых бомб и противогазов[54].

Очевидно, первый крупный химобстрел был произведен немцами 12 апреля под советской Митавой (ныне — Елгава). Их бронепоезд выпустил более 300 снарядов с фосгеном по частям 3-й бригады 2-й латышской дивизии[55]. В результате были отравленные, однако в целом атака не удалась — красные были снабжены противогазами, к тому же помешала сырая погода[56]. Обстрел химснарядами был вполне в духе только что отгремевшей Первой мировой войны, однако отличался гораздо более слабым эффектом. За два года до этого, в январской операции под Митавой использование в течение 10 дней нескольких десятков тысяч химснарядов привело к безвозвратному выходу из строя 1019 человек[57].

Обстрел не остался без внимания. Вскоре в советских газетах появилось грозное обращение.

«Митава. Командующему германскими войсками

Близ Митавы по нашим войскам выпущено 300 химических снарядов. Передают, что согласно вашего приказа арестованы в качестве заложников под угрозой ареста 500 коммунистов, среди них 200 женщин и детей. В воскресенье, 13 апреля, ваш аэроплан обстрелял в Риге из пулеметов мирную похоронную процессию, среди участников которой оказались тяжело раненные. Мера жестокостей германского командования переполнена, и наши народные массы требуют принятия репрессивных мер в отношении местных представителей дворянства и буржуазии, и применения химических снарядов также и с нашей стороны. С большим трудом мне удалось приостановить исполнение этих требований, но я вынужден довести до вашего /242/ сведения, что при следующем вооруженном полете вашего аэроплана над Ригой, будут расстреляны не менее 25 представителей дворян, арестованных в качестве заложников, и что мы одновременно примем также меры против химических снарядов и других жестокостей ваших войск. О каких-либо переговорах не может быть и речи раньше, чем германское командование не изменит своей тактики. Если обстрел с аэроплана был произведен против желания командующего армией, то мы требуем примерного наказания.

Председатель советского правительства Латвии Стучка».

Угрозы не повлияли. Уже через два дня та же газета писала: «применение белыми ядовитых газов продолжается. Снова ими выпущено около 50 химических снарядов по нашему расположению»[58].

Впоследствии немецкие химснаряды неоднократно применялись во время месячной осады Риги армией П. Бермондт-Авалова. Один из свидетелей писал:

«В местах, где падали такие снаряды, воздух застилался диким черным дымом, отравляясь которым умирали находившиеся на улице люди и лошади. Там, где разрывались такие снаряды, камни мостовой и стены домов окрашивались светло-зеленой краской. Сколько было убитых, раненых и отравленных газами за все время бомбежки Риги точно сказать трудно, но во всяком случае, количество жертв бессистемного обстрела должно определяться сотнями»[59].

Впрочем, официальные сообщения о жертвах в Риге меньше на порядок:

«…до сих пострадали от бомбардировки Риги 45 мужчин, 19 женщин и 10 детей. Убитых зарегистрировано 16 мужчин, 4 женщины и 6 детей. Здесь же приняты в расчет те, кто был убит ядовитыми снарядами, а также легко раненые»[60].

Северо-Западная армия Н. Юденича сильно зависела в своем снабжении от иностранцев, поэтому, по нормам Первой мировой, она также имела определенное количество как химснарядов, так и противогазов. К лету 1919 г. начались британские поставки. 7 августа на французском пароходе «Жуазен» прибыло оружие и снаряжение, среди которого были 10 тысяч противогазов, 16 гаубиц, 16 скорострельных орудий, 6000 снарядов и пр.[61] В итоге, приблизительно с конца сентября, когда было окончательно перевезено имущество, бойцы СЗА начали массово получать противогазы, а в боекомплект вошли газовые снаряды. Можно с уверенностью сказать, что они применялись /243/ не единожды. Сведения об этом регулярно встречаются в советских сводках и белых воспоминаниях[62].

Как можно видеть из этих данных, в целом в 1919 г. удушливые газы были серьезным фактором только в регионах, тесно связанных с интервенцией, но на всех остальных фронтах их применение было эпизодическим и крайне незначительным.

Тем не менее, именно в начале 1919 г. в связи с запросами Наркомзема о посылке газового снаряжения на борьбу с сельхозвредителями в высших военных органах РККА началась дискуссия о вероятности применения химического оружия в новой ситуации и целесообразности его траты на мирные цели. 8 мая 1919 г. начальник Полевого штаба РВСР Ф.В. Костяев известил управление делами РВСР, что «случаи применения выпуска газов... возможны... для тех только участков фронтов, где боевые действия носят характер позиционной войны (Карельский перешеек)», поэтому считал достаточным «запас примерно 20 000 пудов» газов. Артком ГАУ также отвечал:

«…для активного применения газобаллонных атак требуется соблюдение одновременно стольких самых разнообразных условий, стечение которых вряд ли возможно при подвижном характере войны… Руководствуясь теми же соображениями, Всеросглавштаб не наш?л нужным формировать в настоящее время химические войсковые части для активного применения химических средств…»[63].

По вопросу применения химснарядов 17 июня состоялось межведомственное заседание Комиссии по применению удушливых средств на фронте, состоявшей из представителей Всеросглавштаба, ЦУС, Полевого штаба и ГАУ. Было решено:

«Применение стрельбы химическими снарядами признать вполне возможным. Принимая во внимание опыт истекшей войны, характер нынешней и расход химических снарядов за последние 2 месяца, Комиссия полагает, что имеющегося запаса химических снарядов хватит не менее как на год, а может быть и более…»[64].

Предполагалось, что в стране имелось 28 тыс. пудов газов в 16 тыс. баллонах, а также 8911 шт. 3-дм химснарядов и 8249 шт. 6-дм. Было решено не возобновлять это производство, а постоянно иметь запас 20 тыс. пудов газов; общая потребность в химснарядах определялась в 40 тыс. шт. в месяц[65].

Впервые вопрос обеспечения войск газовыми средствами встал только весной 1920 года, когда в секретариат Главкома ста/244/ли поступать тревожные вести с западного направления. Апрельские разведсводки сообщали, что польские войска готовятся к наступлению в районе Мозырь — Калинковичи, и планируют использовать удушливые газы, которые привезены в Лунинец. Сводка 15-й армии также сообщала планах наступления на Дисненском и Витебском направлениях «...с применением удушливых газов…»[66]. Эти известия заставили красное командование предположить, что вскоре противник использует химоружие, а значит, нужно защищаться. Артком ГАУ получил задание предложить меры «подготовительного характера для возможного применения средств газовой борьбы». Было решено произвести проверку и испытание пригодных химбоеприпасов, баллонов, противогазов. К тому времени на учете имелось 18 250 пудов газов, 16 896 шт. 3-дм химснарядов и 6843 шт. 6-дм (неполностью снаряженных — около 300 000 шт. 3-дм и 6-дм — 67 000). Но 29 мая Артком ГАУ, по сути, отказался от любой проверки, заявив, что если снаряды хранятся в соответствии с инструкциями, то в проверке они не нуждаются[67]. В итоге использование газов поляками действительно встретило войска «врасплох», хотя, к счастью, эти немногие стрельбы состоялись гораздо позже предполагаемого срока. Отголосок этой истории отразился в воспоминаниях С.М. Буденного. Рассказывая о сражениях своей конницы 26 июля 1920 г. на реке Стырь, он упомянул, как многие из его конников 14-й кавдивизии были отравлены: «Я донес во фронт о применении противником варварских средств войны. Одновременно послал Л.Л. Клюеву распоряжение немедленно, бронепоездом, доставить к линии фронта противогазы»[68].

Все это показывает, что проблема химического оружия большую часть войны была на периферии внимания центрального советского военного руководства.

По всей видимости, аналогично дело обстояло и у противников красных. К сожалению, данные о ситуации с химическим делом в белых армиях скудны и разрозненны. Например, сведения о химическом потенциале белых армий Южного фронта на данный момент почти отсутствуют. Лишь атаман П.Краснов упомянул, что в его армии был и химвзвод, имевший 257 баллонов с газами и 15 000 дымовых шашек[69]. Какова была его роль, неизвестно. Пока единственное упоминание о нем встречается в воззвании, неоднократно публиковавшемся в советских источ/245/никах:

«Из Новочеркасска доставлено напечатанное в местной типографии воззвание генерала Краснова, предназначенное к отправке на Царицынский фронт... Встречайте своих братьев-казаков колокольным звоном. Пойдут поезда и на Кавказ, и на Запад, и на Украину, и вы получите все, что вам надо, но знайте, что если вы окажете сопротивление — горе вам, вот я пришел, а вместе со мной 200 000 отборного войска и много сотен орудий; я привез 3000 баллонов удушливых газов, задушу весь край и тогда погибнет в нем все живое»[70].

Об остальных армиях Юга и этого сказать нельзя.

Любопытное отношение к проблеме прослеживается во время обороны того же Царицына от красных, когда вновь вспомнили о ядовитых газах. Автором идеи был офицер-артиллерист из английской миссии ген. Холмена при генерале Врангеле, ветеран Первой мировой Х. Уильямсон:

«Для того чтобы остановить наступление большевиков, на послеобеденном совещании я предложил использовать горчичный газ, которым оснащены специальные артиллерийские снаряды. На станциях было разгружено много снарядов с этим и другими газами, но до сих пор по политическим соображениям они не применялись — не только потому, чтобы не убить ни в чем не повинных крестьян, но и потому, что личный состав Белой армии весьма нервничал при обращении с этими снарядами. Поскольку потеря Царицына оказалась бы серьезным ударом по благому делу Деникина, представлялось, что наступил подходящий момент для использования этого очень мощного реагента. Газ был ужасным оружием, но он постоянно применялся во Франции с 1915 г. и все еще рассматривался как естественное приложение к войне, и обстоятельства, казалось, требовали того. Врангель с увлечением воспринял эту идею. Холмен тоже проявил энтузиазм».

Для ускорения дела Уильмсон сам занялся поисками снарядов на складах. Перемещения по обширной Донской области Уильямсон решил вести на аэроплане DH-9 из 47-й эскадрильи, находившейся при армии Врангеля. Безрезультатными оказались поиски в Новочеркасске и Батайске, и лишь в станице Уманской химснаряды нашлись. Но из-за травмы пилота план опоздал. Инспектор артиллерии армии М.В. Макеев, выслушав рассказ британца, заявил: «Батареи с британским вооружением рассредоточены. Хотя газовые снаряды и поступали, потребуется так /246/ много времени на их классификацию, что вряд ли стоит с ними возиться»[71].

Эта история приоткрывает положение дел с химическими боеприпасами на Южном фронте. Очевидно, они там были, однако серьезное отношение им, видимо, не придавалось — поставленные задачи не хуже решались и обычными снарядами, что прозрачно дал понять генерал.

Это, разумеется, не значит, что химснаряды не использовались — эпизодические стрельбы случались не раз. Так, известно, что 5 октября в боях под Астраханью врангелевские войска открыли «ураганный огонь и под прикрытием рвавшихся снарядов с удушливыми газами атаковали 304-й стрелковый полк у Соленого Займища...»[72]. По воспоминаниям красных, химснаряды действительно применялись в боях под Царицыном и позднее на Перекопе. Известно, что какая-то часть английских газовых снарядов хранилась на Новочеркасском артскладе[73]. Однако отрывочность данных не дает возможности выписать какую-либо определенную картину.

Небогаты данные и о состоянии химдела в армии Колчака. Правда, известно, что в Сибири при ГАУ оно было поставлено более серьезно, о чем говорит наличие Военно-химической комиссии (ВКХ) при ГАУ. К сожалению, в архивах РГВА документов о ней почти нет — сохранились только ее положение и один протокол заседания.

В «Положении» о ВКХ указывалось, что «в качестве консультационно-испытательного органа по вопросам снабжения армии» в ее задачи входят разработка и испытания необходимых средств снабжения и вопросы их производства.

«3. Военно-Химическая Комиссия включает специалистов по:

— взрывчатым веществам,

— по обще-химическим вопросам,

— по испытанию химического характера,

— по механическим испытаниям,

— по противогазам.

Примечание: В случае надобности ГАУ может привлечь к работам Комиссии других специалистов, кроме перечисленных.

4. При Военно-Химической Комиссии существуют лаборатории по

— химическим исследованиям /247/

— по механическим испытаниям».

Состояла ВКХ из Совета пяти специалистов во главе с председателем, кандидатура которого утверждалась начальником ГАУ по представлению начальника Техотдела ГАУ, остальные же назначались председателем.

Согласно единственному сохранившемуся протоколу, 16 апреля 1919 г. ВКХ рассматривала предложение капитана Куликовского о приспособления гаубичных снарядов для бросания с аэропланов из-за недостатка авиабомб. Для этого он снабдил снаряд четырьмя крыльями стабилизатора и двумя предохранительными чеками. Проект было решено испытать в артмастерской Омского артсклада при непосредственном участии Куликовского и представителя Автоотдела Главинжупра.

29 октября 1919 г. ВКХ заседала

«под председательством проф. Я.И. Михайленко, в присутствии членов: проф. И.И. Бобарыкова, проф. А.П. Поспелова, и членов-консультантов: Ген.-лейт. Д.А. Давыдова, проф. А.А. Потребня, представителя ремонтной мастерской противогазов арт. техника коллежского секретаря Савельева и подпоручика Д.С. Саратовкина».

Главным был вопрос о производстве полевых телефонов. Нужды фронта требовали «единовременно триста и ежемесячно по пятьдесят аппаратов». Было решено, что в принципе телефоны делать возможно (для этого предполагалось задействовать мастерскую противогазов) — трудность встречало лишь изготовление микрофонной мембраны. Также были рассмотрены такие разнообразные вопросы как: испытание проволоки, присланной радиотелеграфной мастерской на окисляемость; анализ «французской пули»; уплата специалисту за исследование «пропитки пулеметных лент» (очевидно изучалось замерзание на морозе); приготовление красной кровяной соли. Было одобрено и заявление председателя Научно-технической Комиссии при Всероссийском Земсоюзе с просьбой отдать помещение старого газового завода при Томском университете для установки «некоторых химических производств»[74].

Странно, что положение о ВКХ датируется маем 1919 г., хотя образована она была еще летом 1918 г. В этой связи стоит процитировать также статью «Создание химической промышленности» из газеты «Сибирский вестник»:

«Образовавшаяся в Томске Военно-Химическая Комиссия из профессоров университета /248/ и технологическ[ого] института имеет своей целью разработать план насаждения химической промышленности в связи с заданиями Военного Ведомства. Основания для химической промышленности военного и мирного времени те же, а именно, содовые и кислотные заводы, заводы по утилизации летучих продуктов при коксовальных печах, производство галоидов и пр. В виду огромности всей задачи, ее приходится расчленять по частям. Из таковых частей наиболее реально стоит содовой завод, в котором заинтересованы мыловаренная, кожевенная и целлулозная промышленности».

Кооперативный союз также одобрил для «возрождения промышленности» постройку содового завода, шерстомойки, поставку медикаментов в армию, предложив в этом свою помощь Военведомству[75].

ВКХ вела преемственность от комиссии по изучению удушливых газов, которая была в 1915 г. была образована в Томске из специалистов-химиков. Именно ее бывший председатель А. Поспелов и профессор Потребень вошли в состав новой ВКХ. Их трудами в 1916 г. в Томске началось производство синильной кислоты и цианистого водорода на университетском газовом заводе. В июне 1918 г., после воссоздания комиссии, сибирское командование обратилось к Поспелову и руководству Томского университета с предписанием приступить к изготовлению химических гранат. Правда, свидетельств о его выполнении не выявлено[76].

Даже эти сохранившиеся скудные данные дают представление о широте деятельность ВКХ. Однако сведений о производстве химоружия в Сибири нет. При этом летом 1918 г. в Томске было опубликовано объявление, которое приглашало бывших членов химчастей приходить в управление инспектора артиллерии в «Доме Свободы» «для формируемых отрядов химической борьбы»[77]. В итоге в армии Колчака действительно образовался Огнеметно-химический батальон.

Известно о нем немного. Огнеметно-химический запасной батальон был сформирован еще в 1916 г. в Петрограде для подготовки личного состава химических и огнеметных рот. С эвакуацией в 1918 г. он был отправлен в Самару. Эвакуация проходила в конце апреля 1918 г. под руководством и.о. командира батальона В.М. Надеждина. Имущество батальона, погруженное на баржи, предназначалось к отправке в Самару через Череповец. По край/249/ней мере, известно, что «…баржа Гленовой артели № 1181, с грузом Химического батальона, прибыла в Череповецкую гавань 13 ноября 1918 г.». Это имущество было 30 ноября 1918 г. отправлено в Москву, на склад в Очаково, где химическое имущество было оставлено, а огнеметное передано в Моботдел ВИУ и переотправлено на ст. Лизино на сортировочный склад. Остальное имущество, по всей видимости, застрявшее в Самаре, попало в руки армии контрреволюционного правительства — Комитета членов Учредительного собрания (Комуча)[78]. Кроме Самары химснаряжение захватывалось, видимо, и на иных тыловых складах. К примеру, большевики Красноярска в июне 1918 г. утверждали, что в распоряжении военных «имеются также баллоны с удушливыми газами. Это орудие весьма страшное. И оно будет пущено в ход только в случае крайней необходимости. Для руководства имеются инженеры»[79].

С отходом Белой армии батальон попадает в Томск, где так и остается до взятия города красными, став учебной химической частью. Кроме того, в Томске располагался Центральный склад химического имущества ГАУ с приданной ему противогазовой мастерской. Генерал К.В.Сахаров воспоминал: «В Томске… были некоторые, еще образованные Комучем в Казани и Самаре, эвакуированные отряды; существовал химический батальон, имевший 40 офицеров и 10 солдат…»[80]. Захваченный в декабре 1919 г. красными, батальон был зачислен в 5-ю армию, а вскоре перевезен в Екатеринбург на завод Злоказова. Временно он подчинялся Чрезвычайному уполномоченному совету снабжения 5-й армии (Чусоснабарм-5), от которого получил временные штаты в 127 человек личного состава. Противогазовая мастерская была слита с батальоном[81]. Согласно «Описи военно-химического имущества склада Огнеметно-Химического батальона» от 6 апреля 1920 г. батальон имел многочисленное химимущество[82]:

                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                 

Баллоны		Противогазы
Хлор в баллонах Е70	450	Мокрые маски	270
Пустые баллоны Е70	79	Респираторы Куманта-Зелинского	26400
Баллоны от кислорода	6	Респираторы казенного образца	7415
Снаряжение		Респираторы кн. Авалова	247
Предохранительные очки	400	Респираторы английские	16854
		Запасные части к противогазам
Шашки дымовой завесы	4210	Резиновые колпачки к маскам	1 ящик
Диски распылители	23	Шлемы резиновые от противогазов	670
Шланги резиновые	370 арш. и 27 ящиков	Железные коробки от респираторов	2315
Ниппеля	195 шт	Химические средства
Свинцовые трубки	47 ящиков	Шеллак	850 пуд
Маховики	700	Селитра	3500 пуд
Корсеты для баллонов	9	Сера черенковая	200 пуд
Ветрометры Аркадьева	10	Бензол	4 четверти
Ключи газовые к баллонам	30	Соляровое масло	4 пуд
Коллекторы	201	Смесь огнеметная	17 четвертей
Коллекторные ящики	23	Поташ	200 пудов
Свинцовые  прокладки	6900 шт и 5 ящиков	Сода кальцинированная	40 пуд
Гидропульты	691	Сода каустическая	1 барабан
Патроны к гидропультам	37	Мышьяк	1 барабан
Гайки медные	198 шт	Хлористый кальций	1 барабан неполный
Транспорт		Парафин	1 пуд 20 фунтов
		Металлический натрий	26 банок
Автомобилей-компрессоров	4	Противогазовая сухая смесь	4 ящика
Повозок пароконных	2	Огнеметы
Повозок одноконных	2	Ранцевые	16
Экипажей	2	Огнеметы Товарницкого	27
Лошадей	6	Других систем	19

21 апреля 1920 г. Чусоснабарм-5 запросил о судьбе батальона ЦУС:

«…батальон белых со специалистами химиками в количестве 14 человек и огнеметчиков в количестве 6 человек… Принимая во внимание, что армия не нуждается в специальных огнеметных химических частях прошу указать как поступить с указанным баталионом…»

Вопрос рассматривался совместно с ГАУ и инспектором артиллерии Шейдеманом. 12 января 1921 г. Чусоснабарм по/250/лучил предписание Всеросглавштаба:

«…вышеуказанный батальон расформировать, обратив освободившийся от проведения данной меры личный состав в общем порядке на укомплектование специальных инженерных и технических войсковых частей… все специмущество расформированного батальона сдать соответственно, огнеимущество в склады ГВИУ, a химическое в склады ГАУ…»[83].

О роли батальона в армии Колчака почти ничего не известно. Судя по скупым данным, в Сибири военные химики большей частью бездействовали, проводя праздное время в тылу. Например, томская газета сообщала, что автомобили батальона «всю зиму... простояли во дворе технологич[еского] университета. Весной сняли с одного автомобиля компрессора и стали применять его для перевозки тяжестей»[84]. Будущий комиссар батальона вспоминал:

«Мастерская размещалась тогда в трех ветхих двухэтажных зданиях на берегу Ушайки. В мастерской числилось всего сто двадцать — сто пятьдесят солдат, в большинстве крестьяне-сибиряки. Начальником мастерской был пожилой штабс-капитан, его помощниками два офицера-прапорщика.

Никаким делом мастерская фактически не занималась. В большом сарае — “складе” — во дворе складывались груды негодных противогазов, которые должны были быть отремонтированы, но которые никем не ремонтировались, так как в мастерской для этого не было ни достаточного инвентаря и оборудования, ни сколько-нибудь квалифицированных работников. Зато в этом же сарае-складе скапливалось неизвестно для чего оружие, особенно гранаты»[85].

В итоге батальон решило использовать… министерство земледелия. Томская газета сообщала:

«В главный кабинет “Сибземгора” поступило официальное сообщение от департамента зем/252/леделия о том, что департамент вошел в переговоры с томским огнеметно-химическим батальоном о временной передаче земствам Томской и Алтайской губерний и Семипалатинской области 500 гидропультов и нескольких огнеметов для борьбы с вредителями сельского хозяйства. В настоящее время в департаменте имеются сведения, что эта передача может быть произведена, и потому департамент предлагает главному комитету войти в переговоры с батальоном для получения этих аппаратов и заключения с ними условий, на которых он соглашается передать означенные аппараты»[86].

Хотя боевого значения батальон, видимо, не имел, но все же он мог реально заниматься подготовкой специалистов или обучению офицеров противогазовой обороне. Не исключено, что были и планы задействовать его на фронте. Во всяком случае, имеются довольно расплывчатые данные о том, что сибирское командование планировало в августе-сентябре 1919 г. химатаку на Ишиме во время Тобольского контрнаступления. Разведсводка 3-й армии сообщала:

«...По войскам Сибирской группы 7 августа был секретный приказ относительно применения в скором времени удушливых газов. Офицеры штадив 2 говорили, что около Ишима вероятно будет газовая атака[,] спешно затребованы противогазы…»[87].

Эти сведения подтверждались и перебежчиками. Однако не найдено никаких фактов наличия химчастей в полосе фронта и снабжения бойцов противогазами. Даже если химатака и планировалась, вряд ли она могла осуществиться по ряду причин — от проблем с работой военного аппарата до погодных проблем.

На основе имеющихся данных можно сделать важные выводы о роли химического оружия в Гражданской войне. Существует отношение к химическому оружию в ту войну как к редкой «экзотике». На самом деле, химическое оружие применялось во время Гражданской войны, как и любой другой технический род войск. Но, как и любая техника, оно находило ограниченное применение — Гражданская война отличалась деградацией военных приемов до уровня наполеоновских войн. Для нее были характерны атаки колоннами или цепями, стрельба в упор, низкая огневая мощь, большая роль конницы, падение квалификации кадров и т. д. То же касается и военной промышленности — даже центральные предприятия делали патроны из стреля/253/ ных гильз, винтовки и пулеметы были старые и часто отказывали, изношенную артиллерию использовали, наводя «по стволу», бронепоезда «бронировались» мешками с песком, авиабомбы делались из гранат и снарядов и т. д. Химическое оружие не избежало общей участи. Падение огневой мощи в артиллерии пагубно отразилось и на нем — и без того обычно его расход, уступая «обычным» боеприпасам, во время Гражданской войны стал еще меньше, составляя, как правило, до нескольких десятков-сотен за бой.

К тому же на это наложилось общее падение уровня квалификации по обе стороны фронта. Имеется множество примеров того, как химснаряды во время Гражданской войны использовались в неблагоприятных погодных условиях, без достаточной необходимости, в небольших количествах и т. д., одним словом, неэффективно даже в тех условиях. Главной же причиной был маневренный характер войны, в котором газы были бесполезны, особенно такие, как российские, более слабые, чем иностранные: в основном слезоточивые и без осколочного действия. Все эти факторы привели к незначительному использованию газов в Гражданской войне. Советская газета верно писала о первых химобстрелах в Шенкурском районе, что это «...случай редкий в гражданской войне, где технике не отведено столько места, сколько в международных войнах»[88]. Впрочем, даже использование наравне с остальными — по несколько сотен за бой — вряд бы дало серьезный эффект, что доказывают вышеупомянутые примеры, особенно с Северного фронта.

Несмотря на это, существовало большое моральное воздействие газового оружия на войска и распространенные в связи с этим предрассудки. Благодаря настойчивой агитации времен Первой мировой оно воспринималось всеми сторонами как «жестокое» и «страшное», чему есть много примеров. Советская пресса, рассказывая о немецкой оккупации Украины, утверждала, будто бы немцы загоняют сопротивляющихся крестьян в сараи и обдают их газами[89]. Такую же угрозу применяли и в агитации — так, во время забастовки на таганрогских рудниках в ноябре 1918 г. атаман округа угрожал, что «против восставших будут применены удушливые газы без всякого сожаления и снисхождения к мольбам о пощаде, для чего высылаются химические команды»[90]. Чисто психологически человеку было легче предста/254/вить смерть от пули, чем от отравления. Один из участников боев на Перекопе вспоминал:

«Потом врангелевцы начали стрелять снарядами с удушливыми газами. И хотя ветром и относило газы в сторону и они стлались над водою тяжелым желтым дымом и таяли, никого не отравляя, но мы боялись их больше, чем самого тяжелого снаряда»[91].

Это связано с первыми применениями химического оружия в Первую мировую. Жестокие отравления и громкие военные успехи, которыми отличались первые химатаки, оставили о себе глубокий след в массовом сознании. Поэтому нередко к ОВ относились как оружию, имевшему особое значение, своеобразному ultima ratio современной войны. Возможности химоружия преувеличивались даже многими офицерами того времени. Британский офицер Уильямсон писал, что «газ был ужасным оружием, но он постоянно применялся во Франции с 1915 г.». При выезде в июне 1918 г. под Симбирск главком М.А. Муравьев «дал распоряжение прицепить к составу поезда, как “верное средство победы”, 2 вагона химических снарядов, что составляет весь артиллерийский парк фронта»[92]. Откровенно анекдотическую попытку создания собственных химснарядов предпринял известный генерал Р.Ф. Унгерн в июле 1921 г.:

«В те дни подготовки ко второму походу в Забайкалье, барон проделал опыт заряжения снарядов ядовитыми газами. Для этой цели он приказал разрядить несколько шрапнелей и вложить внутрь стакана цианистый калий и трубку с серной кислотой. Если такой снаряд перевернуть незадолго перед выстрелом, кислота растворит тонкую цинковую пластину, с помощью которой был запаян верхний конец трубки, и, соединившись с цианистым калием, образует синильную кислоту. По этому рецепту в начале Великой войны германцы фабриковали ручные гранаты и снаряды для бомбометов. К артиллерийским же снарядам, рассчитанным на обязательное рассеивание, данный способ неприменим, потому что синильная кислота оказывает на человека отравляющее действие при условии наполнения каждого кубического метра воздуха не менее чем пятью граммами яда, что практически неосуществимо. Действие снарядов барон испробовал на лошадях, пасшихся в стороне от лагеря. Опыт оказался неудачным»[93].

В заключение стоит отметить, что несмотря на разрозненность данных, тема использования химического оружия в /255/ России ХХ в., в том числе и в Гражданской войне, может быть достаточно плодотворной для изучения. К сожалению, много и успешно работавший над этим вопросом А.С. Бобков, благодаря которому было выявлено большинство данных (в том числе приведенных и в этой статье), скончался в 2013 г., из-за чего его работа прервалась, а большое количество собранных им фактов осталось не введенными в научный оборот. Хочется надеяться, что данная статья, внося свой вклад в дальнейшее осмысление некоторых собранных материалов, побудит к исследованиям новых энтузиастов.

При написании статьи использованы материалы, предоставленные А.С. Бобковым, Н.И. Шило и М.Г. Ситниковым.

---

По этой теме читайте также:

---

Примечания

Имя
Email
URL
Отзыв