Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Модернизация отсталости — тенденция зависимого капитализма

Предисловие «Скепсиса»
Cтатья 1977 г., принадлежащая известному латиноамериканисту Владимиру Давыдову, приобретает злободневное звучание в современной России, демонстрируя, как периферия оказывается неспособна избавиться от своего зависимого положения в условиях диктата со стороны корпораций и правительств государств центра. Давыдов показывает, что экономический рост и открытие новых предприятий становятся прикрытием таких невыгодных для периферии явлений, как филиализация (крайне выгодные условия для деятельности филиалов корпораций), технологическая и научная зависимость, подготовка лояльных корпорациям кадров из местных жителей, «утечка умов». Периферия страдает от таких пагубных последствий капиталистически ориентированного производства, как истощение ресурсов и загрязнение, декапитализация (активное извлечение прибыли из экономики периферии), отсутствие единства внутренней экономики, привязанность к экономике центра и опасность стать крайними в период кризиса, отчужденность национальной науки от производства, отсутствие собственной прогрессивной буржуазии. Нелишним будет обратить внимание читателя на то, что теория зависимого развития — один из ключей к пониманию экономических и социальных реалий современного мира — по большей части игнорируется как академической наукой, так и большинством общественно-политических сообществ и сайтов. Предлагаемая статья должна помочь читателям противостоять официозным экономическим отчетам и исследовать замалчиваемые, но крайне важные тенденции российской экономики.

Подробнее о теориях зависимого развития рассказывается в других статьях Владимира Давыдова 80-х годов. Мы уверены в необходимости их размещения на «Скепсисе» и призываем наших читателей помочь нам с вычиткой этих текстов. Пишите по этому вопросу на редакционную почту journal@scepsis.ru!

На рубеже 50–60 годов, когда ряд стран Латинской Америки стал отходить от исключительно аграрно-сырьевой специализации, создавая значительные индустриальные мощности (включая и разнообразные отрасли обрабатывающей промышленности), буржуазные технократы-десаррольисты[1] пытались представить дело таким образом, будто бы найден, наконец, рецепт исцеления от слаборазвитости в условиях капиталистического хозяйства. Однако практика скоро показала, что подобные утверждения лишены серьезных оснований.

Действительно, в рамках производственных отношений общества типа зависимого капитализма происходит определенное развитие производительных сил, которое обретает индустриальные формы, а на отдельных участках даже достигает технического уровня развитых капиталистических стран. Однако этот процесс не позволяет переступать «порог» зависимости и реализуется в границах воспроизводства отношений неоколониальной эксплуатации. Он порождает новые деформации в экономике развивающихся стран, ускоряет их интеграцию в хозяйственную систему «центров» империализма. К прежней роли аграрно-сырьевого придатка добавляются новые производственные функции. Все больший удельный вес в хозяйстве этих стран приобретают те сектора экономики, которые являются частным исполнителем совокупной производственной системы международного капитала. Наблюдается тенденция сосредоточения функций «мозга» (принятия решений и выполнения наиболее сложных технических и исследовательских задач) в «центрах», а рабочих исполнительных функций — на «периферии» мирового капиталистического хозяйства. При этом на «периферии» не происходит действительного преодоления отсталости. По существу, имеет место лишь ее «модернизация», подтягивание отсталой экономики до уровня требований современной системы неоколониальной эксплуатации[2].

В результате необратимого изменения соотношения сил на мировой арене в пользу социализма и национально-освободительного движения увеличиваются возможности выхода стран «третьего мира» на иные пути развития — пути подлинного социального и экономического прогресса[3]. Сама неоколониальная модернизация до определенной степени представляет объективную реакцию мирового капитализма на это изменение, попытку решить проблему структурного кризиса, не затрагивая основ существующей системы. Что касается реализации развивающимися странами новых возможностей действительного прогресса, то это обусловлено отказом от системы зависимого капитализма.

Диалектическое соотношение противоположных тенденций развития «третьего мира» в магнитном поле двух общественных систем требует, с одной стороны, самостоятельного исследования каждой из этих тенденций, а с другой — синтетического анализа общей взаимосвязи, их равнодействующей. В данной статье ставится ограниченная задача — на примере Латинской Америки рассмотреть тенденцию модернизации отсталости и зависимости, тенденцию, которая не является общей закономерностью стран «третьего мира», а имманентно присуща зависимому капитализму в условиях научно-технической революции (НТР).

Сдвиги в разделении труда и размещении производства

В ходе индустриализации в 40–60-е годы произошли заметные изменения в экономическом облике латиноамериканских государств. В странах высокого и среднего уровня развития (по региональной шкале) сформировалась промышленность по производству многих потребительских товаров (в том числе длительного пользования). Бразилия, Аргентина и Мексика уже имеют значительные мощности по производству средств производства традиционных видов. Они приступили к экспорту оборудования на рынки других стран региона. В Чили, Венесуэле, Колумбии, Перу начали создаваться отдельные предприятия, выпускающие промышленную технику. Обрабатывающая промышленность получила определенное развитие в остальных странах. В целом возросла степень обработанности экспортируемого сырья[4].

При сохранении роли поставщика сырья в разделении труда с развитыми капиталистическими странами, экономика латиноамериканских стран приобрела некоторые дополнительные функции: самообеспечение многими видами продукции легкой промышленности, частичное удовлетворение внутреннего спроса на отдельные виды производственного оборудования низкой и средней сложности. Это был, по существу, предварительный шаг в отходе от исключительно аграрно-сырьевой специализации.

К началу 70-х годов в Аргентине, Бразилии и Мексике за счет импорта удовлетворялось лишь 2% внутренних потребностей в продукции традиционных отраслей (пищевая, текстильная, швейная, обувная, деревообрабатывающая, кожевенная); на 9,5% — в продукции целлюлозно-бумажной, химической, нефтеперерабатывающей, резинотехнической отраслей и промышленности строительных материалов; на 16,5% — в металлургии, производстве металлических изделий, механического и транспортного оборудования. Между тем в отраслях с наиболее сложным производством доля импорта значительно выше. Например, в потреблении продукции машиностроения (исключая электронное и электротехническое) импорт составляет 40% в Бразилии, 25% в Аргентине и 81% в Мексике[5].

«Каждая новая волна замещения импорта, — указывают Франсиско Сагасти и Маурисио Герреро, — требовала ввоза относительно более сложной технологии для того, чтобы производить те товары, которые уже не импортировались»[6].

Сагасти и Герреро подчеркивают, что зависимость от ввоза предметов потребления переросла в зависимость от ввоза средств производства и заимствования технических знаний. Этот тезис нуждается в одном уточнении. Полного освобождения от импорта предметов потребления все же не произошло, тем более, если речь идет о странах среднего и низкого уровня (для региона) экономического развития. Степень зависимости убывала и убывает в обеспечении внутреннего спроса на простые промышленные изделия, однако возникают новые «наслоения» подчиненности на более высоких этажах производственной системы, ставящие ее воспроизводство в тесную зависимость от воли поставщиков из развитых капиталистических стран. И это наглядно подтверждают приведенные выше цифры.

Отмеченная тенденция проявляется все более явственно в условиях НТР, изменившей структуру производства и потребления развитых капиталистических стран и оказавшей опосредованное воздействие на экономику латиноамериканских стран. Научно-технический прогресс порождает в недрах капиталистического общества (как развитого, так и зависимого) предпосылки для дальнейшей передачи части производственных функций из «центров» на «периферию».

На латиноамериканский рынок вступили те корпорации, которые построили бизнес на последних достижениях НТР. По сравнению с монополиями, давно проникшими в регион и действовавшими в традиционных экспортных отраслях, молодым монополиям требовалась уже иная сфера. Им необходим широкий рынок для массового сбыта промышленных товаров, соответствующим образом подготовленный потребитель технически сложных изделий. Создавая предприятия обрабатывающей промышленности, они заинтересованы в наличии достаточного количества квалифицированной рабочей силы, соответствующей экономической и социальной инфраструктуры.

Гигантские монополистические объединения, сформировавшиеся в «центрах» и приобретшие международный характер, конкурируя в борьбе за прибыль и сферы влияния в развитых капиталистических странах, увеличивают техническую оснащенность производства, концентрацию высококвалифицированной рабочей силы. По мере превращения науки в непосредственную производительную силу все большая масса финансовых средств корпораций направляется на научные исследования и разработки (НИР). Общим результатом этого является рост органического строения капитала.

Не все отрасли и не все стадии производства трансформируются в одинаковой степени. Постоянно возникают новые виды производств, которые обладают все более высоким уровнем капиталоемкости. В производствах второго эшелона сохраняется в общем прежняя капиталоемкость и соответственно высокая трудоемкость в сравнении с первым эшелоном. Между тем в условиях относительно высокой цены рабочей силы в развитых капиталистических странах трудоемкие процессы оказываются невыгодными для монополий. Поэтому дешевизна рабочей силы при постепенном повышении образовательного уровня населения (удовлетворяющем требованиям квалификации отраслей второго эшелона) стимулирует международные монополии[7] к организации трудоемких процессов в развивающихся странах.

В этом же направлении действует ряд других факторов. На современном этапе «центры» мирового капиталистического хозяйства испытывают серьезную нехватку сырьевых и энергетических ресурсов. Стремясь уменьшить опасность истощения собственных природных богатств, правительства развитых капиталистических стран вводят на своей территории ограничения на разработку невозобновимых ресурсов. Ограничения возрастают и в связи с политикой охраны окружающей среды. Соответственно повышаются издержки производства. В США, например, в 1975 г. затраты частных предприятий на оборудование для защиты от загрязнения воздушной и водной сфер и для переработки твердых отходов превысили 5% новых капиталовложений[8].

Из этого следует, что перенос на «периферию» избыточно трудоемких, материалоемких, энергоемких и «грязных» производств вполне отвечает интересам монополистического капитала и государственной политике развитых капиталистических стран. Он удовлетворяет и те круги крупной латиноамериканской буржуазии, для которых уже тесны границы национальных, а в некоторых случаях и субрегиональных рынков. Отвергая реформы в целях перераспределения доходов, что ведет к увеличению покупательной способности населения[9], они связывают перспективы бизнеса с выходом на мировой рынок промышленных изделий. Но, не имея для этого достаточных возможностей (за исключением дешевизны местной рабочей силы), а именно прочной финансовой и развитой научно-технической базы, резервов высококвалифицированных кадров, они склонны вступать в ассоциации с международными монополиями.

Осуществление новой тенденции в разделении труда между «центрами» и «периферией» мирового капитализма в принципе становится возможным лишь при определенных условиях.

Во-первых, для международных монополий и империалистических государств передача на «периферию» части относительно простых и «обременительных» производственных функций имеет смысл только тогда, когда это не наносит ущерба господствующему положению, когда в их руках сохраняются важные средства контроля и когда они обретают более совершенные инструменты подчинения экономики зависимых стран. Именно так и происходит, ибо в системе неоколониальных отношений «центры» оберегают свою монополию на научно-технические достижения, а «периферия» в силу экономической и культурной отсталости лишена возможностей самостоятельного прогресса в области науки и техники и в основном вынуждена довольствоваться теми «новшествами», которые уже не представляют особой ценности для международных монополий. Во-вторых, осуществление новой тенденции возможно постольку, поскольку экономическое развитие самих латиноамериканских стран перерастает прежние схемы разделения труда, связывавших их специализацией на производстве и экспорте минерального и растительного сырья. Увеличение промышленного потенциала латиноамериканских стран, определенная диверсификация их экономики требуют обновленных основ их включения в мировое капиталистическое хозяйство. Возросшая и окрепшая национальная предпринимательская буржуазия стремится извлечь максимум из того, что дает модернизированная схема неоколониального разделения труда.

Важнейшим внешним условием является соревнование систем. Вовлеченный в это соревнование, империализм объективно вынужден вносить коррективы в разделение функций внутри мирового капиталистического хозяйства между «центрами» и «периферией» в попытке противопоставить свой вариант тому, что предлагает социалистическая система, создавшая принципиально новый тип международного разделения труда, внедрившая в отношения с развивающимися странами принципы равенства, взаимной выгоды, уважения суверенитета, содействия прогрессу национальной экономики, росту научно-технического потенциала[10].

В связи с изменениями в неоколониальном разделении труда в мировом капиталистическом хозяйстве происходят важные сдвиги в размещении производительных сил, которые ученый из ГДР Пауль Халпап называет «смещением центра производства»[11]. В этом процессе обнаруживаются две основные линии.

Первая проходит, так сказать, по «горизонтальному срезу». В рамках мирового капиталистического хозяйства латиноамериканские страны приобретают специализацию в отраслях, представляющих нижние этажи производственной системы. Об этом свидетельствует поощряемое зарубежными потребителями расширение производства рудных концентратов с высоким содержанием металла, ускорение развития металлургии и нефтеперерабатывающей промышленности, первичных химических производств в Бразилии, Венесуэле, Мексике, Чили, Перу и ряде других стран[12]. Показательно, например, что в настоящее время страны региона свели к минимуму экспорт сырой нефти в США. На американский рынок они поставляют нефтепродукты довольно широкой номенклатуры. Смещение производства по «горизонтальному срезу», как правило, имеет в своей основе мотивы материало-, энерго- и трудоемкости, а также загрязнения среды.

Вторая линия проходит как бы по «вертикальному срезу» и доминирующим ее мотивом является, главным образом, трудоемкость, а также разница в налогообложении. На территории зависимых стран с избытком дешевой рабочей силы и льготным налоговым законодательством в отношении иностранных вкладчиков международные монополии размещают предприятия, осуществляющие промежуточные стадии в производстве продукции, реализуемой на рынках развитых капиталистических стран. Имеется другой вариант: предприятия национальных компаний интегрируются в производственную систему международной монополии с теми же функциями частного исполнителя.

Кроме того, многие фирмы из развитых стран устремились в развивающиеся в целях создания там предприятий, производящих консервы, готовое платье, обувь, бытовую технику и другие подобные товары, вывозимые затем в метрополии этих фирм. Так, американские компании производят за границей практически все фотоаппараты, сбываемые на рынке США, 96% магнитофонов, 70% портативных пишущих машинок, 95% велосипедов и бо́льшую долю других потребительских товаров.

Первый опыт в создании предприятий промежуточной производственной специализации был получен в Азии, на Тайване, в Сингапуре, Гонконге и в Южной Корее. В Латинской Америке это явление сравнительно недавнее. Впервые такого рода предприятия возникли в Пуэрто-Рико. С конца 60-х годов большое число предприятий, выпускающих «частичную» продукцию или готовые потребительские товары для вывоза на американский рынок, создано в Мексике, в специальной «преференциальной» зоне вдоль границы с США[13]. Помимо экономии затрат на рабочую силу, сырье и энергию, американские компании, владеющие предприятиями промежуточной специализации, выигрывают и на таможенных издержках: обложение при ввозе готовой продукции в США значительно выше, чем на полуфабрикаты и незавершенные изделия; ввозные тарифы ниже, если компонентами изделия являются сырье, полуфабрикаты, детали или узлы, импортированные в свое время из США.

Сейчас уже можно привести множество примеров увеличения экспортного сектора в обрабатывающей промышленности латиноамериканских стран благодаря деятельности иностранных монополий. Японские фирмы создают в Бразилии предприятия для экспорта готовых изделий в США. Западногерманская компания «Роберт Бош» вывозит из своего бразильского филиала в ФРГ катушки зажигания. Американские компании, специализирующиеся на производстве пищевых продуктов, разместили филиалы в Мексике, Панаме и Венесуэле. Для экспорта на рынки развитых капиталистических стран «Форд мотор» производит в Бразилии отдельные узлы автомобилей, РКА — узлы цветных телевизоров. Ряд деталей и узлов для счетно-решающих устройств изготовляют на своих латиноамериканских предприятиях ИБМ, «Оливетти», «Филипс», «Дженерал электрик». Сборочные предприятия создаются иностранными монополиями в Доминиканской Республике, Гаити, на Ямайке, Барбадосе, в Тринидаде и Тобаго.

Новые формы эксплуатации и подчинения

Образование филиалов международных монополий в странах Латинской Америки вряд ли можно назвать подлинно новым явлением. Однако в последнее десятилетие «филиализация» их экономики получила особенно большой размах и превратилась в одну из основных форм проникновения иностранного капитала. И именно филиалы стали главными агентами новых тенденций в разделении труда, носителями неоколониальной модернизации.

Характеризуя экономическую мощь филиалов, обычно приводят данные об их удельном весе в промышленном производстве страны пребывания. Так, согласно исследованию Экономического и Социального совета ООН, доля филиалов транснациональных монополий США в совокупном экспорте продукции обрабатывающей промышленности региона достигает 40%[14]. Между тем эта цифра не выражает в точной мере влияния международных монополий, ибо их способность контролировать экономику зависимых стран, повышать степень эксплуатации значительно возрастает благодаря ряду особенностей системы филиалов.

Пользуясь авторитетом материнской компании, филиалы имеют свободный доступ на рынки ссудного капитала, их поддерживает сеть банковских учреждений, созданных в латиноамериканских странах крупнейшими финансовыми империями. Широкие международные деловые связи и высокий коммерческий престиж позволяют филиалам добиваться более выгодных условий получения сырья и сбыта готовой продукции. Коммерческая реклама, распространяемая средствами массовой информации, также обслуживает в первую очередь нужды филиала. В подтверждение достаточно сослаться лишь на один факт. Если в 1968 г. в Мексике, Аргентине и Бразилии фирмам американского происхождения или их филиалам принадлежало 43% акционерного капитала рекламных агентств, то в 1970 г. — уже 54%[15]. Применяя систему филиалов, международные монополии с успехом обходят протекционистские барьеры и, кроме того, используют выгоды от торгово-экономической интеграции латиноамериканских стран. Убедительным примером могут служить ИБМ, «Оливетти», ИТТ, «Дженерал электрик» и «Филипс», активно включившиеся в программы производственной кооперации Латиноамериканской ассоциации свободной торговли (ЛACT) по радиоэлектронному и конторскому оборудованию. С помощью филиалов монополии расширяют систему цепного участия в капиталах смежных предприятий, фирм-субподрядчиков, фирм-потребителей и т. д. Таким образом они устанавливают контроль не только на определенных товарных рынках или в отдельных отраслях, но и обретают важные рычаги для косвенного воздействия в целом на хозяйственный организм зависимых стран.

Система филиалов открывает дополнительные каналы излечения прибыли, часто незаконные даже с точки зрения традиционного буржуазного законодательства. Американские экономисты Рональд Мюллер и Ричард Барнет, исследовавшие деятельность международных монополий в Латинской Америке, утверждают, что их реальные прибыли в среднем в 3 раза превышают обычно объявляемые 15% в год[16]. Во многом это достигается манипуляцией с «трансфертными» или передаточными ценами. Поставляя филиалу сырье, полуфабрикаты или комплектующие изделия, оборудование, техническую документацию или консультационные услуги, материнская компания искусственно завышает цену на них, а при поставках продукции филиалов материнской компании — занижает.

Константин Ваитсос, эксперт Андской группы, приводит экстремальный случай: согласно обследованию 1969 г., которое было проведено на 40 предприятиях фармацевтической промышленности Колумбии (наиболее «филиализированной» отрасли), объявленные прибыли составили лишь 3,4% реальных доходов международных монополий, рентные платежи (за лицензии, технические и административные услуги и т. п.) — 14%, а поступления за счет фальсификации «трансфертных» цен — 82,6%[17]. Исследование Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), проведенное в автомобильной промышленности ряда развивающихся стран, вполне подтверждает возможность возникновения подобной ситуации. В докладе ОЭСР даже приводятся примеры, когда общая цена материалов и комплектующих изделий, поставляемых филиалам для сборки от других отделений компании, была выше цены готового продукта, предложенного конечному потребителю в стране — метрополии компании[18].

Причина таких «чудесных превращений» объясняется следующим. В бухгалтерской отчетности и налоговых декларациях филиалов реальная прибыль фигурирует в сильно урезанном виде. «Вычтенная» часть прибыли подается как издержки по статьям «трансфертных» перечислений и рентных платежей и уплывает в материнскую компанию. С этой части прибыли государство страны пребывания не получает налоги, а местные акционеры (ассоциированная национальная буржуазия) — причитающихся им дивидендов.

Филиалы являются главными получателями технических новшеств и производственного опыта. Понятно, что техническое превосходство над национальными предприятиями и широкие финансовые возможности ставят их в привилегированное положение в освоении достижений науки. Помимо этого филиалы на «родственных» правах пользуются опытом и техническими новинками головной фирмы. Анализ «переноса технологии» из США показывает, что на независимые компании приходится 1/4, а на филиалы — 3/4 продаж технологий транснациональными монополиями, причем в первом случае ежегодный прирост составляет 10%, а во втором — 18,5%[19].

Заграничная деятельность монополий, как известно, осуществляется при покровительстве империалистического государства, выражающемся в политической опеке и в конкретной экономической поддержке. Например, в США с конца 40-х годов правительство осуществляет систему мер по стимулированию частных капиталовложений за границей. Страхование частных инвестиций за рубежом было поручено Управлению международного развития (УМР); с 1970 г. этим занимается особая организация — Корпорация частных заграничных капиталовложений (ОПИК). С учетом опыта США в развитых капиталистических странах в последнее время усиленно обсуждается предложение о создании Международного агентства страхования инвестиций[20]. Попытку добиться тех же целей — обезопасить интересы монополий, используя организацию, основанную на межгосударственных соглашениях, — представляет проект создания международного сырьевого банка, с которым на IV сессии ЮНКТАД (май 1976 г.) выступил государственный секретарь США Генри Киссинджер[21].

Необходимо иметь в виду, что экономическая мощь международных монополий превосходит экономический потенциал многих развивающихся государств. Достаточно указать, что обороты таких гигантов, как «Экссон», «Дженерал моторс», «Роял Датч-Шелл», «Дженерал электрик», ИБМ, «Форд моторс» превышают валовой продукт не только малых, но и средних латиноамериканских стран. Опираясь на огромную экономическую мощь, на разветвленную сеть филиалов, монополии способны не только подавлять местных конкурентов и обеспечивать себе упрочение позиций в данной стране, но и посягать на суверенитет независимых государств[22]. Как утверждает известный испанский экономист Рамон Тамамес, растущий контроль со стороны международных монополий превращает даже средние по размерам страны в подобие «банановых республик»[23].

Важнейшим элементом усовершенствованной на базе научно-технического прогресса системы зависимости и эксплуатации является передача технологии. При равенстве партнеров перенос технологии становится взаимовыгодным. Более того, многие развитые капиталистические страны обеспечили себе ускоренный экономический рост и повышение общего уровня научно-технического развития благодаря широкому приобретению лицензий. Располагая финансовыми возможностями, достаточной технической культурой и квалифицированными кадрами, фирмы-лицензиаты[24] успешно адаптируют зарубежные производственные новшества и, самостоятельно совершенствуя их, становятся в последующем продавцами технологии. Иная картина складывается, когда партнером фирмы развитой капиталистической страны выступает какая-либо латиноамериканская компания. Слабые латиноамериканские фирмы (большинство из них характеризует низкий производственный уровень, недостаточная техническая осведомленность, финансовая зависимость, отсутствие высококвалифицированных кадров и т. п.) не в состоянии самостоятельно освоить лицензию, объектом которой является только патент на изобретение. Они вынуждены заимствовать производственный опыт лицензиара, пользоваться его консультационными услугами[25]. В итоге сумма контракта, а следовательно, и издержки лицензиата значительно превышают расходы покупателя аналогичного патента при равенстве вступающих в сделку сторон.

Пользуясь слабостью латиноамериканских фирм, поставщики технологии из развитых капиталистических стран диктуют свои условия. Во многих случаях они передают патенты и «ноу-хау» на те процессы и продукты, которые уже не являются новинками технического прогресса, а порою и морально устарели. На передаваемую технологию устанавливаются монопольно высокие цены. Покупателям навязываются ограничения и обременительные обязательства.

На региональной межправительственной конференции по применению науки и техники в целях развития (1972 г.) приводилось множество подобных фактов. Так, 68% лицензионных соглашений, обследованных в странах Андской группы, включали запреты на экспорт. Из 136 лицензионных контрактов, проанализированных в Эквадоре, Боливии и Перу, 68% обязывали лицензиата приобретать сырье, полуфабрикаты, комплектующие изделия и оборудование у лицензиара. Контроль лицензиара над сбытом товаров, производимых по лицензии, предусматривался в 74% соглашений, подписанных перуанскими фирмами, и в 26% — чилийскими. Часто налагается запрет на кооперацию с третьими фирмами в производстве лицензируемых продуктов (27% контрактов в Перу), на применение материалов, использующихся в производстве лицензируемого продукта, для изготовления других товаров (11% контрактов в Перу), на производство товаров, аналогичных лицензируемому (30% контрактов в Боливии)[26]. Нередко латиноамериканские лицензиаты вынуждены соглашаться на контроль производства со стороны представителей лицензиара, иной раз им передается даже управление предприятием. Усиление зависимости от поставщика технологии ведет к утере коммерческой и административной самостоятельности, к ассоциации с фирмой лицензиаром, а порой и к поглощению.

Показательно, что поступления американских монополий от экспорта технологии растут в 2 раза быстрее, чем прибыли их зарубежных инвестиций, и в 2,5 раза быстрее, чем затраты на НИР в самих США. Если эта тенденция сохранится, к 1980 г. в США сальдо платежного баланса по статье обмен технологией достигнет 18% стоимости экспорта, 69% суммы чистых прибылей, переведенных из-за рубежа, 55% затрат частных фирм на НИР или 26% совокупных расходов в сфере НИР[27].

При изменяющемся разделении труда между «центрами» и «периферией», усилении воздействия технического прогресса на экономику «периферии» в период, когда в Латинской Америке и других регионах «третьего мира» активизируется деятельность промышленных империалистических монополий, постоянно увеличиваются их потребности в местной квалифицированной рабочей силе. Для выполнения новых производственных и управленческих функций на предприятиях, «вынесенных» в зависимые страны, международным монополиям необходимы специалисты, подготовка которых в учебных заведениях латиноамериканских стран ведется в недостаточных масштабах или на том уровне, который не соответствует запросам монополий. Неудивительно, что в настоящее время суммы внешней «помощи» на цели образования, получаемые латиноамериканскими странами, весьма значительны.

С экономической точки зрения цели доноров «помощи» прежде всего сводятся к тому, чтобы направить систему подготовки специалистов в русло кадровых потребностей монополий. Между тем они определяются именно той ролью, которая отводится Латинской Америке в системе неоколониального разделения труда. Монополиям необходимы профессионально грамотные исполнители для нижних этажей производственной системы, исполнители, образ мышления и действий которых был бы «запрограммирован» в духе экономической и технологической зависимости. А это предполагает безусловную приверженность техническим нормам, коммерческим методам, производственным и организационным стандартам метрополий международных монополий.

«Таким образом, — указывает аргентинский ученый Бернардо Клейнер, — университет уподобляется предприятию, а постольку и специфически научный характер высшего образования подменяется конкретно техническим предпринимательским духом»[28].

Наряду с вложениями в «человеческий капитал» через систему образования и подготовки кадров международный монополистический капитал, мобилизуя все средства информации, стремится подчинить себе психологию масс, формировать структуру потребительских запросов. Это объективно необходимо ему как предпосылка совершенствования механизма эксплуатации и зависимости.

Следствия неоколониальной модернизации

Развитие Латинской Америки по пути зависимого капитализма уже привело к внутренней дезинтеграции национальных экономик[29]. В результате традиционного неоколониального разделения труда в хозяйстве латиноамериканских стран выделился экспортный сектор, специализирующийся на производстве сырья и продовольствия. Этот сектор дезинтегрирован экономически и технологически. Возникшее в процессе импортозамещающей индустриализации промышленное производство, обслуживающее внутренний рынок потребительских товаров, интегрировано экономически, но практически полностью зависимо по линии технологии.

Новый экспортный сектор, формирующийся под влиянием изменений в неоколониальном разделении труда, состоит, как указывалось, из двух частей. Во-первых, из производств, перемещающихся на «периферию» по «горизонтальной» линии, которые могут находиться и под национальным контролем, во-вторых, из перемещающихся «по вертикали» и представляющих преимущественно «филиализированную» часть нового экспортного сектора (предприятия, выпускающие готовую или «частичную» продукцию).

В первом случае коммерческие связи и технологическое обновление практически полностью ориентированы на «центры» мирового капиталистического хозяйства. Связи с национальной экономикой выражаются потреблением рабочей силы, сырья, энергии, выплатой соответствующей налоговой квоты в государственную казну, пополнением инвалютных резервов страны и рядом других элементов. Однако связи, обращенные внутрь национальной экономики, являются как бы вторичными по отношению к тем, которые направлены вовне. В данной части нового экспортного сектора, по сравнению с традиционным, дезинтегрированность в силу более высокого органического строения капитала в значительно большей степени определяется внешней технической (и опосредованно научной) зависимостью.

Во втором случае дезинтегрированность обусловлена не только экономическими и технологическими, но и управленческими факторами.

«Совершенно очевидно, — подчеркивают французские экономисты Кристиан Гу и Жан-Франсуа Ландо, — что создание филиала американской компании на территории какой-либо страны не означает передачу этому филиалу права принятия решений»[30].

Очевидно и то, что даже обладая определенной административной автономией, филиалы действуют в интересах материнской компании. Что касается предприятий промежуточной производственной специализации, то они почти полностью дезинтегрированы в хозяйственной среде зависимых стран, ибо, по сути дела, представляют территориально вынесенные цеха производственных комплексов развитых капиталистических стран. Даже вторичные связи с экономикой страны пребывания у них ограничены, так как большая часть сырья, полуфабрикатов и комплектующих изделий поступает по кооперации от предприятий, расположенных в метрополии международной компании.

Оборотной стороной внутренней экономической дезинтеграции зависимой страны является интеграция важных секторов экономики в хозяйственный организм развитой капиталистической страны. Отдельные (часто ключевые) звенья экономики «периферии» в результате изменений в неоколониальном разделении труда, под влиянием капиталистических закономерностей научно-технического прогресса все больше втягиваются в воспроизводственную цепь «центров», что стимулируется общей интернационализацией хозяйственной и культурной жизни.

Это резко увеличивает риск переложения кризисных потрясений «центра» (причем часто с более тяжелыми последствиями) на экономику «периферии». Мировой капиталистический кризис 1974–1975 гг. явственно обнаружил эту закономерность, с особой силой поразив те страны и сектора их экономики, где тенденция модернизации отсталости и зависимости получила наибольшее развитие. Так, в Бразилии в последние годы существенно сокращено производство на многих предприятиях автомобильной, электротехнической, металлургической промышленности, работающих на экспорт, и это вызвало цепную реакцию в других отраслях. В связи с экономическим спадом в США в приграничной преференциальной зоне Мексики только за пять месяцев (с декабря 1975 г. по апрель 1976 г.) закрылись 70 сборочных предприятий, принадлежащих американскому капиталу; 20 тыс. мексиканских рабочих лишились работы. С серьезными финансово-экономическими трудностями столкнулись все латиноамериканские страны, в которых иностранные компании осуществляют производство продукции для вывоза в развитые капиталистические страны. Что касается международных монополий, то, маневрируя финансовыми и материальными ресурсами, сворачивая или расширяя производственную и коммерческую деятельность филиалов в тех или иных странах, они в известной мере ограждают себя от последствий кризиса и усугубляют критическую ситуацию в экономике зависимых стран.

Новые формы эксплуатации и поддержания зависимости расширяют возможности подавления предпринимательской активности национальной буржуазии. Показательно, что из 717 филиалов, созданных 187 транснациональными монополиями США в латиноамериканских странах, 331 (46%) возникли в результате скупки акций местных фирм[31]. Неудивительно, что наступление международных монополий вызывает ропот в стане латиноамериканской буржуазии, а иногда и ее ответные акции. Даже в Гватемале, реакционный режим которой отличается особой приверженностью к иностранному капиталу, Национальная торговая палата была вынуждена повести кампанию против монополии «Сиарс», чье вторжение в сферу внутренней торговли явилось причиной банкротства 4 тыс. мелких коммерсантов[32].

На современном этапе в Латинской Америке все чаще складываются такие политические ситуации, когда прямое подавление национальной буржуазии или поглощение ее предприятий становятся нецелесообразными для международных монополий с точки зрения сохранения их экономических позиций и перспектив экспансии. Однако необходимо учитывать, что во многих случаях это становится и невыгодным, ибо требует дополнительных крупных затрат капитала. Гораздо проще вовлечь национальную фирму в ассоциацию. Но даже ассоциация иной раз оказывается излишней. Финансовый, лицензионный и производственно-технологический контроль, техническая зависимость, а также идейно-психологическая «запрограммированность» заставляют многие местные предприятия и их управленческие кадры действовать в русле политики международных монополий.

Изменения в неоколониальном разделении труда и совершенствование механизма подчинения и зависимости усиливают декапитализацию экономики латиноамериканских стран и парализуют их активность в области науки и техники, способствуя при этом накоплению капитала и научно-технической мощи в «центрах» мирового капиталистического хозяйства. Изучив функционирование системы филиалов транснациональных корпораций США, эксперты ЭКЛА пришли к заключению

«филиалы представляют собой важный стимул для технического развития американской промышленности, они дают ей ценные ориентиры, содействуют ее финансированию, способствуют ее внешней экспансии и являются эффективным средством сдерживания развития тех стран, в которых они действуют»[33].

Внутренняя экономическая (а также производственно-технологическая) дезинтеграция становится определяющим условием отчужденности национальной науки и производства. Поскольку в латиноамериканских странах производство питается достижениями зарубежной науки и техники, национальная наука лишается важнейшего стимула развития. Как указывают аргентинские авторы Альберто Араос и Карлос Мартинес Видаль, национальная сфера НИР «больше связана с мировой наукой, нежели с национальной социально-экономической системой, которая заимствует технологические знания и почти не использует научный потенциал, имеющийся в стране»[34].

«...В процессе этого отчуждения, — отмечают Ф. Сагасти и М. Герреро, — ученые слаборазвитых стран действовали вполне “рационально”. Если они хотели остаться учеными, то при недостатке спроса на их услуги в собственных странах и при существующей структуре международного научного сообщества им не оставалось ничего другого, как избирать темы исследований, определявшиеся международным научным сообществом и для проведения которых было легче найти необходимые средства»[35].

Между тем проводимые таким образом исследования, преимущественно фундаментальные, в силу низкого уровня развития сферы НИР в зависимых странах неизбежно приобретали имитационный характер. Они имеют также отчетливо выраженную непроизводственную направленность.

Когда исследовательская работа в национальных научных центрах все же дает оригинальные и перспективные для производственного применения результаты, то хозяйственная система латиноамериканских стран в большинстве случаев оказывается неподготовленной для освоения новшества. Нововведения в производство, осуществляемые латиноамериканскими странами по собственным оригинальным проектам, — явление крайне редкое, к тому же большинство из них имеют второстепенное значение. Обследование 40 подобных проектов, проведенное по заданию ОАГ, показало, что среднегодовые затраты на один проект не превышали 30 тыс. долл., а в большинстве случаев составляли около 5 тыс. долл.[36].

Социально-психологический облик латиноамериканской предпринимательской буржуазии и служащего ей руководящего административного и инженерного персонала, сложившийся в ходе зависимого капиталистического развития, характеризуется, по мнению аргентинского экономиста Амилькара Эрреры, «меркантилистским мировоззрением», «комплексом неполноценности» по отношению к иностранной науке, технике, производственному опыту[37]. Мигель Вьончек, Херардо Буэно и Хорхе Наваррете, осуществившие детальное исследование процессов технологического обновления в автомобильной, нефтехимической и фармацевтической промышленности Мексики, подчеркивают, что местный бизнесмен,

«хотя и готов импортировать — почти за любую цену — иностранную технологию... отнюдь не расположен принимать свою долю ответственности и делать соответствующий вклад в автономное технологическое развитие страны»[38].

В подобных утверждениях могут быть и крайности. Однако они отражают не просто субъективные мотивы поведения. «Субъективный» выбор латиноамериканского буржуа и технократа между готовой иностранной технологией (часто даже не самой передовой) и разработками в собственной стране предопределен объективно действующими факторами модернизированной отсталости и зависимости.

На генеральной ассамблее ОАГ в Атланте (апрель-май 1974 г.), выражая позицию США по вопросам передачи достижений науки и техники в латиноамериканские страны, Г. Киссинджер заявил: «Мы убеждены, что, как правило, частные инвестиции служат наиболее эффективным инструментом переноса этих средств в крупных масштабах...»[39]. Данный тезис официальной пропаганды и буржуазной науки опровергается самой действительностью.

Исходя из закономерностей соединения науки с производством в условиях капитализма, сектор крупномасштабного производства, контролируемый в Латинской Америке международными монополиями, должен был бы первенствовать в развитии НИР. Однако этого не происходит, и дело, разумеется, не в недостатке средств у филиалов международных монополий, а в том, что они представляют нижние или промежуточные этажи всего производственно-технологического здания монополии.

Согласно исследованиям Роберта Стаубаха из Гарвардской школы бизнеса, на транснациональные монополии приходится около 90% американского экспорта технологии и около половины экспорта промышленных изделий. Однако лишь 10% НИР они производят за рубежом, в том числе менее 1% — в развивающихся странах[40]. Между тем в Латинской Америке, как и в других регионах «третьего мира», НИР филиалов обычно ограничиваются адаптацией технологических процессов к качественным характеристикам местного сырья, применением различных методов контроля качества и рутинными испытаниями, доступными местным лабораториям[41].

Но даже тогда, когда латиноамериканские ученые делают изобретения, открывающие действительно широкие перспективы для совершенствования технологии, первыми, кто предлагает начать их производственное освоение, оказываются филиалы международных монополий. Затем результаты передаются материнской компании и усиливают ее технологическую мощь.

Пассивное восприятие научно-технического прогресса ведет к его «очаговому» распространению. Перенос технологии, прежде всего, осуществляется в экспортные анклавы, где действуют международные монополии. Но поскольку эти анклавы представляют чужеродные тела в национальной экономике и всеми нитями связаны с «центрами» мирового капиталистического хозяйства, они не могут в полной мере служить распространению технического обновления на остальную часть производственной системы латиноамериканских стран. Это усиливает диспропорциональность их экономического развития и, в свою очередь, усугубляет внутреннюю дезинтегрированность.

С изменением в неоколониальном разделении труда возникают новые деформации в размещении производительных сил, ибо образование экспортных анклавов и соответствующих «коридоров развития»[42] диктуется главным образом интересами «центров», а не «периферии».

В связи с переносом «грязных» производств нарушается экологическое равновесие. В Сан-Пауло — крупнейшем ареале экспортных промышленных анклавов — загрязнение воздушной среды достигло рекордного уровня — 55,7 единиц по шкале Всемирной организации здравоохранения. Это в 3 раза превосходит максимально допустимую для здоровья человека норму. Одна из основных причин заключается в том, что предприятия иностранных компаний не устанавливают очистного оборудования.

Социально-экономическое развитие латиноамериканских стран порождает противоречие между перспективными потребностями в кадрах высокой квалификации (в целях подъема экономики и культуры на новой научно-технической основе) и реальными возможностями их использования. В последние годы значительно расширились масштабы подготовки инженеров, экономистов, управленцев, специалистов в области естественных наук. Достаточно указать, что уже в течение полутора десятилетий средний темп роста студенческого контингента высшей школы в Латинской Америке составляет 10–12%. При этом увеличение выпуска специалистов по естественным и точным наукам в целом опережает общий его рост. Однако отсталая социальная структура, прежде всего в традиционных секторах экономики, препятствует эффективному использованию кадров. С другой стороны, анклавы международных монополий в недрах национальной экономики и «центры» мирового капиталистического хозяйства, концентрирующие научно-техническую мощь, подобно магниту притягивают наиболее подготовленную часть квалифицированной рабочей силы. В открытой и скрытой формах идет интенсивная «утечка умов», подрывающая национальные основы развития науки, техники, экономики в целом. Как считает Мигель Лайриссе, бывший президент Национального совета по научным и технологическим исследованиям Венесуэлы, «утечка умов» представляет «обратный перенос технологии»[43].

Модернизация отсталости означает усиление эксплуатации. Ее усовершенствованный механизм позволяет международным монополиям присваивать стоимость сверх той пропорции, которая соответствует их доли капиталовложений в экономике латиноамериканских стран. Основной жертвой остаются трудящиеся слои населения. Однако и латиноамериканская буржуазия вынуждена платить «дань» старшему партнеру. Значительная часть прибыли ассоциированной национальной буржуазии изымается международными монополиями (типичный пример — скрытый перевод прибыли по каналам трансфертных и рентных платежей). Кроме того, устанавливая монопольно высокие цены на продукцию филиалов на внутренних рынках Латинской Америки, международные монополии эксплуатируют в качестве потребителей практически все слои населения.

* * *

Таковы некоторые причины, черты и последствия процесса модернизации отсталости и зависимости, начавшегося в странах Латинской Америки, идущих по пути зависимого капитализма.

Неоколониальная модернизация представляет восходящую тенденцию в экономике капиталистических стран Латинской Америки, открывающую определенные возможности для развития их производительных сил. В перспективе эта тенденция может привести к передаче Латинской Америке (как «периферии») непосредственного контроля над рядом отраслей, представляющих нижние этажи хозяйственной системы мирового капитализма[44]. Для международных монополий это приемлемо в силу интегрированности латиноамериканских экономик в хозяйственную систему «центров» при сохранении и усилении контроля последних на верхних этажах производственной системы[45]. Есть основания предполагать появление в регионе новых, технически сложных производств, обслуживающих потребности развитых стран, ожидать соответствующего перехода на более высокие ступени научно-технического прогресса. Однако это будет допускаться и поощряться развитыми капиталистическими странами лишь как усовершенствование «частичной рабочей машины».

Уже на эмбриональной стадии в модернизации отсталости и зависимости генетически заложены основы новых неразрешимых противоречий, отчетливо просматриваются очертания предстоящих тупиковых ситуаций.

Между тем модернизацию отсталости нельзя расценивать как нечто абсолютно и фатально неизбежное. Именно поэтому ее следует рассматривать как тенденцию. Она есть лишь закономерное следствие экономического развития в условиях зависимого капитализма и неоколониального разделения труда, в наибольшей степени отвечает именно данным условиям. Реализация или нереализация этой тенденции зависит от многих внутренних и внешних факторов. На наш взгляд, среди них можно выделить, по крайней мере, три основных группы. Во-первых, соотношение прогрессивных и реакционных сил в странах региона, степень обостренности экономических и политических противоречий с империализмом, степень ассоциированности национальной буржуазии с международным монополистическим капиталом. Во-вторых, межимпериалистическая борьба, способность «молодых» империалистических монополий навязывать условия «модернизации» всему классу буржуазии. И, в-третьих, что приобретает на современном этапе все большее значение, коренные сдвиги в международной обстановке, рост влияния социализма, крепнущая солидарность и взаимопомощь развивающихся стран и, конечно, их внутренние импульсы экономического и социального прогресса, создающие реальные альтернативы модернизации отсталости и зависимости. Свидетельства тому — настойчивые требования стран «третьего мира» перестройки системы международных отношений, выбор многими из них революционно-демократической и социалистической ориентации общественного развития и, как следствие, рост экономического и научно-технического потенциала, укрепление сотрудничества со странами — членами СЭВ, которое представляет принципиально новый тип международного разделения труда[46].

Статья опубликована в журнале «Латинская Америка», 1977, № 1.



По этой теме читайте также:


Примечания

1. Сторонники реформистского пути экономического развития. — Прим. «Скепсиса».

2. Как писал видный советский экономист В. Тягуненко, в политике империализма «ясно обнаруживается тенденция превратить бывшие колонии и зависимые страны из придатка к экономике отдельных метрополий в составную часть мирового капиталистического хозяйства в целом». — «Проблемы мира и социализма», 1972, № 2, с. 63.

3. Данная фраза носит ритуально-идеологический характер. Социально-экономический строй в Советском Союзе не был социалистическим. Утверждение о «необратимости» успехов социализма является безосновательным. Однако это не отменяет правоты следующего далее рассуждения Давыдова относительно изменения мирового капитализма под влиянием революционного процесса. — Прим. «Скепсиса».

4. Рассмотрение промышленного производства по группам и типам стран см. «Латинская Америка», 1974, № 6, с. 81—90.

5. CEPAL. «Algunas conclusiones relativas a la integración y el desarrollo económico de América Latina». Sobretiro del «Boletín económico de Amérіса Latina». vol. XIX, № 1—2, 74—9—2163, p. 6.

6. Francisco R. Sagasti, Mauricio Guerrero C. El desarrollo científico у tecnológico de América Latina. Diagnóstico, bases para la acción у estructuras de cooperatión. Buenos Aires, 1974, p. 16.

7. При рассмотрении монополий, интернациональных по масштабам операций и по составу капитала, в научной литературе используют различные термины. Автор принял наиболее распространенный — «международные монополии». Их разделяют на «транснациональные» (национально однородный капитал) и «многонациональные» (капитал нескольких или многих национальных групп). — См., например С. М. Меньшиков. Современный капитализм. Краткая политэкономия. М., 1974, с. 191; Т. Белоус. Международные монополии и некоторые аспекты их деятельности — «Мировая экономика и международные отношения», 1975, № 7, с. 13—14; Н. Иноземцев. Ленинская теория империализма и современность. — «Коммунист», 1974, № 6, с. 57.

8. «Survey of Current Business». Washington, 1975, № 7, p. 15.

9. Один из идеологов «бразильской модели экономического развития» нынешний министр финансов Бразилии Марио Э. Симонсен называет предложения реформистов по перераспределению доходов «схоластикой, ничего общего не имеющей с экономической теорией». — См. Mário Henrique Simonsen. Brasil 2001. Rio de Janeiro, 1969, p. 92.

10. Это утверждение также имеет ритуально-идеологический характер. Разумеется, помощь СССР развивающимся странам зачастую обладала более комплексной и прогрессивной направленностью по сравнению с действиями капиталистических стран. Однако не стоит преувеличивать эту тенденцию: как в самом СССР сохранялось разделение труда, свойственное индустриальному обществу, так оно существовало и в развивающихся странах, часто в этих случаях отягощенное доиндустриальными экономическими порядками. — Прим. «Скепсиса».

11. «Desarrollo indoamericano». Barranquilla, 1975, № 28, p. 35.

12. Применительно к Бразилии этот вопрос рассмотрен в статье: Н.В. Калашников. Минеральное сырье во внешней торговле Бразилии. — «Латинская Америка», 1975, № 2.

13. См. В. В. Кузьмин. Экономика мексиканского севера и капитал США. — «Латинская Америка», 1974, № 4.

14. U.N. «Multinational Corporations in World Development». New York, 1973, p. 21.

15. «Еl Nacional». México, 15.IX.1974.

16. «Латинская Америка», 1974, № 6, с. 108.

17. Constantino V. Vaitsos. Comercialización de tecnología en Pacto Andino. Lima, 1973, p. 39.

18. Ibid., p. 40.

19. CEPAL. «Estudio económico de América Latina, 1970», vol. II. Santiago de Chile, 1971, p. 51.

20. См. Кристиан Гу, Жан-Франсуа Ландо. Американский капитал за границей. М., 1973, с. 68.

21. Проект был отвергнут большинством представителей развивающихся стран и делегациями социалистических государств.

22. См. А. Н. Глинкин, П. П. Яковлев. Движущая сила империалистической экспансии. — «Латинская Америка», 1976, № 5.

23. Ramón Тamamеs. Estructura económica internacional. Madrid, 1975, p. 330.

24. Лицензиат — покупатель, лицензиар — продавец.

25. В мексиканской печати приводились данные обследования заграничных продаж технологии 55 североамериканскими фирмами. Оно по¬казало, что среди сделок о передаче только патента 90,6% заключено компаниями экономически развитых стран и только 5,3% — с латиноамериканскими. С другой стороны, в сделках на продажу «ноу-хау» 25% заключено с компаниями латиноамериканских стран и 60% с фирмами других стран «третьего мира». Из лицензий, включавших и патент «ноу-хау», 20% было закуплено фирмами из Латинской Америки и 76% — компаниями афро-азиатских государств. — «Сomercio exterior». México, 1969, № 1, p. 37.

26. ОAS. «Specialized Conference on the Application of Science and Technology to Latin American Development (CACTAL). Working Document». Brasilia, 1972, p. 99.

27. «Estudio económico de America Latina, 1970», vol. II, p. 55.

28. Bernardo Kleiner. Revolución científico-técnica y liberación. Buenos Aires, 1973, p. 59.

29. Тезис о внутренней дезинтеграции выдвигает Освальдо Сункель. (Osvaldo Sunkel. Integración transnacional у desintegración nacional en América Latina. Buenos Aires, 1972.) Это явление рассматривалось и в советской литературе. – См. «Развивающиеся страны: закономерности, тенденции, перспективы». М., 1974, с. 116.

30. Кристиан Гу, Жан-Франсуа Ландо. Указ. соч., с. 130.

31. «Оріnіãо». Rio de Janeiro, 8.XI.1974.

32. Ibidem.

33. «Estudio económico de America Latina, 1970», vol. II, p. 55.

34. Alberto Aráoz, Carlos Martínez Vidal. Ciencia e industria. Un caso argentino. Washington, 1974, p. 8.

35. Francisco R. Sagasti, Mauricio Guerrero C. Op. cit., p. 11.

36. Marcelo Robert. La innovación tecnológica en América Latina. Estudio de casos. Washington, 1972, p. 168—169.

37. Amílсar Oscar Herrera. Ciencia у política en América Latina. México, 1971, p. 49—51.

38. Miguel S. Wionczek, Gerardo M. Bueno, Jorge Eduardo Navarrete. La transferencia internacional de tecnologia — el caso de México. México, 1974, p. 51.

39. «Сіеnсіа interamericana». Washington, 1974, № 1—2, p. 8.

40. «Nature». Washington, 1973, vol. 244, p. 66.

41. OAS. «Specialized Conference...», p. 130.

42. См. Я. Г. Машбиц. Урбанизация и размещение производитель¬ных сил в Латинской Америке. — «Латинская Америка», 1975, № 6.

43. «Visión». México, 1975, № 12, p. 48.

44. Некоторые советские ученые считают, что в Латинской Америке уже в ближайшей перспективе горнодобывающая промышленность может оказаться в основном под национальным контролем. — См. Л.Л. Клочковский. Империализм и Латинская Америка: новый этап экономических противоречий. — «Латинская Америка», 1975, № 5, с. 16.

45. Этим, в частности, можно объяснить «трезвый» подход ряда политиков из развитых капиталистических стран к национализации в добывающих отраслях стран «третьего мира» в том случае, если это не сопровождается их выходом из капиталистической орбиты. Показательно в этой связи различие в реакции США на национализацию в Чили Венесуэле. В первом случае монополии и правительство США, по существу, объявили экономическую войну. Напротив, в отношении Венесуэлы была проявлена определенная сдержанность. Отвечая на вопрос журнала «Висьон», министр иностранных дел Венесуэлы Рамон Эсковар Салом отметил, что национализация нефтяной промышленности была встречена иностранными монополиями и правительством США «с умом и реализмом». — «Visión», 1975, № 12, р. 21.

46. См. примечание 10. — Прим. «Скепсиса».

Имя
Email
Отзыв
 
Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017