На заре рыночных реформ в СНГ в начале 1990-х годов по российскому телевидению демонстрировали рекламный ролик, доносивший до зрителей «демократические цели» проводившихся преобразований. Сперва на экране возникала карта России, покрытая дымившимися трубами заводов и линиями электропередач. Для туго соображающих голос из-за кадра пояснял: «Это совокупное достояние страны». Затем из этого богатства вырезался кусочек завода: «А это твоя доля совокупного богатства!». Кусочек превращался в ваучер и послушно ложился на ладонь озадаченного россиянина, который начинал энергично чесать затылок, пока закадровый голос вопрошал: «Что делать с ваучером?».

На упоминавшемся ранее ток-шоу В. Познер с энтузиазмом объяснял, что приватизация открывала пути к быстрому обогащению для каждого россиянина:

«Если вас трое, то у вас есть три ваучера, а это уже возможность начать свое собственное дело. Соберитесь всей семьей на совет и решите, как использовать ваучеры. Помните, что вы сейчас решаете свою судьбу, судьбу своих детей и внуков!»

Последние слова В. Познера оказались единственной крохой истины, высказанной на этой и на бесчисленном множестве других подобных передач, хотя и совсем не в том смысле, в котором имелось в виду. Прошло совсем немного времени, и рядовые россияне, послушно принявшие реформы, стали свидетелями беспрецедентного падения производства и уровня жизни, катастрофического роста цен, невиданной криминализации общества, коллапса образования и здравоохранения, превращения России в полузависимое государство.

Похожий крах иллюзий о капитализме пережили трудящиеся практически всех бывших советских республик. Чтобы понять, почему ожидания общества оказались так грубо растоптаны, необходимо обратиться к вопросу о природе того общества, которое сложилось на постсоветском пространстве.

Периферия мирового капитализма

После краха Советского Союза его бывшие республики встали на путь перехода к капитализму. Но это не был и не мог быть переход к высокоразвитому, обеспечивающему высокий уровень жизни капитализму центра. Именно в этом и состоял обман телепередач. В рамках мировой капиталистической системы «новообращенные неофиты» могли занять лишь место зависимой и отсталой периферии. Последовало «насаждение отсталости», подробно рассмотренное выше{I}. Как и повсюду в мире, оно сопровождалось (1) переходом к упрощенной структуре производства, выгодной центру, и (2) трансформацией их социальной структуры, включавшей: (а) пауперизацию основной массы населения, создававшей резервную армию дешевого труда, и (б) взращиванием компрадорской буржуазии из местных правящих элит, становившихся простым посредником в эксплуатации дешевых природных и людских ресурсов своих стран.

Страны СНГ испытали соответствующую трансформацию своих экономик. В «лихие» девяностые доля промышленности в общей величине добавленной стоимости{II} в среднем упала в странах СНГ с 38% до 29%[1]. Владимир Часовский выделяет следующие основные изменения в промышленном развитии стран СНГ:

• рост доли сырьевых отраслей в добавленной стоимости промышленности, который в значительной мере объяснялся не только высоким качеством сырья, но и «переориентацией добывающих предприятий с поставок на традиционные рынки СНГ... на успешно функционирующие рынки сырья и полуфабрикатов дальнего зарубежья»;

• обрабатывающая промышленность стран Содружества характеризовалась систематической тенденцией к падению производства и сокращению ассортимента продукции;

• специализация и кооперация быстро сокращались, и обрабатывающая промышленность испытывала сильную деградацию, переходя к более примитивным образцам продукции;

• происходил интенсивный разрыв производственно-технологических связей предприятий, принадлежавших прежде к одним и тем же кластерам. Это было особенно наглядно видно в пищевой промышленности, в которой перерабатывающие предприятия все больше ориентировались на внешних поставщиков, в то время как «иностранные компании вытесняли национальных конкурентов с рынка сырья для пищевой промышленности, а затем начинали устанавливать свои правила ценообразования на территории стран СНГ»;

• несбалансированное распределение инвестиций между отраслями в пользу энергетики, металлургии, химической и легкой промышленности (за исключением последней все это экспорт-ориентированные отрасли с низкой степенью переработки сырья)[2].

Все эти черты промышленного развития могут интерпретироваться как структурное приспособление экономик стран СНГ к их новому положению в мировой экономике. Подобный вывод подтверждается основными тенденциями развития внешней торговли той же группы стран. Результаты трансформации производства можно ярко видеть из данных нижеследующей таблицы 2.

Данные табл. 2 показывают основные принципы международного разделения труда в современном мире, в котором периферия является поставщиком дешевой производственной продукции в центр, а не наоборот. Подобный вывод следует из того факта, что соответствующие доли стран СНГ, Китая и остального мира в совокупном мировом экспорте существенно превышают соответствующие доли импорта. Важно подчеркнуть, что периферия вывозит в центр преимущественно товары с низкой степенью обработки сырья, а следовательно и с низкой величиной добавленной стоимости.

Таблица 2. Доля крупнейших участников мировой торговли в мировом экспорте и импорте в 2012 г.

Источник: Внешняя торговля стран СНГ и ЕС 2009—2012. Статистический справочник. М.: Межгосударственный статистический комитет Содружества Независимых Государств, 2013. С. 5.

Страны СНГ экспортируют в остальной мир в основном сырьевые товары — минеральные ресурсы и некоторые виды продукции с низкой степенью обработки, такие как древесина, целлюлозно-бумажная продукция, камень, металлы и металлоизделия. Доля в экспорте продукции обрабатывающей промышленности очень низкая[3]. В то же время если мы обратимся к структуре импорта в страны СНГ из остального мира, то увидим противоположную картину. Основную его долю составляет продукция обрабатывающей промышленности с высокой добавленной стоимостью[4]. Получается, что постсоветские государства экспортируют в основном продукцию с низкой степенью обработки сырья, а импортируют, наоборот, продукцию с высокой добавленной стоимостью.

Несмотря на эти неблагоприятные условия, страны СНГ имеют значительное и растущее положительное сальдо их внешней торговли с внешним миром. Так, в 2012 г. экспорт этой группы государств составил 757,4 млрд евро, а импорт — только 520 млрд евро. Доходы стран СНГ, таким образом, составили 237,4 млрд евро. Эти средства могли бы стать неплохим источником для столь необходимых инвестиций в модернизацию устаревшего оборудования и производства. К сожалению, происходит иначе — чистые доходы от внешней торговли финансируют массовый вывоз капитала из постсоветских государств. Чемпионом в этом отношении является Россия. Рассмотрим табл. 3.

Таблица 3. Чистое кредитование остального мира (-) и чистые заимствования у остального мира (+) Россией. В процентах ВВП.

* Данные на сентябрь-октябрь 2012 г.

Источник: Маневич В., Букина И. О макроэкономическом прогнозе на среднесрочную перспективу и денежно-финансовой политике России // Вестник института экономики РАН. 2013. № 2. С. 22.

Данные показывают, что чистый экспорт (экспорт за минусом импорта) из России систематически достигает огромной величины в 8—14% ВВП. Это означает передачу огромной доли ресурсов страны за рубеж. При этом доходы от чистого экспорта используются не для финансирования развития России, а для кредитования «остального мира», т. е. стран центра мирового капитализма. Средства вывозятся как государством, так и частным сектором. Примечательно, что когда бизнес больше заимствует из остального мира, чем кредитует его (т. е. ввозит капитала больше, чем вывозит, как в 2005—2007 гг.), то правительство резко увеличивает вывоз капитала по своей линии. В целом Россия всегда остается чистым экспортером финансовых ресурсов. Естественно, что в постоянно обескровливаемых экономиках республик бывшего Советского Союза реальная заработная плата резко снизилась. Рассмотрим рис. 1.

Рис. 1. Динамика реальной заработной платы и производительности труда в некоторых странах СНГ (2007 г. к 1991 г. в %). Реальная зарплата по ИПЦ / Реальная зарплата по НПП / Производительность труда Источник: Доклад о положении в области оплаты труда в государствах содружества, солидарной позиции и действиях профсоюзов по защите интересов трудящихся. М.: Всеобщая конфедерация профсоюзов, 2008. С. 8.

Рисунок 1 отражает положение накануне мирового экономического кризиса. Следовательно, невозможно свалить ответственность за неблагоприятные тенденции на внешний шок. Данные показывают, что официальный подсчет оплаты труда в странах СНГ (первый столбик в каждой тройке) вводит в заблуждение. Получается, что в большинстве стран СНГ реальная заработная плата давно превысила дореформенный уровень. Проблема в том, что эти расчеты производятся государственными статистическими службами на основе индекса потребительских цен (ИПЦ). В результате заработная плата искусственно завышается, т. к. в индекс входят недоступные рабочим товары

роскоши, цены которых растут медленнее цен товаров первой необходимости. Если пересчитать реальную заработную плату, основываясь на индексе цен набора продуктов питания (второй столбик в каждой тройке), то результаты будут совсем другие. В действительности практически нигде в СНГ реальная оплата труда не достигла советского уровня. Так, в России и на Украине она в 2-2,5 раза меньше официально заявленной величины. Между тем, производительность труда (третий столбик в каждой тройке) во всех рассматриваемых странах выросла существенно больше заработной платы.

При таком падении трудовых доходов резко выросло социальное неравенство. Россия является здесь ярким примером. Согласно докладу «Глобальное распределение богатства» (Global Wealth Report), для нее характерен «наивысший уровень неравенства доходов в мире», за исключением небольших государств Карибского бассейна с миллиардерами резидентами. По всему миру один миллиардер приходится на каждые 170 млрд долл. богатства домохозяйств; в России один приходится на каждые 11 миллиардов. По всему миру на всех миллиардеров вместе приходится 1—2% богатства домохозяйств; в России сегодня 110 миллиардеров владеют 35% всего богатства[5].

Из сказанного можно видеть, что экономики стран СНГ перешли к упрощенной структуре производства с упадком обрабатывающей промышленности и ростом добывающих отраслей, что отражает их превращение в поставщиков продукции низкой степени обработки сырья в развитые капиталистические страны. В то же время рассматриваемые общества прошли через социальную трансформацию, создавшую на одном полюсе резервную армию дешевого труда, а на другом — компрадорский класс собственников. Это не что иное, как «насаждение отсталости», о котором говорилось выше.

Реформы и Запад

У современного капитализма стран СНГ два источника: разложение советской бюрократии и влияние глобального капитализма.

Первый фактор связан с природой советского строя. С точки зрения автора данной работы, его самый глубокий анализ был предложен Львом Троцким в классическом произведении исторического материализма «Преданная революция» (1936 г.)[6]. Вопреки официально провозглашенной победе социализма в «одной, отдельно взятой стране» один из вождей русской революции убедительно показал, что советское общество было всего лишь переходным, т. е. что оно лишь пыталось строить социализм. В отсутствие победоносной мировой социалистической революции, предсказывал он, это общество скатится назад к капитализму.

«Привилегии имеют небольшую цену, — писал Троцкий, — если их нельзя передать детям по наследству. Поэтому привилегированная бюрократия рано или поздно захочет завладеть управляемыми предприятиями, превратить их в частную собственность»[7].

История полностью подтвердила предвидение марксистского мыслителя. Так, профессор Кембриджского университета Дэвид Лейн отмечает, что большинство работ по переходу к рынку в России страдают тем пороком, что игнорируют ключевой вопрос о социальных силах, стоявших за реформами. Лейн выделяет две основные социальные группы, способствовавшие падению советского строя и его переходу к капитализму[8]. Это были: «административный класс», состоявший из людей, осуществлявших административный контроль над производством, образованием и наукой, и «приобретательский класс», состоявший из выходцев из интеллигенции, заинтересованных в использовании рыночного механизма для извлечения материальных выгод из своей квалификации. К этим двум социальным категориям Станислав Меньшиков добавляет предпринимателей черного рынка, чья деятельность постепенно нарастала еще в порах советского общества[9]. В течение многих лет органам централизованного управления более-менее успешно удавалось контролировать экономику. Однако их роль постепенно подрывалась, и бюрократия, включая директоров предприятий, повышала свое влияние. Таким образом, за фасадом внешне монолитной плановой экономической системы возникала основа для развития частного присвоения на основе общественной собственности. Не менее важным источником, сформировавшим облик нового общественного строя, было беспрецедентное влияние, оказанное Западом на процесс трансформации посткоммунистических обществ.

Поражение Советского Союза в «Холодной войне» скомпрометировало социалистическую систему и способствовало тому, что наше общество некритически приняло буржуазную систему ценностей, предполагающую широкое введение частной собственности. На этом фоне правящие круги Запада, прежде всего Соединенных Штатов, сумели оказать решающее закулисное влияние на выработку радикальных экономических реформ. В связи с этим Лейн выделяет «глобальный политический класс», который «через гегемонию западных правительств и международных организаций» осуществил свое решающее влияние на «создание капитализма и буржуазного класса собственников»[10] в России. Это делалось на основе принципов пресловутого «Вашингтонского консенсуса», лежавшего в основе политики международных финансовых организаций в отношении развивающихся стран. К 1990-м гг. мир накопил уже достаточный опыт для вывода о том, что следование формуле «либерализация плюс стабилизация» (т. е. ограничительная денежная политика) усиливает бедность и нищету[11]. Как отмечают современные исследователи, «сокращение бедности, равенство и сохранение окружающей среды не были составной частью консенсуса. Вашингтонский консенсус призывал к открытию стран для внешнего мира»[12] (читай для западных корпораций). Таким образом, это была стратегия, имевшая целью смягчить бремя назревавшего кризиса для Запада. Результатом обильной критики этой политики стало формирование «поствашингтонского консенсуса», сделавшего ударение на социальное страхование и борьбу с бедностью[13]. К сожалению, это прошло незамеченным для российских политиков и общественности.

Внешне реформами руководила группа высших государственных чиновников во главе с Гайдаром. Однако «их консультировали, поддерживали и подталкивали высшие сотрудники администрации США и группа американских экономистов сходного мышления»[14]. Как свидетельствует американская исследовательница Джанин Уэдел, российские реформы келейно разрабатывались буквально несколькими специалистами Гарвардского университета, тесно связанными с правительством США, и проводились в России через правивший политический «клан Чубайса»[15]. По имеющимся данным, Чубайс официально принял на руководящие должности Госкомимущества иностранных консультантов, включая кадровых офицеров ЦРУ[16]. Мемуары Строуба Тэлбота, помощника президента США Клинтона по российским делам, не оставляют сомнений в том, что американская администрация рассматривала президента РФ Ельцина как надежного проводника своих интересов в России[17]. Неолиберальные экономисты Джеффри Сакс, Андрей Шлейфер и юрист Джонатан Хей оказывали влияние на экономическую политику России, беспрецедентную для независимого государства:

«Американские советники вырабатывали политические меры с Гайдаром, Чубайсом и их коллегами, которые потом вписывались прямо в президентские указы. Каждое значимое экономическое решение ельцинского президентства было осуществлено именно таким образом. Парламент бывал обойден»[18].

Это ярко подтверждается и воспоминаниями американского банкира российского происхождения Бориса Йордана[19]. Он рассказывает, как в сентябре 1992 г. к нему обратился Чубайс, возглавлявший Госкомимущество, с просьбой срочно разработать программу приватизации. Срочность объяснялась тем, что 9 декабря должен был открыться очередной съезд народных депутатов, и правительство хотело начать приватизацию до этого, поставив народных избранников перед фактом. Команда западных экспертов под руководством Йордана «работала день и ночь, буквально день и ночь, урывая несколько часов сна прямо в офисах». Пропустив многие стадии работы в ущерб качеству, разработчики успели в срок, и программа была запущена за один день до открытия съезда. «То, чего мой дед не смог достичь во время войны Белой армии с коммунистами, мы сделали, изгнав государство из отношений собственности», — с удовлетворением заключает внук белоэмигранта[20]. Этот красноречивый эпизод свидетельствует не только о закулисной роли западных кукловодов и об их подлинном отношении к демократии, но говорит и о том, что, направляя реформы в России, они руководствовались ненавистью к нашей стране, чувством мести к своему поверженному противнику, комплексом неполноценности за перенесенный страх перед коммунизмом. Их чувства вполне понятны. Менее понятна наша готовность смириться с реформами, проистекающими из такого нечистого источника.

Анализ показывает, что в проведении российских реформ органически слилось стремление советской бюрократии превратиться из государственных чиновников в частных собственников и стремление правящих кругов Запада навязать историческому сопернику свою систему ценностей. Этот факт является ярким подтверждением концепции «термидора» Л. Троцкого, т. е. учения о буржуазном перерождении русской революции, произошедшем в результате победы сталинизма в нашей стране[21]. Таким образом, говорить о независимости нашей страны, как и наших соседей по СНГ, в проведении радикальных экономических реформ не приходится. Этим определилось и само содержание стратегии преобразований.

Природа крупного бизнеса

В начале 1990-х годов практически не было западного или отечественного «светила» либеральной экономики в России, которое не рекомендовало бы легализовать теневой капитал. Утверждалось, что в советской системе люди с деловыми способностями могли реализовать себя только в сфере криминального предпринимательства. По существу, в сознании сторонников радикальных рыночных реформ преступный мир играл такую же роль главного строителя нового, капиталистического общества, как в мышлении марксистов рабочий класс играет роль главного создателя социализма. Считалось, что самое главное — любой ценой как можно быстрее создать класс частных собственников, который исключит саму возможность т. н. «коммунистического реванша». В дальнейшем «невидимая рука» рынка, т. е. условия рыночной конкуренции, приведут к перераспределению собственности от неэффективных к эффективным предпринимателям. Экономическая эффективность будет обеспечена автоматически, как нечто само собой разумеющееся.

Этим и определялся характер приватизации, что можно увидеть из материалов официального доклада Счетной палаты РФ[22]. О масштабах дотаций частному сектору можно судить по тому факту, что государство выручило от приватизации менее 5% рыночной стоимости своей бывшей собственности[23]. Государственные предприятия были проданы по цене в 20—30 раз меньшей, чем их реальная стоимость[24]. Несмотря на то что упомянутые выше выводы Счетной палаты носят официальный характер, никаких юридических последствий приведенные оценки конкретных сделок по приватизации не имели.

Социальная сущность приватизации очевидна — это экспроприация прав подавляющего большинства россиян в интересах формировавшегося из бюрократии, интеллигенции и криминалитета (см. выше) нового класса собственников[25]. В этом же ключе действовали и другие направления реформ. Так, либерализация цен, т. е. освобождение ценообразования от контроля государства, привела к их взвинчиванию новыми собственниками. Начавшаяся инфляция вызвала обесценение доходов и сбережений рядовых граждан. По существу, произошла конфискация трудовых доходов и сбережений в пользу нарождавшегося крупного капитала. Ту же цель преследовала и политика т. н. «финансовой стабилизации». Разумеется, официально провозглашалось, что ограничение количества денег в обращении необходимо, чтобы гарантировать стабильность доходов рядовых граждан. Однако задержки выплат заработной платы на полгода и больше, урезание пенсий и социальных пособий ясно показывали, за чей счет происходила борьба с инфляцией, призванная стабилизировать прибыли капиталистов. Приватизация, либерализация и финансовая стабилизация, предполагающая урезание социальных расходов государства, — это альфа и омега «Вашингтонского консенсуса».

Книга с выразительным названием «Предприниматели-насильники: применение силы в создании российского капитализма» отечественного социолога В. Волкова{III} посвящена экспансии криминальных кругов в нашу экономику[26]. Однако в современной России насилие как основа извлечения дохода характерно далеко не только для организованных преступных сообществ.

Благодаря слабой реализации законов в современной России формальные права собственности не могут осуществляться на деле, если они не подкреплены неформальным контролем над активами[27]. В российских условиях им может обладать крупный акционер, генеральный директор, руководитель государственной корпорации, лидер криминальной группировки, действующий через подставных лиц ответственный государственный чиновник или кто-то еще. Подлинные собственники создают инфраструктуру контроля — сеть формальных и неформальных институтов, позволяющих им влиять как на внутреннюю, так и на внешнюю среду фирмы. Коррупционные связи с государством и криминальное насилие являются важными составными частями этой инфраструктуры. Механизм неформального контроля можно представить следующим образом (рис. 2).

Рис. 2. Инфраструктура инсайдерского контроля над активами

В инфраструктуре контроля над предприятиями можно выделить внешние и внутренние элементы. К первым относится запутанная схема владения активами через цепочку оффшорных фирм («облако оффшоров», по выражению Я. Паппэ); лоббирование деловых интересов через связи с коррумпированным чиновничеством и т. н. «крыши» — патронаж со стороны правоохранительных органов, частных охранных предприятий (ЧОПов) и криминальных структур. Главное назначение внешних элементов инфраструктуры контроля — защита доминирующего положения крупных капиталистов от покушений конкурентов. К внутренним элементам инфраструктуры относятся: высоко централизованная система принятия управленческих решений, намного превышающая стандарты развитых стран; раздутые контрольно-ревизионные органы; внутренние службы безопасности. Главное назначение этих институтов — подавление наемных работников и рабочего протеста, обеспечение надежного контроля крупных инсайдеров над финансовыми потоками предприятия. Инфраструктура контроля является набором инструментов, обеспечивающих силовое господство российского крупного капитала над наемным трудом. Таким образом, для отечественного крупного бизнеса характерна опора на внеэкономическое принуждение.

Преимущественно неформальный контроль над активами в России порождает фундаментальную нестабильность крупного бизнеса. Дело в том, что «неформальные права собственности» не могут быть легализованы и переданы по наследству, но всегда могут быть оспорены. Волны перераспределения собственности регулярно прокатываются по российской экономике. Главным их инструментом становятся враждебные поглощения, включающие широкое применение криминального рейдерства или «квази-национализацию» (по выражению Е. Устюжаниной)[28]. Нестабильность положения крупного бизнеса обусловила краткосрочность его деятельности{IV}.

Эта краткосрочность, в свою очередь, определяет доминирующий тип дохода, извлекаемого крупным бизнесом. Его можно определить как ренту крупных собственников, вытекающую из их контроля над финансовыми потоками предприятий. Эту ренту можно измерить как свободный денежный поток минус различные формы процентных платежей, а также дивидендов, уплаченных акционерам, не обладающим контрольным пакетом. Как правило, механизм извлечения ренты предполагает использование подставных торговых фирм, зарегистрированных в оффшорах. Собственники продают продукцию подконтрольных компаний этим посредникам, которые они же сами и основали, по цене ниже рыночной. Доходы от последующей перепродажи товаров уже по рыночным ценам в конце концов поступают, как правило, на оффшорные личные счета собственников.

Источником ренты могут быть урезание заработной платы рабочих и окладов менеджеров, сокращение инвестиций, уход от уплаты налогов, расхищение фонда амортизации, присвоение кредитных ресурсов и т. д. В связи с тем, что все перечисленные источники представляют собой доходы, созданные трудом наемных работников, автор данных строк трактует этот вид дохода как продукт эксплуатации, т. е. как конкретную форму прибавочной стоимости, отражающую периферийный характер российского капитализма{V}. На последнем обстоятельстве следует остановиться особо.

Компрадорский характер отечественного крупного бизнеса, характерный для стран периферийного капитализма, ярко проявляется в его оффшоризации. Как указывалось выше,

«Россия — единственная страна, где 90% крупного «российского» бизнеса и столько же флота с российскими судовладельцами зарегистрированы в оффшорах, 80% сделок по продаже российских ценных бумаг проводится через эти юрисдикции»[29].

Согласно исследованию американского консалтингового агентства «Бостон групп», богатые люди Северной Америки держат свои состояния в своих странах, тогда как элита периферии — за рубежом[30], т. е. прежде всего в США. Показателен систематический вывоз капитала за рубеж в виде низкорискованных сбережений. По данным Центрального банка России, чистый вывоз капитала из страны частным сектором составил в 1994—2013 гг. 580 млрд долл. (по данным платежного баланса РФ)[31]. Только за первый квартал 2014 г. тот же показатель достиг 48,8 млрд долл., а согласно оценке за второй квартал — 25,8 млрд долл.[32]. Таким образом, отток капитала составляет доминирующую черту российской экономики как в период кризисов, так и в период подъемов. Вместе с тем происходит и ввоз капитала из-за рубежа. Так, в 2006 и 2007 гг. ввоз капитала превысил его вывоз на 43,7 и 87,8 млрд долл. соответственно[33]. При этом важнейшие позиции среди иностранных инвесторов в российскую экономику устойчиво занимают страны-оффшоры{VI}.

Российский внутренний рынок сокращается из-за роста социального неравенства в результате извлечения ренты. Падение инвестиций компаний происходит в результате вывода средств доминирующими группами. Этот процесс подрывает доходы мелких акционеров, рядовых управленцев и рабочих. В результате происходят бесчисленные внутрифирменные конфликты, хищения наемных работников и рабочий протест. В ответ крупный бизнес наращивает вложения в инфраструктуру контроля, чтобы подавить брожение среди персонала. Все это ограничивает накопление фондов для развития и подрывает инвестиции в расширение производственных мощностей и обновление производства. В итоге российский крупный бизнес приближается к «люмпен-буржуазии» (так А. Франк назвал латиноамериканскую буржуазию за неспособность обеспечить модернизацию своих стран)[34]. Из-за растущего неравенства и вытекающего из этого сокращения внутреннего рынка прибыли корпораций, ожидаемые от инвестиций в производственные мощности, становятся низкими. В результате компании отвергают крупные проекты с длительными сроками самоокупаемости. Поскольку именно такие проекты обычно имеют особое значение для внедрения технического прогресса, долгосрочные перспективы отечественного бизнеса ухудшаются. Краткосрочность управления и склонность к извлечению ренты еще более усиливаются с ростом вероятности враждебного поглощения. Такая вероятность повышается с ростом потенциальной прибыльности бизнеса в результате его модернизации.

Таким образом, вывод средств с предприятий порождает всесторонний подрыв накопления капитала российским крупным бизнесом{VII}. Это оказывает значительное воздействие на процесс экономического роста, сближая его с моделью «насаждения отсталости», обсуждавшейся в первой главе книги.

Развитие экономики в решающей степени зависит от сложившейся структуры цен. Отрасли, в которых надбавка на удельные издержки{VIII} выше, получают большую прибыль и, следовательно, располагают лучшими инвестиционными возможностями. Российская экономика представляет собой классический пример диспаритета цен. В ней складываются две неравные группы отраслей: с ценами, растущими относительно быстрее и относительно медленнее, чем в среднем. Первая группа включает: топливно-энергетический комплекс, цветную и черную металлургию, пищевую промышленность, транспорт и ряд отдельных предприятий других отраслей, тогда как вторая группа — все остальные. Компании привилегированного сектора располагают возможностью ограничить предложение своей продукции на внутреннем рынке, так как они могут экспортировать ее. Эта власть над внутренним рынком реализуется в росте внутренних цен. Это приводит к неконтролируемому разбуханию издержек обрабатывающей промышленности и переливу капитала из этого сектора в добывающие производства. Ценовая структура российской экономики показывает причины того, что крупный капитал привилегированного сектора и отраслей-жертв диспаритета присваивает доходы, различные по величине и характеру. Надбавка на издержки в первом секторе растет быстрее, чем надбавка компаний второго сектора, потому что она включает большую часть, извлекаемую в виде ренты. Эта разница в скорости роста цен отражает различие мощи и влияния разных групп крупного капитала. Через завышение цен на свою продукцию капиталисты привилегированного сектора перераспределяют в свою пользу капитал из сектора жертв диспаритета.

Тот факт, что привилегированное положение в структуре цен занято капиталом экспортного сектора с низкой степенью обработки сырья, отражает полупериферийный статус отечественной экономики. Дело в том, что продукция обрабатывающей промышленности не допущена транснациональным капиталом на мировой рынок. А предприятия энергетики и металлургии снабжают своей продукцией корпорации центра, встраиваются в их глобальные производственные цепочки.

Богатый эмпирический материал свидетельствует об «ущербном» характере инвестиций российского крупного бизнеса.

Результаты некоторых опросов менеджмента предприятий свидетельствуют, что доля предприятий, предпринимающих какие-либо инвестиции, колебалась в пределах примерно 45—80%. Примечательно, что в апреле-мае 2013 г., т. е. через три года после выхода экономики из рецессии, почти 40% обследованных предприятий не осуществляли никаких капиталовложений вообще[35]. Тенденция очевидна. Кроме того, в апреле-мае 2013 г. менеджеры менее 60% предприятий были уверены, что их организации предпримут какие-либо инвестиционные проекты в ближайшие один-два года[36]. По некоторым оценкам, совокупное снижение спроса на машины и оборудование в период радикальных рыночных реформ привело к падению закупок и производства этих товаров примерно на 80%[37].

Не менее важны качественные характеристики инвестиций. В конце 2012 г. примерно одному из каждых пяти российских предприятий требовалась полная модернизация производственных мощностей и более чем половине — частичная модернизация[38]. В тот же период лишь 18,4% обследованных организаций осуществляли инвестиции, обеспечивавшие полноценную модернизацию оборудования. В то же время инвестиции более чем 80% предприятий были недостаточны даже для поддержания текущего уровня производства, были способны обеспечить только частичное улучшение или только поддерживать на достигнутом уровне производственные мощности[39].

В результате всего этого основной капитал российской экономики значительно устарел. Согласно Корневу, средний срок жизни оборудования в советской промышленности постепенно увеличивался с 8,4 лет в 1970 г. до 11,3 лет в 1991. В 1992—2004 гг. эта величина выросла с 12 до 21,2 лет, а в 2011 г. достигла уже 23-24 лет. Доля машин и оборудования со сроком службы более 20 лет достигла 68% всего фонда[40].

Таким образом, российский крупный бизнес, да и крупный бизнес всех стран СНГ, характеризуется полуфеодальной{IX} опорой на принуждение, краткосрочностью временного горизонта управления, рентными доходами и ущербными инвестициями.

Заключение

Вопреки распространенным ожиданиям общественности рыночные реформы в постсоветских государствах не могли привести к процветанию и росту благополучия людей. Через почти четверть века после начала преобразований становится ясно, что на просторах СНГ утвердился типичный периферийный капитализм. Об этом свидетельствует: упадок обрабатывающей промышленности в пользу добывающей; экспорт продукции с низкой и импорт товаров с высокой степенью переработки сырья; систематический и масштабный вывоз капитала; массовое обнищание населения и формирование резервной армии дешевого труда; образование компрадорского капитала, выступающего в неприглядной роли посредника в эксплуатации природных ресурсов и населения своих стран в интересах центра мирового капитализма.

Насаждение отсталости в странах СНГ произошло в результате радикальных рыночных реформ, направлявшихся и контролировавшихся Западом. При этом было использовано перерождение советской бюрократии, часть которой выступила в пользу капиталистических преобразований, стремясь присвоить часть государственной собственности. Реформы определялись принципами пресловутого «Вашингтонского консенсуса» и включали: приватизацию, закрепившую неформальный контроль над активами со стороны выходцев из бюрократии, криминальных кругов и правой интеллигенции; либерализацию цен, обеспечившую перераспределение доходов от трудящихся в пользу новоявленных капиталистов; «финансовую стабилизацию», обеспечившую передачу государственных средств в частные руки, и другие подобные меры. Социальное содержание реформ очевидно — это насаждение прозападной элиты из местной бюрократии и криминалитета.

Подобное содержание реформ предопределило и природу крупного бизнеса в постсоветских государствах. Он основывается на неформальном контроле над предприятиями. Это значит, что в наших условиях недостаточно обладать только юридическими правами на предприятия. Необходимо располагать устойчивыми связями с высокопоставленными государственными чиновниками или самому занимать ответственный государственный пост. Кроме того, необходимо располагать т. н. «крышей» в лице тех или иных правоохранительных органов. Однако и при наличии этих условий никто не застрахован от криминального рейдерства со стороны более сильных группировок капитала. Систематическая угроза потери бизнеса порождает ориентацию на извлечение краткосрочного дохода за счет вывода финансовых активов с предприятий. Компрадорский характер крупного бизнеса в странах СНГ проявляется в масштабном вывозе капитала в страны центра мирового капитализма. Систематическое извлечение ренты доминирующими группами подрывает доходы наемных работников, прибегающих в ответ к различным формам хищений. Собственники беспощадно борются со злоупотреблениями со стороны персонала, централизуя управление и наращивая внутренние службы безопасности. Вывод финансов с предприятий и помещение их на Западе, оплата «нужных людей» в государственном аппарате, наращивание внутренних служб безопасности подрывают процесс накопления капитала в экономиках постсоветских государств. Это выражается в плачевном состоянии фонда основного капитала.

Таким образом, экономические реформы в постсоветских государствах представляют собой типичный случай «насаждения отсталости». В ходе этих преобразований произошло становление подлинно компрадорского капитала в новых государствах. Своими экономическими интересами он привязан к интересам капитала развитых капиталистических стран, как их младший партнер. Этот правящий класс достигает обогащения благодаря исполнению своей главной функции — посредника в передаче значительной части фонда прибавочной стоимости, созданной трудом своего населения, центру мирового капитализма. Такой правящий класс просто не может обеспечить модернизацию экономики и повысить благосостояние людей. Ведь полноценные инвестиции и достойная заработная плата несовместимы с теми масштабами вывоза капитала из своих стран, которые были рассмотрены выше. Из того же источника проистекает и авторитарный характер крупного бизнеса в постсоветских государствах. В самом деле, если бы трудящихся не подавляли силой или угрозой ее применения, то они не согласились бы с систематическим занижением оплаты труда и столь же постоянным недоинвестированием производства.

Из сказанного следует, что экономики постсоветских государств неэффективны, обладают очень низким потенциалом модернизации, не могут обеспечить обороноспособность своих стран. Правящие классы в значительной степени служат интересам своих заокеанских покровителей. Между тем, в условиях развернувшегося мирового экономического кризиса международные отношения на постсоветском пространстве и по периметру его границ резко обострились.

По этой теме читайте также:

Комментарии редакции «Скепсиса»

I. В предыдущей главе своей книги Р.С. Дзарасов пишет: «Таким образом, история мирового капитализма свидетельствует, что исходное условие развития — наличие отсталости — силой навязывается странам, попавшим в зависимое положение. Механизм насаждения отсталости состоит в трансформации производительных сил — через внедрение трудозатратных технологий — и производственных отношений — через пауперизацию населения и воспитание компрадорского правящего класса, выступающего как посредник в эксплуатации трудящихся своей страны в интересах иностранного капитала. Результатом этой стратегии является концентрация в т. н. развитых странах производств с высокой добавленной стоимостью, обеспечиваемых дешевыми поставками трудоемких товаров с периферии. Именно трудовая теория стоимости вскрывает сущность этого процесса — безвозмездную передачу значительной доли фонда труда зависимых обществ центру мирового капитализма».

II. Добавленную стоимость не следует смешивать с прибавочной стоимостью. Показатель добавленной стоимости как категории буржуазно-экономической науки близок к ВВП и соответствует условно-чистой продукции советской экономической науки.

III. Российское издание: В. Волков, Силовое предпринимательство в России, XXI век. Экономико-социологический анализ. СПб: Изд-во Европейского ун-та, 2012.

IV. Речь идет, конечно, не о коротких сроках существования (и, следовательно, исчезновении) крупного бизнеса, а об отсутствии у него долгосрочных проектов и значимых инвестиций.

V. Рента в капиталистическом обществе имеет своим конечным источником прибавочную стоимость, а значит, и эксплуатацию. Однако эта прибавочная стоимость присваивается получателем ренты не непосредственно у рабочих, а у других капиталистов. Поскольку эксплуатация зависит от производительности труда и рабочего времени, то неоплаченная амортизация основных фондов может приводить и к снижению эксплуатации за счёт снижения производительности труда (при постоянном рабочем времени и интенсивности труда).

VI. Мы обращаем внимание читателей на то, что автор здесь в действительности не анализирует вывоз капитала (то есть его применение в экономике других стран), а подразумевает под вывозом капитала бухгалтерскую операцию, используемую для ухода от налогов. Негативные последствия ухода от налогов очевидны. Но само по себе помещение капитала в оффшор — еще не его вывоз. Как показывает сам автор, оффшоры могут использоваться для вложений капитала в России. Вопрос о реальном размере капитала, вывозимого российским буржуазным классом, и об объектах его размещения является отдельной и мало исследованной проблемой.

VII. Мы считаем, что в данном случае автор совершает смешение понятий. Вывод средств с предприятий вовсе не означает подрыва процесса капиталистического накопления. Выведенные средства могут использоваться буржуазным классом для накопления путем помещения их в зарубежные производственные цепочки или в спекулятивные операции. Невозможно отрицать успешное накопление капитала российской крупной буржуазией. Совершенно справедливо, что экономический рост в России, что бы под этим не понималось, в таком случае будет испытывать трудности из-за нехватки капитала.

VIII. Другими словами, отношение цены товара к затратам на его производство.

IX. Автор употребляет это понятие в публицистическом, а не научном смысле.

Примечания