Крестьянское движение в Сибири нельзя рассматривать как одно сплошное море крестьянских восстаний. Оно, наоборот, представляло собой скорее потоки бурно текущих рек с различным цветом воды и силой течения. Центрами движения были определенные районы, как будто бы даже точно очерченные географическими линиями. За пределы этих сфер движение если и перекидывалось, то быстро теряло свой массовый характер и вырождалось в борьбу отдельных отрядов, принимавших понемногу бандитский характер. Столкнуть массу крестьянства с колчаковским режимом могли только те причины, которые коренились в противоречиях экономического свойства.
Материальной основой могучего крестьянского восстания служило несоответствие между состоянием сельскохозяйственного рынка и потребностями крестьянского хозяйства. Это основное экономическое противоречие в развитии крестьянского хозяйства в Сибири в 1919 г. могло быть наиболее сильно ощущаемо лишь в районах, для которых издавна производство регулировалось спросом «российского» и заграничного рынков. Поэтому-то узел партизанского движения был завязан в Алтайской и Енисейской губерниях. Причём в последней очагами восстаний оказались наиболее высокие по товарности уезды: Минусинский, Ачинский и Канский. А в Алтайской губ. на общем фоне движения выделялся самый хлебный уезд — Славгородский. Всё это придало этим восстаниям крестьянства характер массового движения в форме беспрерывно нараставшей волны, залившей всю территорию названных районов. Вовлекая в восстание огромные пласты крестьянства, партизанщина{I} в этих районах постепенно теряла свой первоначальный характер и принимала форму настоящей крестьянской войны против контрреволюции. В ходе этой войны неизбежно должна была возникнуть потребность в длительных и устойчивых организациях и учреждениях, как организационных стержнях всего движения. Исторически последнее было поставлено перед необходимостью организации всей массы крестьянства, вступившего в состояние гражданской войны с Колчаком. Для этого потребовалось нечто большее, чем создание штабов и отрядов. Необходимо было выдвинуть и найти определенную политическую форму организации этого крестьянства, противопоставив её буржуазной государственности.
Карта партизанского движения в Сибири и на Дальнем Востоке
|
Таким образом, рассмотрение движущих сил в этих районах восстания приобретает особый характер. На авансцену здесь выступает всё крестьянство, вплоть до самых зажиточных слоев, поэтому социальная группировка внутри его находит свое отражение в структуре и состоянии партизанских армий. Этот тип движения можно охарактеризовать как «крестьянскую войну», — другими словами, как движение всей массы крестьянства (главным образом, середняков), направленное против колчаковского режима и имеющее в своём основании недовольство общим состоянием сельскохозяйственного рынка, понижавшим денежные доходы огромной массы крестьянства (и зажиточного в том числе) до уровня, которому ни в коей мере не соответствовала налоговая и финансовая политика сибирского правительства. Мы не склонны именовать это движение «жакерией», как это делает Колосов в своём труде «Сибирь при Колчаке». Поскольку вообще понять это движение можно лишь в процессе изучения конкретных исторических условий его зарождения и развития, постольку исторические аналогии, подобные колосовским, кроме путаницы, ничего создать не могут. Перед нами крестьянское движение на определённой социально-экономической основе и в определённых своеобразных исторических условиях, ничего общего не имеющих с восстанием французских крестьян в XIV столетии, возникшим на базисе разрушающегося под действием торгового капитала феодального уклада крестьянского хозяйства.
Другой характер «партизанщина» носила в Томской и Тобольской губерниях. В первой, где процент бедняцких слоев наибольший по сравнению с остальными губерниями, это движение было, по существу, движением беднейших элементов, недовольных крайне низким земельным обеспечением, с одной стороны, и налоговыми повинностями — с другой. В этом районе (в уездах Томском и Мариинском, главным образом) на крестьянах лежали большие недоимки и долги по ссудам. Так как дифференциация среди крестьянского хозяйства в Томской губ. очень велика, то объектом недовольства этих бедных крестьянских слоев зачастую становились богатые мужики и деревенские торговцы. Контрибуции, налагавшиеся на них партизанскими отрядами, были в Томской губ. довольно распространённым явлением. По этим же причинам к партизанскому движению кулачество относилось враждебно, а середняцкие массы — выжидательно. Этим объясняется и отсутствие широкой социальной основы под партизанским движением в Томской губ., его немассовый характер, и, наконец, естественный отход томских партизанских отрядов после ряда боев в пределы Алтайской и Енисейской губ. Наконец, в Тобольской губ. в районе Тарского уезда партизанское движение выросло, с одной стороны, из земельного стеснения и, с другой, из наличия в этом районе значительного количества частновладельческих земель. При общем оскудении крестьянского хозяйства в Тобольской губ., коснувшемся как бедняцкой, так и кулацкой группы его, этот факт явился решающим при определении характера самого движения. Но так как по своему расположению частновладельческие земли занимали лишь отдельные местности, то партизанское движение охватывало широкой волной лишь эти сферы и больших кругов от себя по губернии не пустило. Оно было спорадическим и преходящим. Быстро вспыхнуло и столь же быстро было ликвидировано.
Григорий Рогов
|
В таёжных местностях Тарского уезда большую роль в движении сыграл вопрос о лесах. Ограничение в пользовании ими ударило по местному крестьянскому хозяйству, в бюджете которого доходы от лесоводства занимали значительное место. Настроение против «лесничеств» и борьба за леса сыграли вообще в партизанском движении Сибири огромную роль. Это настроение имело свои причины в том, что изъятие лесов из свободного крестьянского пользования создавало затруднительное положение для крестьянского населения, в особенности новосёлов, вынужденных в степных местностях покупать лесные материалы, а в других сократить из-за этого лесной промысел. В этом настроении сказывался материальный интерес, а не «примитивный анархизм крестьянского мышления, связанный с давно укоренившимся недоверием к государству», как это объясняет Колосов[1]. Томская и Тобольская губернии были наименее связаны с потребностями экспорта, поэтому зажиточные слои крестьянства меньше страдали от его отсутствия, нежели крестьяне Алтайской и Енисейской губ. Движение беднейших слоев крестьянства в Томской губ. нашло поддержку среди рабочих угольных и золотых рудников. В дальнейшем, когда под напором правительственных войск небольшие отряды партизан ушли из Мариинского и Томского уездов, они сконцентрировались в районе Кольчугинского рудника в Кузнецком уезде, а некоторые из них вынуждены были вступить в пределы Алтайской губ., где скорее могли найти себе социальную опору для действий.
Александр Кравченко (слева) и Пётр Щетинкин. 1919 г.
|
Что всего более поражает в партизанском движении Томской губернии, это, несомненно, следующее: при отсутствии массового характера это движение обладало свойством «воскрешения», быстрого обновления и возрождения после почти смертельных ударов со стороны правительственных войск. В Алтайской и Енисейской губерниях, несмотря на то, что там восстание охватило две трети населения, после сильного поражения партизанское движение вступало в период кризиса и обладало меньшей подвижностью, чем в Томской губернии. На первый взгляд это кажется совершенно необъяснимым явлением, так как казалось бы, что должно быть как раз наоборот: ибо ведь в Томской губ. движение не было, как мы указали выше, массовым. Но это именно только на первый взгляд. Анализ движения показывает, что именно присутствие огромной массы середняков в Алтайской и Енисейской губ. делало всё движение, с одной стороны, грандиозным по масштабу и размаху, а с другой — неустойчивым и не «упругим» с точки зрения лавирования, быстрого возрождения после сильного поражения и т. д. Этим объясняется как «неуязвимость» Рогова{II}, Новоселова{III} и др. томских партизан, сравнительная неподвижность отрядов Кравченко{IV}, Щетинкина{V}, Мамонтова{VI}, тасеевцев, вынужденных в случае генерального поражения совершенно скрываться на известный период от глаз правительственных войск. Беднейшее население было «устойчивым» элементом движения, середняки же создавали постоянные приливы и отливы в самом ходе восстания. Преобладающее участие бедняков у томских партизан делало из них подвижные и летучие отряды, в то время как присутствие огромного числа середняков и зажиточных крестьян у партизан Алтайской и Енисейской губерний заставляло последних придать всем военным операциям местный характер (Камарчагский, Степно-Баджейский, Шиткинский, Тасеевский, Солоновский фронты и т. д.). Ведь поражение этих отрядов и отход их от восставших местностей означали потерю всей массы бойцов и тем самым кризис всего движения в целом. Правда, присутствие и среди алтайских, и среди енисейских партизан бедных крестьян (особенно среди канских повстанцев) служило условием того, что движение не сходило окончательно на нет, а сохраняло небольшое ядро, которое в благоприятный момент вновь обрастало огромной массой крестьян. Но так как бедняков было значительное меньшинство, эти отливы и приливы со стороны остальной массы крестьянства коренным образом изменяли весь характер движения и толкали его временно на путь некоторого замирания. Отдельные особенности, которые в Томской и Тобольской губерниях были господствующим явлением, лишь в некоторых районах Енисейской и Алтайской губерний выступали в качестве сильных факторов движения (например, земельный вопрос в Канском уезде, Зиминском районе Барнаульского уезда, в Тайшетском районе Нижне-Уд{инского} у{езда} и т. д.). То же самое в отношении казачьего и инородческого населения, присутствие которого в некоторых районах вливало новую струю в движение (в некоторых местностях Минусинского у{езда}, в Усть-Каменогорском уезде Семипалатинской губ., в горном районе Бийского у{езда}, в Нижне-Удинском у{езде}, Иркутской губ. и т. д.).
Ефим Мамонтов
|
К рассмотрению всего сложного комплекса явлений, сопутствовавших партизанскому движению, в их своеобразных комбинациях и сочетаниях в отдельных районах мы и переходим.
Комментарии
I. Эльцин не вкладывает в понятие «партизанщина» тот негативный смысл, который позднее закрепился за ним.
II. Григорий Федорович Рогов (1883—1920) — партизанский руководитель. Сибирский крестьянин, трижды георгиевский кавалер. С лета 1918 г. организует на Алтае партизанскую борьбу с контрреволюционерами, занимая анархические позиции. В мае 1920 г. совершил нападение на советские учреждения, выражая протест против расформирования партизанских подразделений, получил ранение и застрелился.
III. Иван Панфилович Новоселов — алтайский партизан-анархист, соратник Г.Ф. Рогова.
IV. Александр Диомидович Кравченко (1880—1923) — руководитель красных партизанских отрядов в Сибири в годы Гражданской войны. Из крестьян Воронежской губернии. Во время революции 1905—1907 гг. ведёт революционную пропаганду среди крестьян, состоит членом Украинской социал-демократической рабочей партии. В 1907 г., спасаясь от реакции, уезжает в Сибирь. В ходе Февральской революции 1917 г. выбран депутатом Ачинского совета, руководит работой продовольственного пункта и городского отдела народной милиции. Летом 1918 г. организует партизанский отряд для борьбы против белых на территории Енисейской губернии, в декабре 1918 г. избран главным командиром партизанских отрядов, расположенных вокруг Красноярска. С апреля 1919 г. осуществляет общее командование красной Партизанской армией, организованной после слияния с отрядами П.Е. Щетинкина. Весной 1920 г. вступает в ряды ВКП(б), воюет против частей Врангеля в Крыму и на Северном Кавказе. После окончания Гражданской войны — председатель комиссии по восстановлению разрушенного хозяйства Кубано-Черноморской области, работал инспектором по коллективизации сельского хозяйства при Наркомземе РСФСР. Автор книги воспоминаний «Камарчагский фронт».
V. Пётр Ефимович Щетинкин (1885—1927) — руководитель красных партизанских отрядов в Сибири в годы Гражданской войны. Крестьянин Рязанской губернии. С началом Первой мировой войны призван на фронт, в ходе войны награждён двумя французскими орденами. В 1915 г. за проявленную храбрость стал полным георгиевским кавалером, произведён в прапорщики, в 1916 г. произведён в офицеры, в 1917 г. — штабс-капитан. В событиях Февральской и Октябрьской революции участия не принимал. В марте 1918 г. вступает в РКП(б). С мая 1918 г. принимает активное участие в борьбе против восставших белочехов. Проявил выдающиеся командирские способности в боях в Ачинском, Красноярском и Минусинском уездах. После свержения Советской власти в Сибири скрывается, затем в декабре 1918 г. организует партизанский отряд. С марта 1919 г. командующий Северо-Ачинской партизанской армией. С апреля 1919 г. заместитель командира и начальник штаба объединённой партизанской армии под командованием А.Д. Кравченко. В 1920 г. — член Чрезвычайного ревтрибунала, судившего бывших министров правительства Колчака. С июня 1920 г. — уполномоченный Центральной комиссии по восстановлению разрушенного хозяйства Енисейской губернии. С марта 1921 г. — командир эскадрона в составе экспедиционного корпуса Красной Армии, направленного на помощь революционной Монголии. Правительством Монгольской Народной Республики был награждён почётным званием «железный батыр». В ночь на 30 сентября 1927 г. убит в Улан-Баторе при невыясненных обстоятельствах.
VI. Ефим Мефодьевич Мамонтов (1889—1922) — руководитель красных партизанских отрядов в Западной Сибири в годы Гражданской войны. Из крестьян Томской губернии. Во время Первой мировой войны призван на фронт, был награждён за храбрость георгиевскими крестами 4 и 3-й степени. Вернувшись с фронта, сблизился с большевиками, был избран членом местного сельсовета. В сентябре 1918 г. участвовал в восстании против Временного Сибирского правительства. После подавления восстания скрывался, затем с весны 1919 г. организует партизанские отряды. С 7 октября 1919 г. — главнокомандующий Западно-Сибирской крестьянской красной армии. В 1920 г. — член Чрезвычайного революционного трибунала, судившего бывших министров правительства Колчака. 25 февраля или 27 февраля 1922 г. был убит в деревне Власиха под Барнаулом при невыясненных обстоятельствах.
Примечания
[1] Колосов. «Сибирь при Колчаке», стр. 29.
