Высокий уровень развития науки является важнейшим условием динамичного роста экономики, конкурентоспособности и процветания России. Убежден, гражданская ответственность, восприимчивость к новым идеям, умение нестандартно мыслить, всегда отличавшие наших ученых, будут и впредь служить отечественной науке и интересам России»[1] — такой декларацией В.В.Путин выражал свое отношение к развитию науки в стране. Сложно с ним не согласиться. Действительно, каких бы политических взглядов человек не придерживался, вряд ли он станет отрицать, что ученые вносят важный вклад в развитие общественного благосостояния.
Имеющаяся статистика доходов научных работников подтверждает тот факт, что их социальный статус соответствует уровню возложенных задач. Так, в 2019 г., согласно подсчетам ВШЭ, средняя заработная плата ученых составляла 100,1 тыс. рублей[2]. Сумма в два раза превышающая среднюю зарплату по регионам — вполне достойное вознаграждение для тех, кто отвечает за динамику роста отечественной экономики и культуры и, что самое главное, означает выполнение одного из майских указов 2012 г. Однако те, кто знаком с реальным положением ученых, а не опирается на статистические выкладки, выражают серьезные сомнения относительно корректности данных, приводимых ВШЭ.
Так, согласно опросам Общественного телевидения России в зависимости от регионов научные сотрудники в среднем получают от 10 до 30 тыс. рублей[3]. В декабре 2020 г. были представлены результаты опроса, проведенного с подачи Общественной палаты РФ. Ответы более 2,5 тыс. респондентов из разных регионов выявили следующую картину: 20% работников получают выше средней заработной платы по региону, 46% — ниже и, соответственно 34 % в ее пределах.
Чем же обусловлено столь очевидное расхождение в данных? Если не ставить под сомнение корректность подсчетов ВШЭ, нам представляется возможным дать следующие объяснения.
1. В ученой среде ни для кого не являются секретом те ловкие манипуляции, на которые шли руководители научных учреждений ради выполнений пресловутых майских указов. Главной мерой подъема благосостояния ученых стало урезание ставок — формально размер оклада для конкретной должности увеличивался, однако сотрудник переводился только на часть ставки, тем самым его реальный доход сохранялся на прежнем уровне. Такая схема популярна не только в научном мире.
2. Существует разница в уровне финансирования различных учреждений по стране. Сравнение бюджетов РАНХиГС, ВШЭ, отдельных факультетов МГУ и СПбГУ с бюджетами большинства вузов и научных институтов окажется явно не в пользу последних.
3. И, наконец, последнее, но не по значимости: колоссальный разрыв в доходах рядовых и руководящих сотрудников. Это было отмечено и в ходе дискуссии, состоявшей в Общественной палате, и в ходе проведенного ей опроса: «48 процентов опрошенных согласны с тем, что указ № 597[4] создает очевидную диспропорцию в заработной плате руководителей научных подразделений и научных сотрудников НИИ».
Для наглядности приведем несколько примеров. Согласно отчетности Министерства образования и наук руководство Института российской истории РАН (Москва) зарабатывает от 280 до 580 тыс. рублей, в зависимости от должности[5]. В то время как научные сотрудники, согласно объявленному конкурсу от 24 до 36 тысяч в зависимости от ученой степени[6]. Таким образом, один средний доход высшего руководства института равен почти 13 средним месячным заработным платам научных сотрудников. Встречается и более вопиющая разница. Четыре руководителя петербургского Института материальной культуры РАН получают от 600 тыс. до 1 млн рублей, или в среднем 32 зарплаты научных сотрудников (примерно от 20 до 35 тыс.) только у 1 директора.
Так или иначе, даже без углубления в подсчеты, очевидно, что заработная плата подавляющего большинства ученых далека от баснословных 100 тысяч рублей, а почти половина научных работников и вовсе получает меньше среднего по региону. Однако будет несправедливо говорить о том, что государство бросило их на произвол судьбы и оставило без возможности получения дополнительных доходов. Существуют два основных пути — это гранты и премии за выполнение наукометрических показателей. Остановимся подробнее на каждом из них, тем более, как мы увидим, и тот и другой путь имеют во многом схожие проблемы.
Небольшая историческая справка об основных фондах, выдающих исследовательские гранты. В 1992 г. для поддержки ученых был создан Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ). Уже 1994 г. из него выделили Российский гуманитарный научный фонд (РГНФ), который в 2016 г. в рамках оптимизации был обратно слит с РФФИ. В 2013 г. был создан Российский научный фонд. Параллельно с ними есть система президентских грантов для молодых ученых (кандидаты наук до 35 лет и доктора до 39). Весь этот перечень фондов, а также более мелкие программы, объединены единой целью — на конкурентной основе поддерживать коллективные и индивидуальные научные исследования сроком от года до трех.
Результаты работы по грантам представляются по истечении каждого года и должны быть опубликованы в виде монографий или научных статей, в «обмен» на это ученый получает средства для дополнительного заработка, командировок, необходимых для работы закупок и т.д. При этом для повышения конкурентоспособности заявки (а иногда это прямо предполагается в условиях гранта) статьи должны быть опубликованы в журналах, индексируемых в системах Scopus и Web of Sciеnce (WoS). Для читателей, не знакомых с тонкостями современной наукометрии, нужно сделать пояснения. Этими иностранными словами называются специальные зарубежные системы учета научных публикаций, куда входят многие западные журналы (прежде всего европейские и североамериканские). В последнее десятилетие с подачи Министерства образования туда начали стремиться и российские журналы. И если журналы естественнонаучной направленности принимаются в эти системы без особых проблем, то гуманитарии испытывают серьезный дефицит изданий, учтенных в западных базах данных. Исторических журналов, включенных в Scopus и WoS — около десятка, филологических и философских и того меньше.
Складывается предсказуемая ситуация: российских журналов — мало, а ученых-гуманитариев, спешащих явить миру плоды своего интеллектуального труда — много. При этом публикация в подобных журналах является фактически обязательной и неизбежной, не только из-за условий гранта, но и из-за особенностей премирования работников научной сферы (о чем я еще расскажу подробнее).
Здесь уместно задаться вопросом, что же плохого в том, что результаты научной работы будут отражены в перечне престижных зарубежных журналов? Прежде всего, публикация во многих подобных российских журналах, мягко скажем, не бесплатна. Формально, журналы не имеют права брать деньги за публикацию, поэтому расчет производится за «редакционные услуги». К примеру, сочинские «Былые годы» пошли дальше остальных и вывесили прейскурант прямо на сайте. Из него следует, что одна оформленная согласно требованиям журнала страница обойдется клиенту в 3 тыс. рублей. Однако быстро искромсать текст статьи в надежде утрамбовать свое исследование в 2-3 листа не выйдет. На сайте также заявляется, что редакция принимает тексты от 20 страниц[7]. Так, публикация в «Былых годах» обойдется как минимум в 60 тысяч! Такая цена обусловлена попаданием журнала в первый квартиль Scopus (т.е. группу изданий с высокой цитируемостью, которая также важна для ряда отчетов).
Насколько известно автору, чуть дешевле обходятся статьи в старейшем журнале «Вопросы истории». Там берут более 35 тысяч за публикацию. Однако никакой «публичной оферты» этот журнал не предлагает. Более того, у него элементарно нет собственного сайта. Поэтому понять, на каком основании с исследователей просят деньги, не представляется возможным. При этом не стоит лишний раз говорить, что без сайта не ясна редакционная политика журнала, правила оформления, требования к статьям и т.д. Даже неясно куда, собственно, посылать статьи! Однако если обратиться к проблеме собственности журнала, то многие вопросы к «Вопросам» отпадут сами собой. Будучи еще с советских времен журналом, подотчетным Академии наук, в 1992 г. он стал ООО, т.е. коммерческой фирмой, сохранив связь с Академией. Сначала ей владел член-корреспондент историк А.А. Искендеров, а в настоящее время его сын П.А. Искендеров. Пока еще не член-корр. Т.е. редакция журнала — это коммерческий филиал Академии, который, надо полагать, неплохо справляется со своими обязанностями. Только с 2016 по 2020 гг. «Вопросы истории» зафиксировали 8,5 млн рублей прибыли[8].
Конечно, не все журналы столь рьяно рвутся в новообразованный рынок. И если вы не хотите просто так расставаться со своими кровными, или внутри вас обострилось чувство справедливости — множество журналов могут принять ваши статьи бесплатно. Однако рецензирование рукописей в таких изданиях может занимать от 5 до 8 месяцев, а публикация от года до полутора. Сама по себе тщательная подготовка и рецензирование научного текста — явление вполне естественное. Однако, в условиях постоянной отчетности (как перед фондами, так и перед институтами / университетами) такая медлительность создает большие трудности.
Вторая крупная проблема, связанная со Scopus и WoS заключается в характере публикуемого материала. Разумеется, ни для кого не станет откровением наличие вторичного, халтурного или откровенно заимствованного материала в отечественных гуманитарных журналах. Однако вхождение издания в западные базы цитирование подается фондами и руководством вузов и институтов как некая гарантия качества. На самом деле такая позиция часто оказывается далека от реальности, т.к. многие журналы Scopus и WoS не имеют принципиально более высоких критериев содержательного отбора, чем остальные (хотя, надо отдать должное, не скатываются до публикаций плагиата и лучше следят за правилами оформления). А в тех, что публикуют авторов за деньги, научное рецензирование, по всей видимости, и вовсе отсутствует. Так что качество публикаций зависит в большей степени от добросовестности автора.
Но не Scopus’ом единым. Публикации во многих журналах списка ВАК (Высшей аттестационной комиссии) и РИНЦ (Российского индекс научного цитирования) также не бесплатны, хотя и менее ощутимо бьют по карману исследователя. В такие издания придется отдать «смешные» 7-15 тысяч. Особенно в этом преуспевает целая серия электронных журналов, объединенных издательством «Notabene», которое предлагает оформить публикацию за 72 часа[9]. При этом, заверяют издатели, скорость не влияет на качество проверки текстов. На что идут требуемые с ученого 12-15 тыс. (в зависимости от срока публикации) понять сложно. У журналов нет бумажной версии, статьи не редактируются, размещением текста на сайт фактически занимается сам автор, заполняя специальную форму — после одобрения статья просто появляется на сайте в соответствующем разделе. Рецензирование и проверка на антиплагиат, если им действительно занимаются, не могут обходиться так дорого. Так что «Notabene» - это чистая коммерция.
Очевидно, что наличие элиты в виде журналов из Scopus и WoS порождает своего рода расслоение в среде научных журналов. Те, что не могут или не стремятся туда попасть, все более халатно относятся не только к качеству, но и к самому оформлению публикуемых статей.
Но вернемся к теме возможного дополнительного дохода ученых. Как мы отмечали, помимо грантов исследователь может претендовать и на премии, выдаваемые университетом или институтом за выполнение научных показателей — публикации статей, монографий, руководство грантами и т.д. В последнее время большое распространение получила балльная система — за каждый интеллектуальный продукт начисляется определенное количество баллов. Но сколько будет стоит каждый балл при конвертации в рубли никто заранее не знает, поэтому планировать свои расходы наперед крайне затруднительно. Иногда сложности добавляет само руководство вуза или научного института. Известны случаи, когда высокие премии, выделяемые на отдел или факультет, сохранялись только при повышении показателей. Т.е. если сотрудники условного факультета за условный апрель подготовили 50 условных статей, то для сохранения размера премии в мае потребуется минимум 51 статья. При этом другой факультет может публиковать в разы меньше статей, но сохранять поступательные показатели (например, 5 статей в апреле и 6 в мае), получая при этом сопоставимые суммы на премии.
Но и премии не позволяют доходам большинства ученых дотянуться до планки майских указов. Поэтому жалоба научной сотрудницы из Новосибирска Путину на заработную плату в 25 тысяч не стала откровением для ученого сообщества[10]. Такая ставка является нормой даже в столичных городах. И этот не тот случай, когда стоит винить руководство институтов — денег на обещанные Путиным зарплаты часто просто нет. Так что институты стали одной из жертв правительственного популизма, обостряющегося в периоды до и после выборов.
* * *
Так, среднестатистический ученый, не занимающий руководящих должностей и не работающий в немногих зажиточных вузах, лишен какой-либо возможности иметь удовлетворительный и стабильный доход при существующей системе премий и грантов. Гранты были бы куда более уместны не вместо зарплаты, а вместе с ней, т.е. как помощь в исследовательской деятельности, направленная на закупку оборудования, проведение опытов, экспедиций, командировок и т.д. На деле же грантовая поддержка по существу подменяет ученым нормальную заработную плату, которой явно не хватает на всех и которую приходится делить путем конкуренции. Тем более, нужно учитывать, что грант часто является дополнительной нагрузкой, идущей сверх существующих обязанностей. В особенности эта нагрузка ощутима для тех, кто помимо собственно научных изысканий занимается еще и преподавательской работой, объем которой постоянно растет. Все эти перемены происходят на фоне фактически полной ликвидации постоянных ставок и перехода на систему краткосрочных (3-5 лет) контрактов, что делает положение ученого еще более уязвимым.
Но и подобные возможности дополнительного дохода постепенно сокращаются. В марте этого года был отменен самый массовый конкурс РФФИ, являвшийся подспорьем для тысяч отечественных ученых[11]. Нечто подобное в апреле возродили в РНФ, однако значительно было сокращено количество участников заявки — с 4 до 10 человек; при этом победившие проекты начнут финансироваться только в 2022 г., т.е. целый грантовый год, потерянный из-за устроенных министерством образования перестановок ученым никто не вернет. Как нетрудно догадаться, главная задача подобных реформ — это финансовая оптимизация, происходящая, как правило, за счет сокращения поддержки гуманитарных дисциплин.
«Скепсис» неоднократно публиковал материал о периферийном положении, занимаемом Россией в ее постсоветской современности. Отечественные реформы ярко показывают, что периферийность проявляется не только в особенностях социально-экономического уклада, но и в вопросах образования и науки. Разумеется, стремление развернуть науку «на запад», сделать доступными результаты трудов российских ученых широкому кругу заграничных специалистов само по себе не вызывает отторжения. Однако на деле подобная политика приводит к тому, что «западное» само по себе становится мерилом качества для российских ученых. Публикация в журналах из упомянутых систем Web of Science и Scopus приобретает самоценность в независимости от реальной значимости статьи и ее научного вклада. Такие тексты, к примеру, дают больше премиальных баллов, чем монографии, которые в отличие от статей часто являются результатом многолетнего труда ученого. Реальная научная ценность исследований уходит на второй план. «Мы сами себя вписываем в логику догоняющего развития, потому что наши комплексы по отношению к Западу не дают нам вести себя иначе. Мы верим, что только его, Запада, представители в состоянии правильно оценить наш научный труд, так же как убеждены, что пути развития можно исключительно лишь заимствовать у Запада, игнорируя все исторические и культурные факторы, которые обусловливают местную специфику»[12] — слова, написанные по отношению к современной польской науке, справедливы и для наших периферийных реалий.
Очередным проявлением провинциальности российской науки стали новые правила о присвоении ученых степеней. Теперь получить научную степень можно на основании серии статей и научного доклада. Подобная практика не нова, она в разных формах существовала до революции и наиболее активно применялась в 1930-х гг. Однако особенность новых правил состоит в том, что учитываются только статьи из Web of Science и Scopus. При этом требуемое количество таких трудов (50 — для гуманитарных специальностей, 30 — для остальных) имеют буквально единицы ученых, уже обладающих степенью — что делает подобную меру фактически бессмысленной. Хотя вероятно, она создаст еще больший спрос на платные публикации, т.к. уже сейчас, «западные» статьи требуются в ряде вузов для занятия должностей доцентов и профессоров, так что спрос на платные публикации всегда найдется. А факт существования краткосрочных контрактов обеспечит сохранение этой потребности.
Подобная ориентации науки могла быть оправдана если бы не хватало своих интеллектуальных и организационных ресурсов. Но это не так. Например, созданный в РФ Российский индекс научного цитирования — это удобная и незаменимая библиографическая база данных, позволяющая искать как современные публикации, так и старые статьи, начиная с 1900 г. По своему удобству и количеству текстов в открытом доступе она во многом превосходит Scopus. Однако и РИНЦ создавался не только ради удобства ученых. Его владельцем является ООО, которое получает солидный доход за размещение журнал в систему цитирования, а также за предоставление платного доступа к ряду изданий. «Сумма доходов в 2020 году составила 224 497 000 рублей при расходах в размере 163 187 000, принеся тем самым очень даже неплохую прибыль (кому и как она распределяется — на этот вопрос владельцы ООО не распространяются). Причем доходы растут, несмотря на пандемию. Доходы за 2019 год были 187 861 000 руб. при расходах 167 653 000 руб.»[13].
Создатели Scopus, строго говоря, тоже не связаны напрямую с наукой. Им владеет одно из крупнейших мировых издательств «Elsevier», основанное в Нидерландах в 1880 г. Это издательство (в числе прочих подобных) прославилось кабальными условиями договоров авторского права и огромными прибылями, получаемых, как от реализации этих прав, так и от продаж электронных баз данных научных журналов, приобрести которые в состоянии только крупнейшие университеты. «Прибыли в этом бизнесе колоссальные: в прошлом {2008} году, например, рентабельность «Elsevier» составила 36% (724 миллиона фунта стерлингов из 2 миллиардов дохода)»[14].
Таким образом, вместо реального налаживания устройства науки, ужесточения контроля над научными журналами, создания собственного круга престижных изданий, достойной оплаты труда ученых наши власти занимаются калькированием западных систем. В этих условиях, между «западным» и «качественным» ставится знак равенства, который должен автоматически поднимать ценность публикации вне зависимости от ее реального наполнения. Однако ни Scopus, ни WoS, ни конкурентный грант не защитят науку от халтуры.
Возлагать всю вину за состояние науки исключительно на правительство или руководство университетов и институтов было бы неправильно: ведь наличие угнетателя предполагает согласие угнетенного. Само научное сообщество не смогло оказать сколь-нибудь внятное сопротивление реформам, или хотя бы выразить коллективное недоверие осуществляемым переменам. В целом конформистское поведение или сервильное отношение к начальству, наследованные от позднесоветской эпохи, не позволяют существующему недовольству вылиться во что-то большее нежели корпоративные пересуды. Более того, часть либерально настроенных ученых, наоборот, приветствуют реальные и мнимые конкурентные начала в устройстве науки. А потому дальнейшая коммерциализация и «грантовизация» вряд ли встретят какие-либо препятствия на своем пути.
апрель — июнь 2021 г.
По этой теме читайте также:
Примечания