Первоначально люди первобытного общества не имели представления ни о душе (фантастическом двойнике человека, существующем независимо от его тела), ни о потустороннем, загробном мире. Так, даже у некоторых современных отсталых племен часто нет сколько-нибудь определенного представления о душе[1]. Однако на определенном этапе своего развития первобытные люди, не умея объяснить сновидений, пришли к выводу о существовании души, обитающей в теле и покидающей его в момент смерти. Поскольку же люди той эпохи не могли понять, куда девается душа после смерти тела, возникло представление о ее бессмертии, то есть о загробной жизни. В начале эти представления были неопределенными и расплывчатыми. Например, даже люди современных отсталых племен не могут подчас объяснить судьбу души после смерти тела и не знают, где и каким образом она в данном случае живет[2]. Крайне смутны у этих людей и представления о потустороннем мире. Мир душ, по их мнению, находится где-то далеко: на севере, на западе, на востоке, за морем, на острове, под землей, на небе, на солнце, на звездах и т.д.[3]. Лишь со временем представления о потустороннем мире умерших стали более отчетливыми, причем обнаружилось, что загробный мир принципиально является копией посюстороннего, земного мира. Души, в качестве двойников людей, вели в загробном мире жизнь, подобную земной жизни умерших: охотились, веселились, ссорились и т.д. В связи с этим, например, охотники племени алконгинов считали, что душа покойника в мире мертвых попадает в чисто земную обстановку, а именно: душа охотника гонится на душе лыж по душе снега за душами лося и бобра. Бушмены считали вопрос о тождественности загробного мира земному само собою разумеющимся и даже недостойным серьезного обсуждения[4] и т.д.
Конечно, религиозная фантазия изменяла потустороннюю копию по сравнению с ее земным оригиналом. Загробный мир поэтому представлялся, то как страна неземного изобилия, где к тому же дичь без труда дает себя изловить, то, наоборот, он получал более мрачный вид, чем земля и т. д.
Тем не менее эти различия потустороннего и посюстороннего миров не носили принципиального характера. Считалось, что после смерти людей их души – двойники людей – продолжали вести тот же образ жизни, какой эти люди вели на земле. Люди доклассового общества полагали, будто ловкий и удачливых охотник и на том свете обладал лучшей судьбой по сравнению с неумелым и невезучим охотником[5]. То есть удачная или неудачная жизнь человека на земле отражалась, копировалась в представлениях о его судьбе за гробом.
Достижение загробного благополучия не связывалось в ту эпоху с соблюдением моральных требований. Определяющим моментом в решении посмертной судьбы человека являлся успех или неудача его земной, главным образом производственной деятельности. Соответственно этому доклассовое общество не знало идеи посмертного воздаяния, причем во всех первобытных религиях эта идея отсутствовала полностью[6]. В то же время представления о посмертном существовании в потустороннем мире явились одним из условий необходимых для возникновения идеи загробного воздаяния.
С появлением классов, эксплуатации человека человеком[7], социальное неравенство также отразилось в представлениях о потустороннем существовании[8]. Ведь людям, привыкшим к различию в положении эксплуататоров и эксплуатируемых, трудно было представить себе, что царь или аристократы смогут занять равное положение со своими рабами или подчиненными и в загробном мире. Поэтому люди классового общества считали, что и в мире мертвых царь оставался царем, аристократ – аристократом, крестьянин – крестьянином и т. д. При этом, как полагали в то время, и в загробном царстве трудящиеся должны были работать на эксплуататоров, платить налоги[9] и т. д. Аналогичные представления были типичными для любого раннеклассового общества. Следовательно, здесь, как и в доклассовом обществе, потусторонний мир мыслился как принципиальная копия земного мира. Только теперь решающим моментом в определении загробной судьбы умершего стал считаться его социальный ранг, классовая принадлежность. Угнетатели в данном случае и на «том свете» продолжали вести паразитическую жизнь, эксплуатируя, как и на земле, угнетенных.
Естественно, религиозная фантазия подчас причудливо искажала копию (загробный мир) по сравнению с ее земным оригиналом. Так, в потустороннем мире индейцев Мексики и Перу знатные превращались в певчих птиц, а простонародье – в «неблагородных» животных: жуков и т.п.[10]
Но принципиального значения это не имело, ибо эксплуататоры, в отличие от эксплуатируемых, хотя и в крайне фантастической форме сохраняли свои классовые привилегии в мире мертвых.
Усиление процесса классообразования и обострения антагонизмов между угнетателями и угнетенными повлекло за собой целый ряд структурных преобразований общества, имевших для него фундаментальное значение. Эти социальные феномены, признаваемые мировой наукой в качестве абсолютно достоверных, сыграли определяющую роль и в эволюции представлений о посмертной участи человека. В частности, резкое ухудшение положения эксплуатируемых на фоне роста экономического и политического могущества эксплуататоров отразилось в представлениях о недоступности для угнетенных продолжения существования в загробном мире. В соответствии с этим возникли взгляды, согласно которым возможностью посмертной жизни обладали исключительно представители господствующего класса, позднее – только верхушка этого класса и, наконец, – лишь один царь. Например, в раннеклассовом обществе острова Тонга верили, что только души вождей и знати продолжают жить после смерти, тогда как души простолюдинов погибают вместе со смертью их тела; в раннеклассовом обществе Таити считали, будто души жрецов живут и в мире мертвых, а души незнатных людей поедаются там богами[11]. Более резкое, чем на этих островах, обострение классовых противоречий в Египте породило верования, согласно которым один лишь царь безусловно продолжал жить в мире мертвых. Например, древнейшие письменные источники государственной (официальной) религии Египта – «Тексты пирамид» (датируемые временем правления последнего фараона 5-й династии, но отражавшие представления более раннего времени) сообщали, что фараон, в отличие от всех своих подданных, становился после смерти одним из великих богов [12] и лишь один обладал абсолютным правом на загробное существование. Именно поэтому «Тексты пирамид» даже не упоминали о воскрешении кого-либо из египтян, кроме фараона[13].
Представления, согласно которым один только фараон продолжал загробную жизнь, как и многие другие религиозные представления, были логически противоречивыми. Раз загробный мир являлся отражением земного мира, то фараон и на «том свете» должен был иметь штат придворных, армию, работников и т. д., причем об этом свидетельствовали сами «Тексты пирамид». Они сообщали, что умерший фараон кормил на «том свете» состоявших при нем лиц непортящимися продуктами и раздавал им жалованье в соответствии с саном каждого из них[14]. Поэтому же придворных хоронили рядом с могилой царя[15], размер гробниц аристократов зависел от расположения к ним фараона и т.п.[16] То есть царь и в мире мертвых оставался царем, окруженным своим традиционным двором, слугами и т.п. Таким образом, в государственных культах Египта того времени существовали представления, согласно которым по воле бога – фараона посмертную жизнь могли получать члены его семьи и придворные[17]. Фараон, следовательно, считался в то время не единственным египтянином, продолжавшим жить после смерти в мире мертвых. Он обладал лишь абсолютным правом на это в отличие от всех своих подданных.
О существовании веры в загробную жизнь аристократии говорили и надгробные надписи знати. Эти надписи, возникнув раньше «Текстов пирамид» (при 3-й династии[18]) и продолжая существовать одновременно с этими текстами, утверждали, что по воле и от имени фараона покойные вельможи снабжались всем необходимым в царстве мертвых[19]. Наличие веры в посмертную жизнь аристократии доказывалось и тем, что в период существования «Текстов пирамид» заупокойный культ отправлялся не только в отношении царя, но и знати[20]. Сам же погребальный культ аристократии возник задолго до этого в Раннем царстве[21].
Несомненно, на первых этапах своего развития официальные культы обещали посмертную жизнь всем вельможам, затем – их верхушке и, наконец, – одному царю. При этом, однако, более ранние взгляды продолжали сосуществовать с более поздними взглядами, наслаиваясь на них и создавая тем самым формально противоречивую систему представлений.
Тем не менее эти противоречия не меняли сути учения государственных культов о посмертном существовании. Ведь в любом случае эти культы дискриминировали эксплуатируемых на «том свете». Именно в этом заключалась первоначально логика развития представлений о загробной жизни в религии раннеклассового общества. «Тексты пирамид», подчеркивавшие, что абсолютным правом на посмертное существование обладал один только царь, являлись лишь апогеем развития таких представлений.
Характерно, что на данном этапе развития раннеклассового общества оно, как и доклассовое общество, не знало представлений, согласно которым посмертная участь человека зависела от соблюдения им морали. Например, согласно «Текстам пирамид» фараон являлся живым богом, который даже умирал лишь по своему собственному желанию[22]. Поэтому его посмертная судьба никоим образом не могла зависеть от моральной оценки его жизни[23]. Но она зависела от заупокойного культа, от магических обрядов. Судя по «Текстам пирамид», во время путешествия умершего царя к богам на него (несмотря на то, что он был богом) могли напасть различные злобные существа, населявшие потусторонний мир. Для защиты от них применялись специальные магические заклинания. В силу этого заупокойный культ фараона (и египтян вообще) был магическим[24]. Как и у фараона загробная участь придворных, которые по воле царя могли получить посмертное существование, опять-таки не зависела от соблюдения ими нравственности. Посмертная судьба аристократии, как уже отмечалось, определялась прежде всего волей царя, а уже затем – дорогостоящим заупокойным культом, доступным лишь элите господствующего класса[25]. В силу этого по вероучению официальных культов того времени эксплуатируемые лишались возможности загробного существования[26]. Следовательно, посмертная участь угнетенных по учению этих государственных культов также не зависела от соблюдения ими морали. Согласно же идее потустороннего воздаяния именно соблюдение морали определяло посмертную судьбу человека, причем в принципе, в соответствии с этой моралью, загробное благополучие должны были получать эксплуатируемые в противоположность эксплуататорам.
Таким образом, по представлениям официальных культов Египта (по крайней мере с эпохи 3-й династии) определяющую роль в решении загробной судьбы умершего стал играть социальный ранг (классовая принадлежность) покойного. Прочное право на бессмертие вместе с фараоном получила лишь высшая знать[27]. Итак, отняв вначале у бедняков возможность достижения счастья на земле, эксплуататоры на определенном этапе развития раннеклассового общества в своей официальной религии лишили их надежд на получение счастья даже в мире мертвых.
Господство в государственных культах столь безотрадных для эксплуатируемых представлений о посмертном существовании на определенном этапе развития любого раннеклассового общества было закономерным и объяснялось следующим.
Результатом эволюции раннеклассового общества было усиление классового гнета. Вследствие этого у господствующего класса появилось отчасти безотчетное, отчасти отчетливое осознание своего интереса в сохранении существующих общественных отношений. По мере осознания этого интереса зарождалась и оформлялась целая система идей, направленная на сохранение сложившегося социального порядка. В итоге возникла первая идеология – система идей, направленная на сохранение господства людей – по сути членов верхушки государственного аппарата, тождественной господствующему классу[28]. Именно поэтому формирующаяся идеология той эпохи и подчеркивала, что существующий общественный строй настолько незыблем, что классовые привилегии правящего сословия сохраняются даже в мире мертвых, тогда как простолюдины вообще лишаются там права на существование. Зарождающаяся идеология могла быть лишь религиозной. Ведь все идеи той эпохи впервые появились и оформились в систему в рамках религии. Религия, оставаясь верой в сверхъестественные силы, господствующие над человеком, приобрела и новую – идеологическую функцию, заключающуюся в укреплении общественного строя в интересах господствующего класса. Фактически религия стала освящать образ поведения выгодный правящему слою. Конечно, верхи навязывали социальным низам этот образ поведения прежде всего путем физического принуждения с помощью аппарата государства. Но одного физического насилия всегда было недостаточно. Необходимо было еще и духовное принуждение, инструментом которого в то время могла быть только религиозная идеология. Тот факт, что «угнетающие классы нуждаются для охраны своего господства в двух социальных функциях: в функции палача и в функции попа»[29] хорошо известен мировой науке.
Религиозная идеология выводила существование классово-социальных отношений из воли сверхъестественных сил, а выгодный эксплуататорам образ поведения объявляла единственным способом заслужить благоволение этих сил и избавиться от их гнева. Поэтому на определенном этапе развития религии классового общества в ней закономерно возникла религиозная мораль, освящавшая строй классового угнетения. Религия того периода учила, что боги, установившие нормы нравственности, карают тех, кто нарушает их. Первоначально, в силу относительной слабости классовых антагонизмов, эксплуататоры были в состоянии осуществлять идеологическое подавление масс одним лишь религиозным запугиванием. Деспотия фараонов, например, могла в начале держать массы в подчинении с помощью прямого насилия и примитивной религиозной идеологии, восходящей к эпохе культа племенных вождей и обожествлявшей власть фараонов[30]. Массового публичного убийства скота и пленных у храмов и пропаганды божественного характера царской власти, непослушание которой грозило беднякам жестокой карой богов[31] было в то время достаточно для удержания эксплуатируемых в подчинении. Гигантские пирамиды фараонов 4-й династии, предназначенные убеждать массы в сверхчеловеческой и несокрушимой власти царей[32], или миф об истреблении богом Ра, некогда царствовавшем в Египте, непокорных ему людей[33] являлись типичными чертами официальной религии такого рода.
Примитивность идеологии запугивания не означала ее недейственности. Подтверждением этого служат колоссальные непроизводительные расходы на эту идеологию. Казалось бы, средства и усилия затраченные на строительство циклопических культовых сооружений (пирамид, храмов) можно было бы с большей пользой применить для удовлетворения более реальных нужд общества (преодоления голода, увеличения числа работников сферы сельского хозяйства и т. д.). Но в том-то и дело, что становящееся антагонистическое общество не могло быть стабильным без духовного подавления масс, без прямого, зримого воздействия на эмоции простолюдинов гигантских сооружений, вызывавших ощущение несоизмеримого с человеческим масштабом величия бога, царя, вельможи[34].
Обожествляя власть царя, религиозная идеология усиливала и закрепляла стихийно возникшие представления об исключительности его посмертной судьбы и по существу лишала эксплуатируемые классы права на существование в загробном мире. Религию содержавшую подобные представления с известными оговорками можно охарактеризовать как религию запугивания, ибо она в основном лишь угрожала угнетенным и почти ничем не утешала их.
В раннеклассовом обществе такая религия существовала на уже упоминавшихся островах Тихого океана, в официальных культах Египта эпохи Древнего царства (не позднее 3-й династии), а также в культах других раннеклассовых государств, достигших определенного и примерно одинакового уровня формирования классовых антагонизмов. Дальнейшее развитие этих антагонизмов привело к появлению принципиально иных представлений, связанных с идеей посмертного воздаяния.
