110 лет назад, 12 января 1896 года, в румынском Леспеди родился Давид Векслер, который одним из первых осознал, что измерить ум человека можно, задавая ему глупые вопросы. Векслер обобщил опыт разработчиков первых интеллектуальных тестов и создал свой тест на IQ, оказавшийся настолько успешным, что с небольшими изменениями используется до сих пор. Впрочем, Векслеру довелось увидеть не только расцвет тестового движения, но и его закат.

«Ощущения боли у идиотов»

Если эпоха Просвещения научила европейское человечество преклоняться перед разумом, то последовавшая в XIX веке революция в естественных науках привела к мысли, что все на свете может быть измерено и взвешено, в том числе и разум. Никакого прибора для измерения ума тогда, как, впрочем, и сейчас, не существовало, но сама идея подобных измерений появилась довольно рано. Еще Чарльз Дарвин писал в книге «Происхождение человека и половой отбор», что «различные человеческие расы при тщательном сравнении с надлежащими измерениями отличаются друг от друга весьма существенно... Душевные качества их заметно различаются, что сильнее всего отражается в эмоциональной, а также в интеллектуальной сфере». Идеи Дарвина быстро завоевали широкую популярность, причем одним из наиболее убежденных дарвинистов стал его двоюродный брат Фрэнсис Гальтон, которому было суждено стать изобретателем одного из главных инструментов современной психологии - психологического теста.

Гальтон был человеком любознательным и разносторонним. Он увлекался метеорологией, антропологией и географией, но главным объектом его научных интересов был он сам. Дело было в том, что Гальтон был вундеркиндом: в два с половиной года он умел читать, в три - писать, а к шести годам он уже читал Овидия в подлиннике и знал наизусть чуть ли не всего Шекспира. Однако в Кембридже, куда он поступил изучать медицину, у юного гения появились проблемы, поскольку оказалось, что многие его сокурсники достигают в учебе больших успехов, чем он. Гальтон верил, что его собственная гениальность была им унаследована от деда, известного поэта Эразма Дарвина, а чужие успехи мог объяснить только тем, что у его сокурсников в роду были, к примеру, талантливые врачи. Когда же его кузен Чарльз Дарвин опубликовал свое учение о происхождении видов, Гальтон окончательно уверовал в то, что интеллект является достоянием отдельных семей. Искать причины своих успехов и несчастий в наследственности Гальтона побудило и другое обстоятельство: его брак с Луизой Батлер оказался бездетным, причем его братья, как и сестры его жены, также не имели детей. Стремясь найти ответы на свои вопросы, ученый изучил генеалогии многих выдающихся людей и пришел к однозначному выводу: в семьях талантливых музыкантов рождаются талантливые музыканты, дети храбрецов становятся генералами, а потомки гениев несут в себе заряд гениальности. Теперь Гальтон был уверен, что гениев можно выводить путем селекции и скрещивания наиболее одаренных особей мужского и женского пола. При этом ученый понимал, что человек обычно заслуживает признание в качестве «выдающегося» уже после того, как выйдет из репродуктивного возраста, а потому «породу гениев» можно будет создать лишь в том случае, если наличие врожденной гениальности будет диагностироваться на ранних стадиях. Так Гальтон подошел к идее создания метода, который позволил бы с математической точностью отличать гения от идиота. Свой метод Гальтон назвал «тесты», что в переводе значит просто «испытания», и даже попытался применить свое ноу-хау в лабораторных условиях.

Ученый предполагал, что способности человека зависят от того, насколько хорошо развиты его органы чувств, а потому изобрел особый ультразвуковой свисток и еще ряд подобных агрегатов, дабы испытывать, насколько тестируемые люди хорошо слышат, реагируют на тепло, холод, боль и т. п. Выявленные с их помощью результаты вполне соответствовали теории Гальтона. Оказалось, в частности, что «ощущения боли у идиотов значительно притуплены, причем, как кажется, чем большими идиотами они являются, тем меньше они знают о боли», в то время как подопытные студенты-отличники боль прекрасно чувствовали. Одаренные предки у чувствительных испытуемых, разумеется, тоже при желании находились, а потому у Гальтона не было оснований сомневаться в своей научной правоте.

Со времен Гальтона слово «тест» уже не выходило из употребления в среде психологов, хотя первый тест, с помощью которого можно было мерить умственные способности человека хоть в каком-то приближении, появился лишь в начале ХХ века. В это время правительство Франции было весьма озабочено чрезвычайно низким образовательным уровнем призывников, среди которых, несмотря на наличие в стране развитой системы народного просвещения, около 6% не умели даже читать. Министерство образования Французской Республики надеялось решить проблему, предоставив умственно отсталым ученикам возможность обучаться в особых школах, где их могли бы подтянуть до приемлемого уровня. Оставалось лишь научиться отличать детей с проблемами в психическом развитии от обыкновенных лентяев, и за помощью обратились к психологу Альфреду Бине, который к тому времени был признанным специалистом в области детской психологии.

У Бине был немалый опыт изучения детской психики, поскольку он имел возможность на протяжении многих лет ставить психологические эксперименты над своими дочерьми - Мадлен и Алисой. Бине задавал девочкам разнообразные вопросы, просил их описывать различные предметы, писать сочинения и т. д. При этом исследователь заметил, что одни и те же задачи девочки решают совершенно по-разному. Так, если он просил их описать лист, упавший с каштанового дерева, то 12-летняя Мадлен писала, что «этот лист сложный и состоит из семи листочков, сходящихся в центре, в котором кончается ножка, называемая черешком», а также сообщала, что «каштановое дерево принадлежит к двудольным растениям». Ее 11-летняя сестра, между тем, сообщала о том же предмете, что «это - лист каштанового дерева, бессильно упавший от дуновения осеннего ветра», а также сокрушалась: «Бедный лист, обреченный на то, чтобы нестись по дорогам и потом сгинуть где-нибудь в куче других листьев. Он умер сегодня... а вчера еще был жив!» Когда же Бине просил дочерей продолжить фразу «Я вошла в...», практичная Мадлен сообщала, что вошла «в лавку и купила на два су шоколаду», а романтичная Алиса говорила, что вошла «в деревню по скрытой тропинке».

Изучая дочерей, Бине пришел к выводу, что людей можно сравнивать друг с другом с помощью стандартизированных вопросов, причем результат будет вполне объективным, в отличие, скажем, от оценки экзаменатора. В том, что система тестов должна заменить традиционные университетские экзамены, Бине тоже не сомневался, поскольку считал, что экзамены не могут быть объективными:

«Я вспоминаю, - писал Бине, - с каким интересом я следил за несколькими экзаменами по анатомии. Одни испытательные комиссии пропускали студентов, которые были действительно ниже посредственности; другие без милосердия отвергали гораздо более знающих. Характер экзаменатора, его минутное раздражение, несварение его желудка... все эти мелкие причины могут коренным образом изменить манеру спрашивать и оценивать... Кое-кто признавался мне, что на устных экзаменах экзаменатор, желающий быть совершенно беспристрастным, не окажется таким на самом деле по отношению к студентке, внешность которой для него привлекательна».

Поэтому, когда осенью 1904 года правительство предложило Бине разработать систему тестов для определения интеллектуального уровня школьников, ученый с радостью согласился. Помогать Бине взялся психиатр Теодор Симон, который был специалистом в области психических расстройств у детей. Результатом их совместной работы в госкомиссии по изучению методов обучения умственно отсталых детей стал тест, состоявший из 30 вопросов и логических задач и оказавшийся настоящим откровением для тогдашней науки. В первый раз психологи получили в свои руки инструмент, позволявший с высокой точностью отличать нормальных от слабоумных, а школьные власти - возможность на научной основе отсеивать неуспевающих учеников в классы коррекции.

Хотя Бине и Симон мечтали об абсолютной объективности, их тест не был свободен от теоретических предпосылок своего создателя. Так, Бине изначально создавал вопросы с тем расчетом, чтобы на них смогли ответить 75% школьников. Поэтому 25% французских школяров рисковали попасть в разряд умственно отсталых уже потому, что, с точки зрения составителя теста, четверть французских детей могла относиться именно к этой категории.

«Еврей - типичный славянин»

Хотя во Франции тест Бине был принят с большим энтузиазмом, по-настоящему широко его стали применять по другую сторону океана. В конце XIX века общественное мнение США требовало поступать с лицами, имеющими психические отклонения, со всей возможной суровостью. В 1905 году в Пенсильвании был принят Акт о предотвращении идиотизма, согласно которому умственно неполноценные подлежали кастрации. Благодаря губернаторскому вето закон так и не вступил в силу, зато в Айове стали применять «десексуализацию», которой помимо «сексуальных извращенцев» подвергались «идиоты, слабоумные, имбецилы, лунатики... и дегенераты». При наличии подобных настроений среди граждан и избранных ими законодателей стране был необходим общепризнанный механизм, который позволил бы четко отличать «идиотов» от «слабоумных», а тех и других - от «имбецилов». Между тем американские психологи к тому времени уже знали, как отличать одних от других.

В 1910 году психолог Генри Годдард, работавший в одной из школ Нью-Джерси, предложил различать интеллектуально ущербных (morons), имбецилов и идиотов, причем критерием для такого разделения служили данные теста Бине: к ущербным относились те, кто набирал от 51 до 70 баллов, к имбецилам - от 26 до 50, а к идиотам - от 0 до 25, при том, что показателем среднего человека считались 100 баллов.

Классификация Годдарда оказалась востребованной обществом, поскольку в те годы американцы были озабочены притоком иммигрантов из стран Восточной и Южной Европы. Тысячи переселенцев из Италии, России, Австро-Венгрии и других стран прибывали в Нью-Йорк, где попадали в гигантский фильтрационный лагерь, организованный на острове Эллис, расположенный вблизи статуи Свободы. Иммигранты проходили на острове медицинское освидетельствование, а с 1912 года к медицинским обследованиям добавились тесты на интеллект, проводить которые был приглашен Годдард. Итог был плачевным для иммигрантов: 79% итальянцев, 80% венгров, 83% евреев и 87% русских по результатам тестирования были признаны «слабоумными». В 1917 году Годдард с гордостью писал: «Число чужаков, депортированных по причине слабоумия, в 1913 году возросло на 350%, а в 1914 году - на 570%... Все это стало возможным благодаря самоотверженному труду психологов, вдохновленных верой в то, что интеллектуальные тесты могут быть использованы для выявления слабоумных».

Между тем тест Бине был еще слишком привязан к реалиям французской школы, а потому стопроцентные американцы сталкивались при тестировании почти с такими же сложностями, как иммигранты, так что для внутреннего употребления этот тест не годился. Настоящий взрыв интереса к тестированию начался лишь в 1916 году, когда стэнфордский профессор Льюис Терман перевел и адаптировал тест Бине к американским условиям. Перевод оказался весьма творческим, поскольку взгляды Термана значительно отличались от взглядов французского ученого. Если Бине был либералом и гуманистом и считал, что детям, провалившим его тест, можно и нужно помочь, то Терман верил в теорию Гальтона и был убежден, что не прошедшие тестирование являются идиотами по праву рождения. «В ближайшем будущем,- писал Терман,- интеллектуальные тесты отдадут под надзор и защиту общества десятки тысяч дефективных индивидов. Тем самым мы значительно сократим воспроизводство слабоумия, что поведет к прекращению роста преступности, нищеты и остановит понижение производительности труда». Подход Термана импонировал сторонникам «десексуализации», а потому созданный им тест Стэнфорда-Бине быстро стал знаменитым. К тому же Терман подводил научную базу под весьма популярное в то время мнение в отношении этнических меньшинств. Терман, в частности, утверждал, что пониженный уровень интеллекта в 70-80 баллов «широко распространен среди испано-индейских и мексиканских семей юго-востока, а также среди негров. Их скудоумие, судя по всему, имеет расовый или по крайней мере врожденный характер». Сам термин «коэффициент интеллекта», или IQ, тоже придумал Терман.

Популярности тестов способствовало и то, что пост президента Американской психологической ассоциации в 1916 году занял Роберт Йеркс, который был энтузиастом экспериментальной психологии и верил в безграничные возможности тестирования. Когда в 1917 году Америка вступила в первую мировую войну, Йеркс предложил правительству использовать опыт психологов в деле укрепления боевой мощи страны, и его предложение было принято. Йеркс получил звание майора и сформировал бригаду армейских психологов, ведущую роль в которой стали играть Терман и Годдард. От психологов требовалось создать систему, позволявшую быстро и качественно определять уровень интеллекта новобранцев с тем, чтобы их командирам в дальнейшем не пришло в голову поручать ответственные задания клиническим идиотам. Штаб-квартира армейской психологической службы расположилась на военной базе Кэмп-Логан в Техасе, и команда Йеркса получила возможность обследовать около 2 млн рекрутов. Об эксперименте таких масштабов не мог до того мечтать ни один психолог, и бригада взялась за работу с большим энтузиазмом. В результате переработки теста Стэнфорда-Бине на свет появились два теста: Армейский альфа-тест, который в значительной степени состоял из вербальных вопросов, и Армейский бета-тест, предназначенный для призывников, не владевших английским, и состоявший из одних пиктограмм.

Результаты массового тестирования рекрутов были несколько обескураживающими, поскольку оказалось, что средний белый американский призывник по своим умственным способностям соответствует 13-летнему ребенку. Вопросы из альфа-теста порой действительно могли поставить в тупик простого фермерского паренька. Например, в тесте содержалась просьба выбрать ответ на такой вопрос: «Если человек заработал миллион долларов, он должен: 1) выплатить национальный долг, 2) делать пожертвования в благотворительные фонды, 3) отдать деньги какому-нибудь бедняку» (правильным ответом был второй). С другой стороны, горожанам тест тоже не давал поблажек. В одном из вопросов требовалось определить, что такое «виандот» - лошадь, домашняя птица, рогатый скот или сорт гранита. Далеко не каждый уроженец Чикаго мог знать, что виандот - это порода кур.

Бета-тест был значительно проще. В частности, от испытуемых требовалось дорисовать пропущенную деталь картинки (у нарисованного лица отсутствовал рот). Проблема была в другом. Люди, не говорившие по-английски, вообще плохо понимали, что от них хотят, - инструкции-то им давались с помощью мимики и жестов. Тем труднее им было справиться с более сложными задачами. Например, от испытуемых требовалось подсчитать число кубиков на картинке, на которой были в изометрической проекции изображены несколько сложенных вместе кубиков. Надлежало обладать немалой смекалкой, чтобы понять, что считать следует именно кубики, а не квадратики, ромбики или крестики.

Хотя тестирование призывного контингента действительно было налажено, большой пользы армия от него не получила. Во-первых, результаты стали доступны только за два месяца до конца войны, во-вторых, американские сержанты и без всяких тестов знали, что самые умные солдаты те, которые умеют ходить строем. Зато психологи получили от эксперимента огромную выгоду. Помимо того что они в первый раз смогли собрать и обобщить колоссальный научный материал, престиж их профессии взлетел на невероятную высоту. Теперь общество смотрело на тесты как на нечто высоконаучное, связанное с государственной тайной и военными нуждами. Впрочем, еще большую популярность тесты приобрели в 20-е годы, когда данные армейских психологов были рассекречены и опубликованы. По заданию правительства выводы группы Йеркса перепроверил принстонский профессор психологии Карл Бригхэм, который выпустил книгу, мгновенно ставшую бестселлером. Профессор утверждал, что все прошедшие тестирование в 1918 году относились к одной из трех рас - нордической, альпийской или средиземноморской, причем чем больше в призывнике оказывалось нордической крови, тем выше был его IQ.

«Результаты наших тестов указывают на неоспоримое превосходство нордической группы, - утверждал Бригхэм. - Нордическая раса - раса господ, организаторов и аристократов... они самодостаточные индивидуалисты, ищущие личной свободы... Как следствие, большинство из них обычно оказывается протестантами... Альпийская раса практически повсеместно есть раса крестьян. Альпийцы - превосходные рабы, идеальные крепостные».

Славяне и ирландцы были причислены Бригхэмом к альпийской расе, что же касается выходцев из России, то здесь профессор вообще не делал различий между этническими группами.

«Половина иммигрантов из России, попавших в нашу армию, были евреями... Однако наши цифры позволяют опровергнуть расхожее мнение об интеллектуальном превосходстве евреев. Форма головы еврея, его телосложение и цвет кожи не отличаются от таковых у его славянских соседей. Еврей - типичный славянин и альпиец».

Проведя статистическую обработку данных группы Йеркса, Бригхэм также пришел к выводу, что 39% русских, 42,3% итальянцев и 46% поляков имеют коэффициент интеллекта ниже, чем у среднестатистического американского негра. Результаты Бригхэма взволновали общественность, и его книга в итоге стала одним из аргументов в пользу принятия в 1924 году Иммиграционного акта Джонсона-Лоджа, резко сократившего число иммигрантов.

Так после первой мировой войны тесты стали быстро входить в повседневную жизнь американцев, хотя их недостатки оставались теми же, что и во времена Гальтона и Бине, поскольку результаты тестирования напрямую зависели от того, во что верили и к чему стремились те, кто эти тесты писал.

Измерение амбиций

В 20-е годы Америка начала быстро превращаться в рай для психологов. Самыми богатыми представителями профессии, естественно, были психоаналитики, но разработчики тестов тоже стремились от них не отставать. В 1921 году психолог Джеймс Кеттел основал Психологическую корпорацию - организацию, которая должна была помогать психологам находить работу и публиковать свои труды, но благодаря таланту составителей тестов эта организация со временем превратилась в крупнейшего американского издателя тестов с многомиллионными прибылями. Главную роль в превращении корпорации из своеобразного профсоюза психологов в процветающую коммерческую компанию сыграл бывший студент Кеттела Давид Векслер, которому удалось создать тест, до сих пор используемый во всем мире.

Векслер происходил из эмигрантской семьи, перебравшейся в США из Румынии в начале ХХ века. Окончив Колумбийский университет, молодой Векслер попал в армию, а там (поскольку его дипломная работа была посвящена проблеме потери памяти у алкоголиков) его направили в подразделение военных психологов во главе с Робертом Йерксом. Работая над программой тестирования новобранцев, молодой ученый вскоре усомнился в правильности теоретических подходов своих руководителей. Он обнаружил, что армейские тесты зачастую проваливали люди, которые вовсе не производили впечатление умственно неполноценных, до призыва имели приличную работу и пользовались уважением сослуживцев. Вывод был очевидным: альфа- и бета-тесты тестируют не так и не то.

После войны ученый начал искать собственный путь в экспериментальной психологии. Психологическая корпорация помогла ему начать зарабатывать консультациями в Нью-Йорке и не прогадала, поскольку первым же своим публичным деянием Векслер привлек к этой организации внимание общества. Однажды к Векслеру пришел журналист нью-йоркской газеты World и спросил, есть ли разница в интеллекте между мужчинами и женщинами. В ту пору в Америке вопрос о правах женщин был одним из самых горячих, и Векслер понял, что ему представился шанс «засветиться». «А почему бы не пойти и не выяснить это?» - ответил ученый и предложил журналисту поучаствовать в психологическом исследовании. Финансировать его взялась редакция World. Векслер предложил Армейский альфа-тест актрисам из популярного бродвейского мюзикла «Девушки из шоу», который шел в знаменитом в ту пору театре Зигфилда. Результаты, опубликованные на страницах World, заинтриговали публику: средняя бродвейская артистка оказалась умнее среднего военнослужащего армии США. Эксперимент, впрочем, был не вполне чист. Дело в том, что хозяин театра и постановщик шоу Флоренц Зигфилд стремился своими мюзиклами прославить достоинства американской женщины, а потому специально приглашал в свой мюзикл девушек, которые либо окончили колледж, либо учились в нем, в то время как в армию призывали всех без разбора. Так или иначе, Психологическая корпорация и многообещающий молодой ученый оказались в центре общественного внимания.

Вскоре после этого в 1926 году Векслер получил первый крупный заказ на разработку тестов. Питтсбургская компания Yellow Cab, владевшая таксопарком, заказала Векслеру тест, который позволил бы отличить хороших водителей от плохих. Векслер не только разработал вопросы, позволявшие судить о способности таксистов к абстрактному мышлению, но и изобрел несколько механических устройств, позволяющих проверять их реакцию и внимание. Этот заказ повлек за собой и другие, а в дальнейшем и к выгодному трудоустройству: в 1932 году Векслер стал главным психологом в психиатрической клинике «Бельвью». Теперь он мог посвящать немалую часть своего времени экспериментам. Изучая психические реакции пациентов-детей, ученый терроризировал их вопросами о смерти, после чего анализировал ответы. В другом эксперименте исследователь давал детям игрушку, потом отнимал ее, с силой швырял об пол и тщательно фиксировал результат. Впрочем, мировую славу Векслеру принесли вовсе не исследования интенсивности детского плача, а разработка универсального теста IQ, которым пользуются до сих пор.

Со временем Векслер понял, что имеющиеся интеллектуальные тесты в действительности проверяют не интеллект, а лишь некоторые способности человека. В 1939 году была опубликована первая редакция теста Векслера, получившая название «Шкала интеллекта Векслера-Бельвью», которой ученый попытался расширить взгляд на интеллект. Тест состоял из десяти субтестов, в которых отдельно проверялись способности сравнивать, различать, искать математические закономерности, а также владение знаниями общего характера. При вычислении финального результата суммировались баллы, полученные при решении всех субтестов. Психологическая корпорация напечатала тест Векслера и не прогадала: успех был полным. Новый вопросник оказался более совершенным и гибким, чем Стэнфорда-Бине и его производные.

Успеху способствовало и то обстоятельство, что к 1939 году тесты в Америке ассоциировались с получением престижного образования. В 1933 году Гарвардский университет возглавил выдающийся химик Джеймс Конант, который задумал превратить Гарвард из великосветской тусовки отпрысков богатейших фамилий в центр интеллектуальной жизни страны. Для этого он ввел в своем университете систему тестирования, которая, как и предсказывал Бине, наконец заменила экзамены. Более того, Конант посылал своих представителей ездить по стране и с помощью тестов отбирать для Гарварда наиболее перспективных выпускников. Среди набранных таким образом студентов в частности оказался Джеймс Тобин, получивший в 1981 году Нобелевскую премию по экономике. Другие университеты США стали перенимать опыт Гарварда, а за университетами потянулись колледжи и общеобразовательные школы. Тест, вошедший в моду благодаря Конанту, проверял не столько знания (как обычный экзамен), и не столько IQ (как психологический тест), но общую «способность к обучению». Благодаря Конанту система образования в стране стала менее коррумпированной, уровень студентов вырос, а разработчики тестов стали желанными гостями в любом образовательном заведении. С появлением шкалы Векслера многие учебные заведения стали дополнять тесты на способность к обучению (SAT) тестами на коэффициент интеллекта. Впрочем, вопросник SAT по принципу своего устройства тоже не так уж сильно отличался от классического IQ-теста, поскольку разработчиком первых вариантов этого теста был Карл Бригхэм, тот самый, что тестировал иммигрантов на наличие нордической крови.

Тест Векслера выдержал несколько изданий, и к концу 40-х годов равных ему в популярности просто не было. Его тесты использовались в армии, при приеме на работу, в школах и университетах, а в 1946 году вокруг них даже возникла особая субкультура людей, набравших высшие баллы и объединившихся в международный клуб Mensa, который существует до сих пор. После второй мировой войны интерес к тестам на IQ достиг своего пика как в Америке, так и в Европе, где роль Векслера играл англо-германский психолог Ганс Айзенк, создавший собственный вопросник. Сам Векслер купался в лучах славы, и казалось, что так будет продолжаться вечно. Но 60-е годы принесли с собой движение за гражданские права чернокожих и общее полевение общественного мнения, что повлекло за собой пересмотр отношения к интеллектуальным тестам.

Смертная погрешность

Проблемы у Векслера начались с того, что борцы за права негров обратили внимание на тот факт, что чернокожих часто не берут в хорошие учебные заведения, мотивируя это стабильно низкими результатами по IQ-тестам. Векслера начали критиковать за то, что его вопросник составлен так, чтобы преимущества получали дети белых обеспеченных родителей. В частности, возмущение правозащитников вызывали вопросы, в которых испытуемых просили назвать столицу Греции или же определить, что означают слова «колокольня», «уединение» и, что было почему-то особенно возмутительно, «харакири». Если бы критики внимательно читали статьи Векслера, они бы, конечно, поняли, что ученый вовсе не хотел обидеть национальные меньшинства, а просто любил те страны, к которым относились названные слова:

«Когда я был в Афинах, - писал Векслер, - некоторые принимали меня за грека, в Париже я сходил за француза, и даже в Токио благодаря моему умению учтиво кланяться на подобающей дистанции меня порой принимали за местного уроженца».

Однако никого уже не интересовало, что в Париже много колоколен, а в Токио случаются харакири и что знать об этом должны не одни лишь белые. Векслеру прилепили ярлык расиста, а в 1964 году власти Нью-Йорка официально запретили применение его тестов в учебных заведениях. Вместо тестов Векслера были введены тесты, состоящие из абстрактных рисунков, поскольку такие рисунки не были связаны не только с культурой белого человека, но и вообще не были связаны с культурой и языком. Векслер пробовал протестовать, доказывая, что «ни один из этих суррогатов не сможет заменить полноценный IQ-тест», но слушать его уже никто не собирался.

Возможно, со временем страсти бы улеглись и тесты были бы реабилитированы, но в 1969 году сторонники врожденного неравенства рас нанесли ответный удар, и страсти закипели с новой силой. В феврале 1969 года в журнале Harvard Educational Review появилась большая статья психолога Артура Дженсена под нейтральным заголовком «Насколько мы можем повысить IQ и успеваемость в школе?». Статья содержала подробный статистический анализ данных школьных тестов за многие годы, и вывод был неутешительным для сторонников всеобщего равенства: в среднем интеллект белых детей был на 11% выше, чем у черных мальчиков и девочек. Дженсен также высказывал предположение, что уровень интеллекта на 80% определяется наследственностью и лишь на 20% -- влиянием окружающей среды. Впоследствии Дженсен уточнил свою позицию: «Нет никаких генов для 'черных' и для 'белых', есть гены интеллекта, и они распределены в разных популяциях в различных пропорциях, подобно распределению групп крови. Видимо, количество генов интеллекта в негритянской популяции в целом ниже, чем у белых». Это был скандал. Борцы с расизмом не просто получили пощечину -- им было нечем крыть. К тому же помимо идеологии статья затрагивала и финансовый вопрос. Дело в том, что в США с 1965 года действовала федеральная образовательная программа «Ранний старт» (Head Start), по которой дети из неблагополучных семей проходили курс дошкольной подготовки. Естественно, значительное число детей, обучавшихся по этой программе, относилось к этническим меньшинствам. Дженсен своей статистикой доказывал, что IQ черных детей оставался на прежнем уровне вне зависимости от того, обучались они по этой программе или нет, а потому советовал прекратить вышвыривать деньги на ветер и свернуть «Ранний старт».

Еще хуже было то, что Дженсена поддержали некоторые видные ученые. Физик Уильям Шокли, получивший Нобелевскую премию за изобретение транзистора, поехал по стране с серией лекций в поддержку Дженсена. Правда, Шокли иногда шокировал публику, заявляя, например, что уже сдал свою сперму в особый банк для последующего оплодотворения высокоинтеллектуальных женщин, но в целом его выступления имели успех. В Европе Дженсена поддержал Ханс Айзенк, который прямо объявил, что интеллект негров на 15% ниже, чем у белых, чему есть исчерпывающие доказательства. За эти слова профессор был поколочен сорбоннскими студентами прямо во время лекции, однако мнения не изменил.

Борцы с расизмом вызов приняли, и в первых рядах войны с «дженсенизмом», естественно, оказалась Национальная негритянская психологическая ассоциация, которая повела атаку не только против Дженсена, но и против тестов вообще. Чернокожий психолог Роберт Уильямс высказался по этому вопросу с предельной откровенностью: «Научный расизм - часть тихой расовой войны. И ее солдаты пользуются интеллектуальными тестами как заряженными ружьями». Профессор Уильямс, впрочем, не упустил возможности смастерить собственное ружье и создал особый «Интеллектуальный тест культурной гомогенности для черных», по которому негры стабильно зарабатывали больше баллов, чем белые, поскольку тест был насыщен вопросами, связанными с культурой негритянских гетто. Например, тест предлагал определить, что означает выражение, которое можно передать как «П.О.Д.»: «1) Посмотри, офигенная девка! 2) Позаботься о деле! 3) Постепенная остановка дыхания, 4) Поступайте осмотрительно и деликатно!» (правильный ответ был второй). Прочие вопросы были в том же роде: требовалось расшифровать значения выражений «полет орла» (день получки), «подворотное яблоко» (дорожный знак «кирпич») и т. п. Некий юмор присутствовал не только в вопросах, но и в самом названии теста, поскольку его заглавие Black Intelligence Test of Cultural Homogenity могло сокращаться до аббревиатуры BITCH (англ. «сука»). Большинство белых отставало в этом тесте от черных на те же 15% и более.

Либерально настроенные ученые тоже поднялись против Дженсена, причем доставалось от них не только IQ-тестам, но и самой концепции интеллекта. Так, профессор Массачусетского технологического института Фрэнк Моррис заявлял: «Интеллект явно больше того, что измеряется интеллектуальными тестами, и больше способности к концептуализации и к абстрактному рассуждению». Вместо собственно ума Моррис предложил считать интеллектом также смекалку, способность быстро адаптироваться, моральные ценности и восприимчивость к образу жизни другого народа. Вероятно, если бы Моррис потрудился написать собственный тест, нобелевский лауреат Шокли попал бы у него в разряд слабоумных.

Но главной мишенью противников Дженсена, безусловно, должна была стать концепция врожденности интеллектуальных способностей, и тут мишенью был избран британский ученый Сирил Берт -- учитель Айзенка и главный теоретик наследственного интеллекта. В кампании по дискредитации Берта оказались хороши все средства.

Сирил Берт был одним из пионеров тестового движения в Европе и в 20-40-е годы сделал блестящую карьеру от школьного психолога до консультанта по вопросам образования в правительстве Великобритании. К тому же Берт оказался первым психологом, получившим дворянство из рук британского монарха. По настоянию Берта в английских школах была принята система разделения учащихся по результатам их интеллектуальных тестов. В 11 лет каждый британский школьник должен был пройти тестирование, после чего направлялся либо в школу для одаренных, либо в школу для посредственностей, либо в школу для отстающих. Но главным достижением Берта была работа по многолетнему наблюдению за парами близнецов, в том числе однояйцевых. Исследования Берта показали, что однояйцевые близнецы, даже воспитываясь в разных семьях и друг с другом не общаясь, вырастают примерно с одинаковым уровнем интеллекта и в дальнейшем добиваются приблизительно одинаковых успехов. Исследование Берта могло иметь только один вывод: интеллект передается по наследству и никакие системы обучения не смогут компенсировать его отсутствия. В 1971 году Берт скончался, и его знамя подхватили Дженсен и Айзенк. Авторитет покойного был так высок, что один из противников дженсенизма якобы даже воскликнул: «Как было бы здорово, если б удалось доказать, что Берт был всего лишь старым мошенником!» И вскоре это действительно удалось доказать. В 1976 году в New York Times появилась статья, в которой Берт описывался как шарлатан и фальсификатор. Выяснилось, что Берт ссылался на несуществующие источники, выражал признательность никогда не существовавшим ассистентам, использовал сомнительные тесты, которые неизвестно кто и по каким принципам составил, а также самолично писал хвалебные рецензии на свои работы, которые потом под псевдонимом публиковал в собственном журнале. Только через много лет удалось доказать, что ассистенты и источники все же существовали и большая часть обвинений против Берта была, мягко говоря, надуманной. Однако свою роль статья сыграла, и репутация ученого была испорчена. Впрочем, в одном его обличители были, безусловно, правы: Сирил Берт с помощью своих тестов мог добиться от испытуемых любого нужного ему результата, поскольку сам же их и составлял.

Большой психологический скандал, связанный с публикациями Дженсена, со временем затих сам собой, но результаты его были плачевными. Обе стороны, хотя и опирались на данные интеллектуальных тестов, которые зачастую сами же и сочиняли, своей научной совестью дорожили далеко не всегда. Так, Дженсен совершенно игнорировал разницу в стартовых условиях между детьми из гетто и учениками из среднего класса, а его противники готовы были расширить понятие «интеллект» до совершенно неправдоподобного объема, лишь бы по тестам выходило, что ум есть даже у тех, у кого его нет. В итоге сама идея тестирования IQ оказалась дискредитированной, и с 70-х годов значение интеллектуальных тестов падало год от года. В 1979 году суд Калифорнии даже запретил использовать IQ-тесты для направления учащихся в классы коррекции. Решение стало прецедентом, и сегодня тестирование IQ носит в основном рекомендательный характер. Результаты IQ-теста сегодня на Западе не могут служить основанием и для отказа в приеме на работу, поскольку соискатель запросто может оспорить такое решение в суде. В 2003 году New York Times писала: «Большинство людей никогда не будут проходить IQ-тесты, а если уж будут, то, скорее всего, это никак не повлияет на их жизнь». Иначе говоря, сегодня IQ-тесты больше не имеют никакого значения. Хотя обвинение в культурном расизме на них все еще висит.

Если вы прошли тест Стэнфорда-Бине или Векслера и набрали средний результат, едва ли вам вообще придется говорить об этом. Если вы наберете высокий результат, это тоже ни на что не повлияет, разве что вы захотите присоединиться к Mensa, да и то кроме членов Mensa это никого беспокоить не будет. Но если вы окажетесь в числе 3% населения с самым низким IQ - от 70 и ниже, - для вас может измениться многое: с такими показателями вы, вероятно, будете признаны душевнобольным, а это повлияет на всю вашу жизнь, начиная с обучения в спецшколе. Запрет на смертную казнь людей с такими показателями действует в США с прошлого июня. В Европе же смертной казни вообще нет, а потому интеллектуальные тесты воспринимаются здесь скорее как средство развеять скуку.

Так интеллектуальные тесты вернулись к тому, с чего начинались в 1905 году, когда мсье Бине стремился с их помощью измерить не столько силу ума, сколько степень глупости французских школьников. Оказалось, что более или менее объективные результаты можно получить лишь в отношении подлинных дебилов, которые не в состоянии решить и простенькой головоломки. Когда же человек обладает более высокими умственными способностями, то обычно оказывается, что точно их измерить не представляется возможным, поскольку каждый составитель теста понимает под интеллектом что-то свое. Но даже если абсолютно объективный тест все же будет создан, вряд ли кому-то в современном мире захочется его использовать: узнавать о себе правду далеко не всегда приятно.