Следите за нашими новостями!
 
 
Наш сайт подключен к Orphus.
Если вы заметили опечатку, выделите слово и нажмите Ctrl+Enter. Спасибо!
 


Новые русские островки постсоветской «духовности»

Ведь в человеке не одна только физическая сторона; в нем и духовная сторона есть, и есть – больше того – есть сторона мистическая, сверхдуховная сторона. Так вот, я каждую минуту ждал, что меня, посреди площади, начнет тошнить со всех трех сторон. И опять останавливался и застывал.

Венедикт Ерофеев

Прелюдия «духовности»: «Кинозал»

Фильмы о «духовности» ставят зрителя в неудобное, подчас противоестественное положение. С одной стороны, никто сейчас особо не удивится, услышав, что общество наше-де «бездуховное», что в нем-де «потеряны нравственные ориентиры», ...что надо укреплять духовно-нравственную «вертикаль»... Но при этом мало кто решится предположить, что это все про него – и тем более, никто не согласится услышать о своей «бездуховности» от другого. Тем более с экрана. Большая маркетинговая проблема: собрать кинозалы «бездуховных» зрителей на фильм о духовности. Впрочем, в случае с фильмом «Остров» все оказалось проще. Абстрактный, но вездесущий «кариес» работает точно так же, как не менее абстрактная болезнь «бездуховности» – тем более, когда предлагаемая от них панацея не требует от каждого излишних моральных и материальных затрат... Но здесь об «Острове» не скажешь лучше режиссера Павла Лунгина: «Четвертый уикенд фильм идет в кинотеатрах, количество которых увеличивается. Для такого фильма это удивительно. В этом я вижу принципиальную причину. Это значит, что есть возможность делать другое кино. Не все в нашей жизни отформатировано. Есть зритель, каждый хочет духовного кино, а не форматного зрелища, он хочет видеть отражение своей внутренней жизни и готов платить за это деньги». Ни в чем не ставя эти слова под сомнение, хотелось бы уяснить для себя два момента: в чем же оправдан эпитет «духовное» в случае «Острова» и, что тоже немаловажно, какой именно зритель и по какой причине «хочет видеть отражение своей внутренней жизни» за деньги?

... Начнем с вопроса о зрителях «Острова», которых мне довелось видеть в одном крупном московском кинотеатре. Вовсе не претендуя на репрезентативность собственных воспоминаний о публике в кинозале, все же позволю себе нечто вроде «эскиза» своего посещения нашумевшего фильма. Признаюсь честно, не ожидала, что в Москве сегодня на отечественном фильме может собраться столь разнообразная по возрасту и социальной принадлежности публика: помимо групп людей, которых сейчас постоянно встречаешь в кинотеатрах, были еще и другие зрители. Это были люди достаточно почтенного возраста с благообразным и внушающим доверие выражением лиц; это были девушки, в которых по одежде можно было легко угадать их конфессиональные «симпатии»; это были интеллигентного вида дамы, в одиночку или парами чинно рассаживающиеся в первых рядах. Первое, что еще перед началом сеанса тронуло мой слух, - это молчание и общая сдержанность, даже несмотря на привычное присутствие студенческой аудитории, но каково было мое удивление, когда эта тишина сохранилась от первых и до последних кадров фильма!... Даже проход «за попкорном, колой» и обратно нескольких «конфессиональных» девушек не смутил общего умиротворения. Аплодисментов в финале тоже не было (что было вполне продиктовано его «трагичностью» и «глубиной»): но было другое, более значимое, - то, что меня не смогло оставить равнодушной к произошедшему: люди очень медленно спускались к выходу из зала, их лица были полны неподдельной скорбью и действительно «одухотворены» не меньше, чем перед фильмом, и все это общее размеренное движение, его темп, выражение лиц и молчание сильно напоминало похоронную процессию. Я впервые видела столь искреннюю и непосредственную реакцию московской публики. Было ли это следствием изначальной «установки» на «откровение» о жизни человека, живущего в «мире, где есть Бог» (так говорил П. Лунгин об идее своего фильма) - установки столь сильной и неслучайной, что ничто внешнее не смогло бы ее поколебать?

Хотелось бы верить, что эта реакция – не заслуга Павла Лунгина и Петра Мамонова, а следствие той современной российской ситуации, о которой этот фильм ничего не сможет сказать. Более того, меня мучает подозрение, что Павел Лунгин сам мало знает зрителей, «для которых» он снимал «Остров», если, конечно, довериться его «оговорке» о связи «внутренней жизни» и денег.

Предположив, что Лунгин и его зрители (в том числе и я) ошибались/продолжают ошибаться друг в друге, я обращусь к собственным впечатлениям о фильме.


Кульминация «духовности»: «Остров»

Анализ фильма, как и любой иной «жанровый» анализ, должен опираться на то, что изначально подразумевалось, вкладывалось автором в его произведение: случай с фильмом «Остров» опять же поразительно прост, здесь не нужно бороться с «интерпретациями» и позднейшими «напластованиями», достаточно вспомнить лунгинское: «В фильме нет философских мыслей, и этим он хорош. Там есть две простые истины: что Бог есть и что через стыд и через грех ты становишься человеком. Вроде бы это все знают, но напоминание об этом оказалось нужным людям». Мне не под силу здесь поспорить с Лунгиным, хотя я и придерживаюсь противоположных позиций в отношении этих «простых истин», но почему режиссеру так очевидна необходимость от себя «напомнить» об этом другим, если это столь «простые» истины? – нет ли и здесь некоторого упоминавшегося уже недопонимания сторон? Когда мне как зрителю обещают показать «мир, где есть Бог», я, конечно, именно это и ожидаю увидеть (может, кто-то не уверен, под силу ли это искусству вообще, но история не даст соврать: думаю, Лунгин и Мамонов не сомневаются в «бездуховности» киноискусства советского периода, неслучайно забывая Андрея Тарковского с его «Андреем Рублевым» («Страсти по Андрею»)). Пусть я в этом ожидании, в отличие от многих, не нахожу самостоятельной ценности, но что же с того – и я, и все, вдохновленные обещанием этого «мира», исходим из близких установок - из доверия к режиссерскому «замыслу», грешным делом приняв за него банальный рекламный ход. Ну что же тут поделаешь: общество у нас такое, «бездуховное», вместо «нравственных ориентиров» в кино – и тут, и тут! – один сплошной «чистоган». И мало того, даже «внутреннюю жизнь» - и ту уже кроме как за деньги не покажут! Не проспонсировал бы канал «Россия» лунгинский «замысел» - вот бы мы без «внутренней жизни» и остались...

...Установки установками, а фильм для рецензии – главное. Боясь пойти по порочному пути обвинения сценариста – режиссера – консультантов – актеров в надуманности сюжета – персонажей – финала, я рискну высказать лишь две мысли, насколько мне известно, в иных рецензиях еще не звучавшие.

Уже упоминавшийся фильм «Андрей Рублев» имеет, как ни странно, много общего с лунгинским «Островом». Думаю, что идея, случайно ли так, нет ли, - не должна нас сильно отвлекать, так как Лунгин в любом случае проявил поистине самоотверженную творческую активность, доработав «Рублева» до «Острова». Важно то, чем в фильме Лунгина явились идеи Тарковского. Обратите внимание для начала на тот «материал», с которым связали себя оба режиссера – цифровые съемки окрестностей Кеми в «Острове» и среднерусские пейзажи Тарковского. В случае «Рублева» выбор не мог быть иным, он продиктован «историчностью» фильма; в случае с «Островом» был выбран русский Север, где, по словам режиссера, «особо ощутимо дыхание Вечности. Вода, ветер, камни, туманы, небо, трава, скудные цветы - весь этот первозданный и прекрасный Божий мир играет в нашем фильме не меньшую роль, чем актеры», и от себя добавлю – а то и большую! - а говорил, «философских» идей нет... Разве не стремление к ним толкнуло Павла Лунгина к историческому вымыслу о монахах, якобы подобравших во время Великой Отечественной войны к себе в обитель раненого предателя, тогда как в это время на Соловецких островах в помине не могло быть никаких монахов? Получается, либо монахи «абстрактные» и «это ему снится» (опять сплошная «философия»...), либо Лунгину не до таких мелочей, когда «духовность» под угрозой. «Обитель» («скит»?) – точно не монастырь – впрочем, тоже вполне «абстрактные» для 1976 года, но да что уж там... Но эпоха все же не совсем вымышленная (Великая Отечественная, «фашисты», «наши») - просто это Лунгин так историю «переписывает». Не имея намерения доводить эту линию до обсуждения несоответствий в области «ряс», «подрясников» и прочего (не наше это, «мирское», дело), обратимся снова за помощью в «интерпретации» Лунгина к Тарковскому. Рублев-Солоницын и Анатолий-Мамонов все же близкие персонажи – только не по «духу», разумеется. Их роднит тема «искупления греха». Да и сам «грех», если вспомнить сюжет убийства татарина Рублевым, формально один и тот же. И если по Лунгину человек через грех и стыд становится человеком, то интересно, что же роднит «человека» Рублева и «человека» отца Анатолия? Мотивация «греха»? – Пожалуй, что нет: Андрей Рублев спасает юродивую, герой Мамонова – собственную шкуру. Возможно, их роднит путь «искупления греха»? – Тоже нет: Рублев дает обет молчания, отец Анатолий, напротив, поучает всех и каждого, кстати, наверняка, про себя зная, что он на «верном пути». Не говоря уже о том, что фигуры Андрея Рублева и «отца Анатолия» не сопоставимы ни в одном из возможных масштабов. Выбор истории Андрея Рублева как сознательный выбор художника Андрея Тарковского очевиден, но что же толкает Павла Лунгина выбирать в качестве героя разыгрывающейся на наших глазах драмы «духовности» предателя, убийцу и юродивого (впрочем, юродивого вполне сознательного и не лишенного здравого смысла наедине с собой в молитвах) отца Анатолия? Может быть, Лунгину кажется, что его зрителям не важен этот конкретный выбор, не важен о. Анатолий как персонаж?

На этом месте я остановлюсь. Самое гнетущее впечатление от «Острова» - во время и после сеанса – ощущение неуважения создателей фильма к своей публике. Все: лубочность и пародийность показанного в фильме православия, и скудость художественных приемов, и неуважение к истории страны, и явный цинизм интервью Лунгина и Мамонова – все прямо указывает на это.

Приведу для наглядности слова из интервью Петра Мамонова: «Я вообще-то в деревне живу, умными разговорами не заморачиваюсь. Знаю, что мы сняли простой, ясный фильм. Нет в нем никакой показной глубины и надуманности. На нынешнем безумном фоне он будет смотреться как чистенький кристаллик - маленький такой, но сверкает. Мы ничего не проповедуем, никому ничего не навязываем в картине. Вот едет в тридцатиградусный мороз девушка-контролер в троллейбусе, билетики проверяет. Встала в пять утра, не выспалась, зарплата у нее мизерная, дома, возможно, дети по лавкам сидят голодные. А рядом с ней досыпают такие же усталые, замордованные люди, как и она. Вот для них мы и делали фильм. Может, "Остров" будет им духовной опорой. Ведь сегодня многим совершенно не на что опереться - не нам, умникам, а тем простым людям, на которых все по-прежнему и держится».


* * *

Да, действительно, «на нынешнем безумном фоне» можно снять какой угодно фильм: например, о том, что фашисты – они тоже люди и в чем-то были не правы, что концентрационные лагеря – это часть политики объединения нации властной рукой Гитлера... и так далее. И при этом «ничего не проповедовать, никому ничего не навязывать в картине» - и пусть те, кому какая лишняя идея в голову придет (вот как мне, например), «не заморачиваются» особо – «замордованным людям» это противопоказано. Неужели для Мамонова «нынешний безумный фон» таков, что он не различает в нем вполне разумных и способных нести ответственность за свои поступки людей, очевидно полагая, что раз уж весь «бездуховный» мир «сошел с ума», то и нам с ним заодно пора?

Вам может показаться, что с фашистами – это я уже перегибаю, что это уже не о «духовности»?... Вот и многие люди, идущие на фильмы лунгиных, думают, что искусство – единственный возможный островок, на котором можно обнаружить в себе то, что как оказывается, имеет еще и денежный эквивалент.




По этой теме читайте также:

Имя
Email
Отзыв
 
Спецпроекты
Варлам Шаламов
Хиросима
 
 
«Валерий Легасов: Высвечено Чернобылем. История Чернобыльской катастрофы в записях академика Легасова и современной интерпретации» (М.: АСТ, 2020)
Александр Воронский
«За живой и мёртвой водой»
«“Закон сопротивления распаду”». Сборник шаламовской конференции — 2017