Как Вы оцениваете прошедшие 15 сентября парламентские слушания, посвященные проекту закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения»?

Сожаление вызвал сам факт проведения слушаний 15 сентября, когда большая часть руководителей российских музеев находилась в Казани на Международном музейном форуме, даты проведения которого были известны чуть ли не за год. Таким образом, многие руководители российских музеев не имели возможности лично присутствовать на обсуждениях столь важного законопроекта.

Процедура проведения самих слушаний оставляла ощущение явного приоритета, отдаваемого представителям религиозных организаций. Это чувствовалось в более либеральном регламенте которым они пользовались, в очередности и количестве выступавших от религиозных организаций представителей. Ряд из них, обозначив свои позиции, покинули зал заседаний, что свидетельствовало о том, что мнение профессионального сообщества их не очень интересовало. В некоторых выступлениях прозвучали очень субъективные суждения, не очень уместные для серьезного делового разговора. Насколько мне известно, в ходе слушаний не было предоставлено слово докладчикам от экспертного музейного и научного сообщества, чьи выступления содержали острые но принципиальные комментарии к обсуждаемому закону.

Как Вы можете прокомментировать распространенную на слушаниях информацию о пропаже из музейного фонда более 200 тыс. экспонатов (со ссылкой на газету «Коммерсант»)?

Комментирование результатов проверки музейных фондов дело Министерства культуры РФ и Росохранкультуры. Подозреваю, что за приводимыми цифрами стоят не только и не столько «пропажи», а урон, нанесенный музейному фонду — распродажами 1920-х и 1930-х годов, различными изъятиями, военными потерями, перераспределением фондов из центральных в региональные музеи, т.е. потери, которые не всегда оформлялись своевременно и в соответствии с требованиями учета. Одна из возможных причин — также отсутствие внутренней документальной дисциплины, например, когда предметы, которые нужно было переводить во вспомогательные музейные фонды, могли бы подлежать списанию, но не списывались и т.д. Манипулирование с информацией — трюк известный. Помните выражение: «То ли он украл, то ли у него украли, но в краже он замешан…»?

Какие последствия для музеев (музейного фонда) и для культуры в целом повлечет принятие закона «О передаче церковным организациям имущества религиозного назначения»?

В ходе обсуждений закона представители религиозных организаций повторяют лозунг: «Храмы-церкви, музеи — музеям». Здесь не хватает важнейшей третьей пары: «Культура — народу». Следуя этому принципу без лукавства, получим цельную картину, ведь культура без ее размежевания по конфессиональному признаку, достояние всего общества, в этом ее «универсальная Соборность». Церкви несут попечение о действующих, строящихся и требующих восстановления храмах, а если храмы давно превращены в музеи или нуждаются в особом щадящем охранительном режиме на века, который дает статус музея — это благо. Весь мир это осознал. Разные церкви мира не посягают на святыни, в силу исторического развития принадлежащие уже всей культуре и цивилизации, понимая их вселенское универсальное «миссионерство». На основе имеющегося в распоряжении церкви «имущества» создаются церковные музеи, если имеются древние иконы, они выводятся из религиозного пользования, переводятся из храмов в музеефицированные помещения, заменяются работами современных иконописцев (что способствует возрождению иконописных традиций), музеефицируются храмы и культовые комплексы.

Для выявленных наиболее ценных недвижимых и движимых памятников, имевших или имеющих культовое значение, применяются различные модели музеефикации, создаются условия сохранности таких памятников в соответствии с музейными стандартами. Для памятников религиозного значения, которые уже музеефицированы, или должны быть оснащены по музейным стандартам, применяются принципы и нормы музейного управления и апробированные формы сотрудничества и взаимодействия культурных и религиозных институций. Церковь во всем мире ищет поддержки государства. Государство же оставляет за собой право у нерадивых пользователей изымать, а в случае нерадивых собственников пользуется механизмами возможного выкупа имущества.

Не совсем понятно, нужна ли такая редакция закона, которая декларирует то, что государство добровольно кому-то отдает часть принадлежащего ему, государству, имущества не в пользование, а в собственность? Зачем? Эффективно и целесообразно ли это? Не повлечет ли это вопросов о более масштабных передачах, связанных с проблемами различных реституций?

Процесс, который вызывает подобные и многие другие вопросы, волнует общество, а не только музейщиков, как хотели бы это представить. Этот процесс запущен давно и помимо закона, правовые основания под это были поведены Постановлением № 490. Закон же, как известно, обратной силы не имеет, но последствия, будущие процессы во многом зависят от того, в какой редакции будет принят закон, будет ли усовершенствовано законодательство по охране памятников истории и культуры, (особенно в части усиления ответственности за ненадлежащее их использование) и основы законодательства о культуре.

Может ли «Международный совет музеев» повлиять на развитие ситуации вокруг принятия закона?

ИКОМ России — является национальным комитетом международной организации. Политика и этика действия организации, обладающей высшим консультативным статусом ЮНЕСКО, — предоставление главным образом экспертной помощи. Мы стараемся использовать этот ресурс ИКОМ наиболее эффективно: уже в течение полугода мы собираем, анализируем и предоставляем информацию о мировом опыте и практике по данной проблеме. В каждой стране своя история, свои особенности, но есть универсальные требования и стандарты по сохранению, изучению, обеспечению доступности, интерпретации и популяризации наследия, которым следуют государства, не хотелось, чтобы о них забывали в законотворческой рутине.

Как в других странах сосуществуют музеи и церкви? Возникают где-либо еще конфликты, подобные конфликтам в нашей стране?

Об опыте других стран я уже неоднократно рассказывала в различных интервью. Кроме того ИКОМ подготовил обстоятельный материал на эту тему: «Музеи и памятники религиозного искусства. Международные нормы и опыт». Поэтому мне не хотелось бы повторяться.

Привести же пример аналогичный российской ситуации я затрудняюсь, думаю, его нет. Если обрисовывать ситуацию в целом, проблема, с которой столкнулись отечественные музеи, не только российская. В мире поднимаются в том или ином виде вопросы репатриации, реституции культурных ценностей, возвращения музейных предметов по месту их происхождения, в том числе, предметов, изначально имевших ритуальное, сакральное и религиозное назначение. С различными притязаниями по вопросам возвращения ценностей по месту их происхождения сталкиваются крупные культурные институции США, Великобритании Франции, Южно-Тихоокеанского региона, музеи стран, где есть малые коренные народы. Активно о своих правах заявляют этноменьшинства, малые народности и племена, а также целые страны, такие как Италия, Египет, Греция, пострадавшие от массовых археологических раскопок и вывоза ценностей. Что касается, международной практики при диалоге о местонахождении музейных предметов, имеющих, в том числе, сакральное значение (в силу их ценности и музейного статуса), вопрос никогда не ставится об их возвращении в прямом смысле в обиход изначального функционального использования. При нахождении предмета в музее стороны при взаимных консультациях ищут варианты того, как в музейных условиях подчеркнуть и, по возможности, «активировать» изначальное сакральное предназначение предмета. Решения различны: особым образом оформляется экспозиция, делаются особые разделы экспозиции с отдельным входом, выделяются определенные часы для доступа к предмету членов общин для отправления обряда, например в музеефицированных храмах, готовятся специалисты — экскурсоводы, владеющие проблематикой, соответствующей терминологией и методикой. Это вопросы решаются индивидуально в каждом конкретном случае на основе переговоров музейных специалистов и представителей общин или сообществ.

Как Вы оцениваете уровень музейного дела в современной России?

Если говорить о том, что носит определение «человеческого ресурса» в области музейного дела, которым мы не уступали мировым стандартам, то сегодня одна из проблем — старение высококвалифицированных специалистов. Во многих российских музеях с омоложением директорского корпуса, введен институт Президентов, идет смена руководителей среднего звена. Но при этих неизбежных процессах важно обеспечить преемственность, передачу опыта, знаний, которые должны быть обогащены современными требованиями, в том числе навыками и механизмами активного продвижения своих институциональных и шире — национальных интересов и достижений в музейной сфере. Посмотрите, какую активную политику занимают музеи Франции, Великобритании, США в выставочной сфере, предлагая по миру свои готовые выставочные проекты, как активно они сотрудничают на очень выгодных финансовых условиях с арабским миром и странами Азии, предоставляя свои музейные бренды для совместных проектов, предлагая им свои технологии, свои методики и структуры музейного управления, стандарты ведения музейных исследований и пр.

Как Вы оцениваете уровень систем хранения экспонатов в российских музеях?

Об этом неоднократно говорили и представители Министерства культуры России и Росохранкультуры. Много проблем связано с состоянием и оснащением музейных зданий и фондохранилищ в регионах, с введением унифицированных и «стыкующихся» с международными стандартами систем учета и составления баз данных (что особенно важно для идентификации и поиска предметов), современных средств обеспечения безопасности и защиты произведений, не хватает хранительских и реставрационных кадров.

Как Вы оцениваете профессиональный уровень российских реставраторов? Можно ли говорить о том, что в музеях экспонаты, в частности, иконы, гниют, пропадают и вообще находятся в опасности, как заявляют представители РПЦ? Насколько обоснованы заявления некоторых представителей церкви и политических деятелей, в частности, председателя комитета ГД по взаимодействию с религиозными объединениями и общественными организациями, о том, что церковь сохранила гораздо больше памятников культуры и истории, чем музеи? Вообще, правомерна ли, с Вашей точки зрения, такая постановка вопроса?

Российская школа реставраторов, если говорить о станковой темперной живописи, каковой по преимуществу, является иконопись, всегда была одной из лучших в мире. Рукотворной, кропотливой, щадящей и вдумчивой. Такая реставрация не может быть быстрой. В случаях, когда применяется коммерческая реставрация, можно «восстановить и сохранить» гораздо больше по количеству и с гораздо большим внешним эффектом, чем это делают музеи. Но такая постановка вопроса не выдерживает критики…

По этой теме читайте также: