Переводчик книги, член редколлегии «Скепсиса», филолог Елена Бучкина:

Появление этой книги в русском переводе — очень важное событие. Вообще, любая книга Терри Иглтона является для отечественного литературоведческого процесса крайне важной. Дело в том, что это действительно фигура, масштаб которой трудно переоценить. Иглтон — один из ведущих современных литературных критиков, теоретиков литературы, и, что для нас особенно ценно — он теоретик, который чётко заявляет о своей марксистской позиции. Терри Иглтон — ученик Реймонда Уильямса, зачинателя англо-саксонского марксистского литературоведения, и он ярко и достойно продолжил эту традицию.

Я не только переводчик, но и литературовед, университетский преподаватель. По своему жизненному опыту, опыту общения с коллегами — не только из моего вуза, но из очень разных университетов с весьма широкой географией, вплоть до Горно-Алтайска, — я могу сказать, что, к сожалению, литературоведение в нашей стране находится в плачевном состоянии. Фактически его отдали на откуп двум методикам анализа, и книги именно этих направлений, как правило, переводятся. Иные методические основы, в частности марксистский анализ, находятся не просто на периферии, но и во многом под запретом. К примеру, крайне сложно защитить диссертацию, в которой будут мысли, касающиеся марксистского анализа.

Что это за две тенденции, завладевшие отечественным литературоведением? Они блестяще проанализированы в этой книге. Во-первых, герменевтика, которая у нас цветёт пышным цветом в виде православного литературоведения. Никакого анализа она не предполагает — только так называемое «вчувствование», проникновение в «мир текста», что, конечно, не является научным методом исследования. Во-вторых — весьма специфически понятый на отечественной почве постструктурализм, которым у нас называют на самом деле просто жонглирование наукообразными терминами.

Иглтон с помощью марксистского метода анализирует ведущие тенденции в литературоведении, показывая их слабые стороны и идеологическую подоплёку. Они были ведущими в 80-е годы, в момент создания книги, и остались таковыми сегодня. Поэтому «Теория литературы» будет крайне интересна для любого филолога, как студента, так и преподавателя.

Но преподаватели и студенты — это всё же узкая аудитория. Гораздо важнее то, что она интересна «простому» читателю, который задаётся вопросами: что такое литература? как её интерпретируют и почему? Это доступно и ясно написанный текст с большим количеством примеров разбора известных произведений. Одна из основных целей автора — разоблачение идеологического содержания, находящегося в основе любого художественного произведения. Тем самым он показывает, что чтение может стать видом политической деятельности. Если мы обнаруживаем те стратегии, которыми текст воздействует на нас, то уже не можем оставаться пассивными объектами его идеологической работы. Иглтон показывает, что чтение способно изменить не только нас, но и весь мир.

Один из редакторов перевода, член редколлегии «Скепсиса» Дмитрий Субботин:

Книга написана в начале 80-х, когда после резкого скачка протестного движения и после всплеска критической теории начались сначала стагнация, затем спад. Они закончились так называемой «эпохой постмодерна», критикой «великих нарративов», то есть крупных теорий, и в социальном смысле это означало уход в частную жизнь, частное «освобождение». Иглтон в это непростое время возрождает марксистский принцип «критики критической критики» — той критики, которая подразумевает идею подлинного, всеобщего социального освобождения. Он показывает, каким образом литература может и должна служить делу социального освобождения, потому что оторванная от общественного контекста литература ничего собой не представляет, кроме тех мёртвых вещей, которыми оперируют разоблачаемые Иглтоном теоретики.

Социолог Александр Тарасов:

Судя по всему, книга писалась с конца 70-х по 82-й год. Это означает, что, с одной стороны, у самого Иглтона существовали какие-то надежды, ситуация была не столь ясна, — с другой стороны, в значительной степени написанное выглядит как предвидение. Тем самым повышается ценность анализа. Постфактум легко анализировать, но попробуйте делать это, когда тенденции только намечаются и, возможно, ещё прервутся.

Книга написана таким языком, который, безусловно, доступен грамотному студенту и аспиранту. Я повторяю: грамотному, то есть реальному студенту, который учится, и настоящему аспиранту, а не фальшивому, взятому, чтобы место было занято. Другое дело, что благодаря тем тенденциям, которые наблюдаются у нас в высшей школе, нет гарантии, что, скажем, через два года - пять лет даже хороший студент и аспирант в принципе смогут понимать любую литературу такого уровня: мы с вами знаем, что делается всё возможное, чтобы они ничего не понимали, никакую литературу, кроме комиксов.

И здесь уже возникает вопрос о политическом значении этой книги. Она является лишним доказательством того, что социальная практика важнее, чем любые теоретические споры. В теории мы можем доказать очень много, но если она не будет востребована обществом, то пропадёт втуне. Я думаю, что чем больше «рекламы» будет у Иглтона, чем в большей степени он будет подаваться студентам не как факультативная, а как обязательная литература, тем больше шансов, что эта книга будет работать. Но для этого нужны некоторые целенаправленные действия, не побоюсь этого слова, «тоталитарного» характера.

Философ Виктор Арсланов:

Иглтон прекрасно показывает и доказывает, что вся культура пронизана политикой и идеологией. Это абсолютная истина, азы марксистской теории, без этого нет марксизма. Он этими азами замечательно владеет. Однако всё же марксизм Иглтона — марксизм «меньшевистского типа». Это марксизм, который не дорос до понимания культуры, связанного с ленинским этапом. По прочтении его книги встаёт вопрос, на который он в «Теории литературы» не даёт ответа: а почему в истории мировой культуры почти все гении — консерваторы и даже реакционеры? Начиная с Древней Греции: Эсхил, Софокл, Платон. Берём русскую литературу: Пушкин, Гоголь, Достоевский, Толстой. Остаётся из великих писателей только Чернышевский. Шекспир, Бальзак и так далее — хрестоматийные примеры. Вопрос очевидный, на него надо отвечать. И кто же на него ответил? Ленин, который назвал «зеркалом русской революции» не Горького и не Маяковского, а Толстого. Почему так?

Это вопрос не просто политики, а уже вопрос литературной теории, который требует очень серьёзного разговора. Такая работа была проделана у нас в России, советскими революционными мыслителями, причём оказавшими очень серьёзное влияние на Запад. Для меня символическая ситуация в истории ХХ века — встреча Лукача с Лифшицем. Благодаря этому знакомству Лукач вышел из творческого тупика и кризиса. Удивительная ситуация, которая заслуживает романа и серьёзного научного исследования, но она почему-то в России вырезается ножницами, в диссертациях имя Лифшица не называется. Мы сидим на сундуках с драгоценностями и видим, как вокруг все рвут друг у друга из рук стеклянные бусы. Они в цене у нас — к сожалению, и у Иглтона тоже.

Но «Теория литературы» — очень полезная, важная, честная книга. Она может послужить началом пробуждения мысли в нашей стране. Основания для этого есть.

Философ и политический активист Влад Софронов:

Я думаю, что это действительно одна из самых важных книг марксистского литературоведения. Кстати, чтобы заинтриговать тех, кто ещё не читал, скажу две вещи. Во-первых, при всей критике «стеклянных бус» постмодернизма Иглтон крайне высоко оценивает Деррида, и тем самым является основоположником того мнения, что постмодернизм не должен быть огульно отброшен, а должен быть разделён на «критический» и «некритический»: в критическом постмодернизме мы можем найти немало методов для работы. Второе: при том, что Иглтон убеждённый марксист, в книге «скандальным» образом отсутствует глава «Марксистское литературоведение».

Обращаясь к проблеме марксистского литературоведения в нашей стране, можно лишь с тоской констатировать, что книга Иглтона пропадёт втуне, если не будут переведены другие англо-саксонские литературные критики, тем более что в нынешней России нет не то что направления марксистского литературоведения, но даже отдельных работ и людей, которые бы этим занимались. Но мы должны понимать, что этот путь связан не только с переводами книг и нашими разговорами, но и общей ситуацией в стране. И с тем, как будут в ней разворачиваться социально-политические процессы.

Сотрудник «Свободного марксистского издательства», редактор перевода книги Иглтона «Марксизм и литературная критика», представитель «Фаланстера» Иван Аксёнов:

Иглтона действительно нужно рассматривать именно в ряду представителей современной англо-американской марксистской теории. Это важнейшее направление, которое за рубежом, в отличие от России, имеет академический вес и на протяжении многих лет активно развивается.

Книга Иглтона ценна тем, что является «метатеоретической», чего у нас в России не водится. У нас обычно под литературоведением понимается что? Набор каких-то формальных приёмов и инструментов для анализа литературных текстов. Мы открываем учебник теории литературы и видим: жанры, история литературы, герои, автор. Иглтон как раз представляет прекрасный образец литературоведения как критики, и здесь немаловажно то, что марксистское литературоведение является составной частью более общей марксистской теории, которая позволяет описывать всё. Начиная от исторических событий и заканчивая разными объектами культуры.

Основной вопрос из зала и дискуссия вокруг него: что, собственно, понимается под такой практикой, как «марксистское литературоведение», в чём её особенность и научная значимость?

Елена Бучкина:

Анализируя литературный текст, мы не можем делать это в отрыве от социального контекста, в котором он был создан. Если мы анализируем его без названного условия, то, с моей точки зрения, не анализируем вовсе. И прежде всего нужно понимать, что литература — это сфера идеологии. Конкретная задача марксистского литературоведения — демонстрация идеологических механизмов в текстах. Иглтон их блестяще раскрывает во всех главах своей книги. Смысл в том, что общая идеологическая схема определённого общественного слоя, общественного устройства может быть ярко продемонстрирована как раз на примере литературного текста и способов его анализа. Именно поэтому чтение может и должно быть политическим.

Виктор Арсланов:

В своё время Маркс не просто написал марксистское сочинение «Капитал», он научно разрешил проблемы экономики. Марксист прежде всего должен быть учёным, который способен решать конкретные вопросы своей науки. Елена Усиевич из группы Лифшица и Лукача критиковала советскую поэзию за то, что многие советские поэты утверждали: у меня политическая поэзия, и поэтому она по определению ценна как литература. Усиевич отвечала: поэзия сначала должна быть литературой, а уж если она не литература, то дальнейшие определения, в том числе и «политическая», могут к ней относиться, но уже без всякой связи с литературой.

Для меня марксистский метод в литературоведении — это не просто какой-то особый ярлык, этот тот метод, который способен ответить на актуальные вопросы эстетики. И он прежде всего заключается в понимании того, как идеи рождаются не головой, а «только при помощи головы из действительного мира» (Энгельс, «Анти-Дюринг»).

Александр Тарасов:

Так получилось, что литературоведение оказалось Золушкой, заброшенной дочкой марксистской теории. Возможно, из-за того, что оно казалось не столь важным из чисто политических соображений. Мы понимаем, для чего нужна политэкономия, исторические исследования: история протянута в будущее. А литература, как казалось, не так актуальна. С учётом того, что марксизм в целом развивался не как академическая наука, он испытывал дефицит кадров, то есть количество исследователей было гораздо меньше числа проблем, которые надо было освоить, и естественным образом происходил выбор тем наиболее важных, или наиболее острых. При этом марксизм — комплексная дисциплина: не может быть марксистского литературоведения самого по себе, может существовать только марскистская научная теория в целом, научный метод.

К вопросу об «академической науке». Иглтон пишет так, как он пишет, потому что он оказался внутри академического сообщества, и ограниченный радикализм автора связан с его социальным положением: он включён в некую структуру и в первую очередь вынужден рассматривать то, что в этой структуре важно. Поэтому у него и нет главы собственно о марксистской литературной теории — оно важным для структуры не являлось.

Главный редактор «Скепсиса» Сергей Соловьёв:

Марксизм от околомарксисткой научной литературы можно отличить по ряду параметров, и один из самых важных среди них — классовый подход. Это чёткий подход к действительности с точки зрения анализа классовой структуры и классовых интересов. Неслучайно Иглтон, написавший лучший, на мой взгляд, аналитический обзор теории идеологии, пришёл к этой теории именно через анализ литературных текстов (см. его книги Criticism and Ideology и Ideology: an Introduction). Он наглядно показывает, как классовые интересы пронизывают общество. И при этом, в отличие от постмодернистов, не отказывается от понятия истины.

То, что видно сейчас в гуманитарных науках — во всех, не только в литературоведении — это даже не отсутствие марксизма. Проблема другая. Вообще необходимость научного метода в гуманитарных науках не просто поставлена под вопрос, но и явно или неявно отброшена. Философия рассматривается как общая теория всего, пространство «наиболее общих обобщений» (Ильенков), и спрашивается: ну какой там может быть метод? В истории явление того же порядка, хоть и инвертированное — мы просто рассказываем «сюжеты». В филологии ситуация даже хуже. Метода, культуры метода, понимания его необходимости — нет. Есть эрзацы. Когда мы говорим про герменевтику в современном литературоведении — это ведь не герменевтика, а пародия на герменевтику, плохо понятую, плохо прочитанную по плохим переводам. Болезненную тему постмодернизма лучше вообще не трогать, потому что у нас, не вдаваясь в различение раннего и позднего Деррида, постмодернизм воспринимают исключительно как право говорить всё что угодно.

Марксизм проблему метода поднимает острее, чем любая другая методология. Для него в центре стоит именно проблема метода. Что блестяще показали теоретики самых разных направлений: от Сартра с его «Проблемами метода» до «Диалектики абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении» Ильенкова. С моей точки зрения, книга Иглтона — это важная попытка в области литературоведения перейти на чужую территорию, где вроде бы истреблено всё до последнего.

Дмитрий Субботин:

Я бы хотел отдельно обратить внимание на такой аспект. Иглтон ясно говорит о том, что смысл литературоведения, помимо анализа литературных текстов, состоит в критике современной литературы, в том числе и той, как ни смешно это прозвучит, которая ещё не написана. В размышлении о том, какой литература должна быть. На протяжении ХХ века на историческую арену выдвинулись миллионы субъектов, ранее остававшихся на её задворках (выходцы из рабочего класса, женщины, представители угнетённых наций). Их взгляд даёт возможность оценить историю литературы с иной социальной позиции, позиции до недавних пор молчавших масс, чтобы новая литература была совсем не такой, как раньше.

Таким образом, марксистское литературоведение как научная дисциплина не является «штудиями», она принципиально связана с социальной практикой. Процитирую Иглтона из «Теории литературы»:

«Мы знаем, что лев сильнее дрессировщика, и дрессировщик тоже это знает. Проблема в том, что этого не знает лев. Не исключено, что смерть литературы (литературы как идеологического института. — Д.С.) может помочь льву узнать правду».

Влад Софронов:

С точки зрения общей теории марксизма марксистское литературоведение прежде всего должно обладать взглядом на литературу как на исторический процесс, причём процесс, необходимо и органично связанный с процессом социального освобождения. Поскольку марксизм есть всеобщий научный метод, в том числе и литературоведение должно отвечать на вопрос, каким будет это социальное освобождение.

Итог дискуссии:

Главная черта марксистского литературоведения — понимание литературы как части идеологической сферы жизни общества. Его задача состоит в обнажении и критике идеологических механизмов, лежащих в основе литературного текста, в основе его восприятия и трактовки. Эта критика должна служить одним из строительных блоков общей научной критики идеологии, которую предлагает марксизм — не только комплексная научная теория, но и вытекающая из неё практика социального освобождения.