Весной 1906 года перед Стокгольмским, так называемым «объединительным», съездом[1] большевистский центр[2], находившийся тогда в Петербурге, выработал проекты резолюций по ряду вопросов, которые должны были обсуждаться па съезде. В конце марта или в начале апреля в Москву приехал тов. Ленин, чтобы обсудить эти резолюции среди московских большевиков.

В обсуждении принимали участие члены московского комитета, группа агитаторов и пропагандистов, литературная группа, московское бюро центрального комитета, находившиеся в Москве члены окружного комитета и другие видные партийные работники. Первое собрание состоялось на частной квартире. Народу собралось много, было тесно и неудобно. Это собрание не успело обсудить все резолюции, а потому было решено устроить второе. Организация второго собрания была поручена секретарю Московского Комитета товарищу Виктору[3].

Через 1–2 дня тов. Виктор известил, что собрание состоится в помещении бюро профессиональных союзов, которое находилось тогда на Неглинном. В назначенный день и час прихожу в назначенное помещение и нахожу там уже около десятка дожидающихся товарищей. Помещение мне почему-то инстинктивно не понравилось. Сказал об этом Виктору.

— Вы — окружники[4] — так привыкли ютиться в каморках, что чувствуете себя неловко в приличном помещении! — смеясь, ответил мне Виктор. /272/

Понемногу стали подходить другие товарищи. Собралось человек двадцать. Среди присутствовавших помню товарищей: М. Н. Покровского, И. И. Скворцова, покойного В. Я. Канеля, П. Г. Смидовича, известного тогда под кличкой «Матрёна».

Вдруг в комнату, в которой мы сидели, входит один из товарищей и сообщает, что явилась полиция и спрашивает, какое здесь устраивается собрание и разрешено ли оно градоначальством.

— Что же вы им ответили?

— Сказал, что устраивается собрание финансовой комиссии при бюро профессиональных союзов. Теперь пристав пошёл справляться по телефону при градоначальстве, разрешено ли это собрание.

Дело оборачивалось скверно. Арест собрания — это был бы провал всех центральных московских большевистских организаций и всех крупнейших московских работников, а вместе с ними и Ленина.

Немедленно принялись уничтожать все бывшие при нас бумажки, а потом выделили всех нелегальных с тем, чтобы они попытались выбраться как-нибудь из квартиры, поймали бы на улице ещё не пришедшего тов. Ленина и предупредили бы его об аресте собрания. Остальные разошлись по разным комнатам и с тревогой дожидались, как удастся уйти нелегальным. Я, как инженер, направился в библиотеку союза инженеров, помещавшуюся в одной из комнат квартиры, обложил себя техническими журналами и стал делать из них какие-то выписки.

Через несколько минут нелегальные вернулись и заявили, что пристав отказывается их выпустить, пока не получит из градоначальства ответа, разрешено ли собрание. Ни одному из них уйти не удалось, а вместе с тем рушилась у нас надежда и предупредить тов. Ленина, который должен был придти с минуту на минуту.

— Попробую уйти я! — заявил я товарищам.

— Да вас не пропустят!

— Я попробую уйти под видом инженера.

Со спокойным, деловым видом вышел я из библиотеки в раздевальную, не спеша оделся на глазах у пристава и подошел к двери. Дверь заперта. Ищу глазами швейцара.

— Выйти нельзя! — замечает подошедший пристав. /273/

— Отчего?

— Я должен сперва узнать, разрешено ли собрание!

— Какое собрание?

— То, на котором вы были. Собрание какой-то финансовой комиссии...

— Я не был ни на каком собрании. Я инженер, пришёл в библиотеку союза инженеров, чтобы сделать нужные справки в журналах. Теперь я работу кончил и хочу уйти.

— Подождите немного. Сейчас я узнаю по телефону, разрешено ли собрание.

— Зачем это нужно? Не все ли равно, разрешено оно или нет, если я на нём не был? Вы видели, что я вышел из библиотеки...

Пристав заколебался.

— Ну, ладно, уходите в таком случае! — ответил он, наконец, и отпер дверь.

Всё также спокойно и не спеша, чтобы не возбудить подозрения пристава, выхожу и начинаю спускаться по лестнице. На первом же повороте встречаю Ленина, идущего с А.И. Рыковым. Издали делаю им знак, чтобы они остановились.

— В чем дело? — спрашивают они, когда я поравнялся с ними.

— Наверху полиция. Мне удалось вырваться. Вы, Владимир Ильич, уходите домой, а мы с Алексеем (Рыковым) будем перехватывать других приходящих на собрание.

— Я тоже останусь с вами! — отрезал Ильич так решительно, что спорить с ним было бесполезно, да и некогда, так как мы уже выходили на улицу...

Опасаясь, что на улице стоят шпики, мы не решились остаться у подъезда. Разделились на две группы и стали на двух углах. Через несколько минут задержали несколько товарищей и умножили число пикетов. Еще через несколько минут замечаю одного из товарищей, бывшего на собрании.

— Как вам удалось удрать?—спрашиваю его.

— После вашего ухода, — отвечает он, — пристав забыл запереть дверь, а сам снова ушел в соседнюю комнату вызывать по телефону градоначальство. К счастью, телефон градоначальства всё время был занят другими, и пристав долго не выходил. Мы заметили при вашем уходе, что дверь /274/ не заперта, и по одному, пользуясь отсутствием пристава, стали выбегать из квартиры. Теперь там осталось совсем немного товарищей.

Окончание истории я узнал немного позже. Пристав так и не добился телефона в градоначальство. Наконец, он заметил, что дверь отперта и что публика уходит. Направился в ту комнату, где были оставшиеся, и нашёл там человек 56, не успевших ещё убежать и сочинявших какой-то протокол заседания финансовой комиссии.

— Э, да вы все уже разбежались! Ну, не стану и звонить в градоначальство! — разочарованно заявил он и ушёл из квартиры.

Вслед за ним поспешили разойтись и все не успевшие сделать этого раньше участники собрания.

Пристав был, очевидно, очень неопытным человеком. Услыхав о собрании, он явился совершенно один, а затем вместо того, чтобы вызвать немедленно себе на помощь полицию, он занялся разговорами по телефону с градоначальством и, не добившись этого телефона, позволил нам разбежаться. Он и не подозревал, какая богатая добыча ускользнула у него из рук. /275/

По этой теме читайте также:

Примечания