В этой части статьи обсуждаются пять тем:

1. Возникновение КРК и развитие политической теории — теории паразитического государства.

2. Легальная и нелегальная практика КРК.

3. Каким было наше отношение к НФОП и почему мы не сотрудничали с РАФ и отделом внешних операций Вадея Хаддада{XIV}?

4. Раскол в КРК и возникновение новой организации М-КР.

5. Кто был нашим источником вдохновения, и с кем можно нас по праву сравнить?

I. КРК и наши политические истоки

Прежде чем говорить о нашей политической деятельности, необходимо описать организацию КРК, которая стала нашей основной политической школой.

Мы осветим следующие темы:

1. Краткое описание истории КРК и разработанной им теории (теории паразитического государства). Особое внимание мы уделим той международной политической обстановке, под влиянием которой формировался КРК.

2. КРК как организация, которая одновременно стремилась создать действующую политическую группу и внести посильную лепту в борьбу с империализмом, поддерживая освободительные движения по стратегическим соображениям.

3. Опровержение утверждения Кнудсена и многих других о том, что КРК в 1970-е гг. была маоистской организацией.

4. Опровержение мнения о том, что мы якобы были изолированными революционерами-фантазёрами, как это принято считать среди некоторых левых. Многие другие движения и теоретики разделяли наши взгляды, и мы постоянно находились в диалоге.

5. Ответ на вопрос, почему КРК решил не ограничиваться легальной практикой.

КРК был создан в 1964 г. несколькими бывшими членами Коммунистической Партии Дании. Руководство тогда состояло из семи членов, среди которых были Готфред Аппель и Бенито Скокоцца. Издавался журнал «Коммунистическое Обозрение». При создании КРК опубликовал программу из 12 пунктов[5], которая критиковала КПД и политическую линию Советского Союза. Главными примерами, вдохновлявшими создателей КРК, был Мао и Коммунистическая Партия Китая.

Помимо маоистской ориентации, КРК обладал ярко выраженной интернационалистской наклонностью. КРК был первой в Дании организацией, призвавшей к демонстрации против войны во Вьетнаме. Она состоялась 8 февраля 1965 г. под лозунгом «Освободим Юг, защитим Север и объединим Отечество!». В том же году КРК инициировал сбор средств на создание лепрозория в Северном Вьетнаме. Уже здесь был очевиден принцип поддержки освободительных движений <в Третьем мире>. КРК предполагал, что борьба с американским империализмом похоронит капитализм и приблизит нас к социализму. В 1966 г. в КРК создал комитет по Вьетнаму, который позже превратился в широкое <общественное> движение.

КРК, однако же, не был един во всём. Из-за спора о позиции по датскому рабочему классу организация раскололась, и Бенито Скокоцца вместе с некоторыми другими членами покинул её. КРК после этого стал более монолитен, но потерял в численности. Борьба за освобождение Вьетнама с того момента безоговорочно стала ключевым пунктом политической борьбы в Дании. КРК сделал первые заявления о том, что рабочий класс в Дании «подкуплен» высокими зарплатами, и поэтому его сложно мобилизовать для проявления международной солидарности.

В 1966 г. в статье в «Коммунистическом Обозрении» были обозначены главные пункты того, что позже стало теорией паразитического государства. Был дан и набросок программы действий для признающих эту теорию социалистов в богатой части мира: «Если мы хотим социализма в Западном мире, и в т. ч. в Дании, то нашей главной обязанностью является поддержка угнетённых наций и народов в их борьбе как раз против западного капитализма — нашего общего врага»[6].

КРК создал в 1968 г. молодёжную организацию Коммунистический союз молодёжи, которая издавала журнал «Молодой Коммунист». КРК был совсем небольшой организацией, но он стремился привлечь на свою сторону молодёжь. КСМ создал и Комитет антиимпериалистического действия для привлечения сочувствующих.

Лишь на этом этапе мы стали участниками этой истории. Никто из нас никак не был связан с КРК до этого момента[7]. Нас привлекли в Комитет антиимпериалистического действия. Ян Вайман присоединился к организации в 1967 г. в связи с демонстрациями против греческой хунты. Нильс Йоргенсен пришёл в 1969 г. после показа в кинотеатре «Сага» фильма «Зелёные береты», который восхвалял военные преступления США во Вьетнаме. Живший в Хольбеке Торкил Лауэсен вышел на связь с КСМ в 1971 г. Хольгер Йенсен — человек, о котором Кнудсен весьма много пишет в своих книгах — стал лидером Комитета антиимпериалистического действия.

По сути дела, КРК в 1968 г. представлял собой небольшую группу, состоящую из Готфреда Аппеля и Уллы Хаутон. К этому моменту они были близки к выработке теории паразитического государства[8]. Суть этой теории заключается в том, что богатые (империалистические) страны эксплуатируют страны Третьего мира. Они получают сверхприбыли от вложений в эти страны. Причём эти деньги достаются не только капиталистам, но отчасти и рабочим через их заработную плату. Рабочему классу Запада уже есть что терять, помимо своих цепей[9]. Он оказался заинтересован в благосостоянии капитализма, которое может сделать успешной его борьбу за высокую заработную плату. Рабочий класс Западной Европы в 1960-х гг. перестал быть революционным, — для нас это было ясно, как день, и чтобы это понять, достаточно было просто взглянуть на окружавшую нас реальность. Коротко говоря, в этом суть теории паразитического государства. Когда в 1968 г. разрабатывалась теория паразитического государства, КРК был единственной организацией в Дании, с которой сотрудничала и которую признавала Коммунистическая партия Китая (КПК). У КРК были исключительные права на издание «Красной книжечки», состоявшей из бесчисленных цитат Мао.

От маоистов к антиимпериалистам

На момент 9 съезда КПК в 1969 г. казалось, что революция стоит у порога Западной Европы. К примеру, КПК идеализировала рабочий класс Запада, говоря, что он «революционен и готов на жертвы». КРК издал специальный номер в «Коммунистическом обозрении» с критикой этого анализа. Это привело к разрыву КПК и КРК.

Если взглянуть на то, какие темы освещались в «Коммунистическом обозрении», станет ещё более ясно, что КРК не был маоистской организацией. В номерах «Коммунистического обозрения» за 1974—1975 гг. можно найти описание политики КРК, критику Скокоццы, теоретические статьи, материалы о голоде в Индии, о международных нефтяных компаниях, о западногерманском рабочем классе, политике землепользования в США, статью о Доне Барнетте[10], критическое освещение РАФ[11]. Ни в одной из этих статей ничего не говорилось о Китае. КРК действительно надеялся, что Китай сможет построить социалистическое государство без тех ошибок, которые совершили в СССР при Сталине, однако это не значит, что КРК был маоистской организацией.

Поэтому Кнудсен[12] и прочие ошибаются, называя нас и КРК в 1970-е гг. маоистами. Роль сочувствующих Китаю взял на себя Коммунистический союз марксистов-ленинистов / Коммунистическая рабочая партия[13] под руководством Бенито Скокоццы. Кнудсен в течение короткого времени был членом этого движения, так что странно, почему он всего этого не знает.

По многим ключевым пунктам КРК был не согласен с КПК.

1. В вопросе о западном рабочем классе мы были принципиально несогласны.

2. КРК считал наиболее значимой практикой поддержку освободительных движений в Третьем мире, в то время как для КПК наиболее важной была борьба западного рабочего класса.

3. Мы принципиально расходились в анализе СССР[14]. Мы считали СССР тактическим союзником в борьбе с империализмом. Мы не поддерживали его во всём, в особенности в том, что касалось строительства социализма в самом СССР. КПК же видела в СССР наиболее опасную империалистическую силу.

4. По большому счёту, все движения, которые мы поддерживали в Третьем мире, критиковались КПК и маоистскими организациями Западной Европы. Как правило, они сотрудничали с совершенно другими движениями, к которым мы никакой симпатии не испытывали. К примеру, в Анголе мы поддерживали Народное движение за освобождение Анголы (MPLA), в то время как Китай поддерживал Национальный союз за полную независимость Анголы (UNITA) и Народный фронт освобождения Анголы (FNLA). Лидером UNITA был Жонас Савимби. Это была банда головорезов-антикоммунистов, терроризировавших гражданское население. Китай, таким образом, выступил единым фронтом с США, Южной Африкой и Израилем в своей поддержке UNITA. Позже они начали совместную работу и с лидером FNLA, Холденом Роберто. Эта организация прославилась тем, что убивала всех при нападении на ферму, принадлежавшую белым: белых <владельцев>, их семьи, чернокожих рабочих и их семьи. В нашей позиции по Ближнему Востоку мы также не были согласны с китайской линией. Единственная помощь, которую НФОП получил от Китая, — это ящик книг Мао.

Возможно, последующим поколениям будет казаться, что различные социалистические группировки делали одно дело, просто имели разных руководителей. Но для нас, участников борьбы, различия казались существенными, как, например, то, что мы ни коим разом не считали себя маоистами. Наши разногласия с китайской линией носили фундаментальный характер.

Исходными пунктами, на которых зиждилась наша политическая практика, были эксплуатация и угнетение стран Третьего мира, а также симпатия к революционным движениям, которые пытались с этим бороться.

Анализируя мир, мы пользуемся марксистским понятием «противоречие». Коротко говоря, противоречие — это две противостоящие силы, одновременно борющиеся друг с другом и обуславливающие друг друга.

Традиционно в марксистской литературе основное внимание уделяется противоречию между владельцами капитала и рабочими. В нашем анализе мира исходным пунктом было противоречие между бедными эксплуатируемыми странами и богатыми империалистическими странами.

С самого начала в нашем восприятии действительности и в теории паразитического государства мы считали, что противоречие между рабочими и собственниками капитала в странах Запада в значительной мере ослабло. Рабочий класс и собственники капитала в краткосрочной перспективе имели общий интерес в прибылях, получаемых за счёт Третьего мира. Конечно, при разделе этой прибыли шла борьба, но это не меняет сути дела.

Точкой борьбы для нас был Третий мир. Там явно шла борьба в форме массовых движений, там были политические организации, которые с оружием в руках противостояли местной элите и империалистической эксплуатации. Для нас главное противоречие лежало между империализмом и населением Третьего мира — в особенности рабочим и крестьянским. Мы ставили своей главной целью поддерживать организации и слои населения в Третьем мире, которые активно боролись против богатых империалистических стран.

Наше единство с освободительными движениями Третьего мира

Мы были не одиноки в нашем видении проблемы, хотя в датской левой среде наши взгляды не пользовались особенной популярностью. В нашем зарождавшемся сотрудничестве с освободительными движениями Третьего мира не было разногласий по поводу анализа проблемы. У нас была общая цель: во-первых, освободить Третий мир от империализма политически, во-вторых, остановить экономическую эксплуатацию и, наконец, заложить фундамент для движения всего мира к социализму. Че Гевара, один из лидеров кубинской революции, а позднее министр внешней политики Кубы, говорил о создании многих «Вьетнамов»:

«Каким близким и сияющим стало бы будущее, если бы на планете возникло два, три, много Вьетнамов — пусть с их квотами смертей и безмерными трагедиями, но и с каждодневным героизмом, непрерывными ударами по империализму: ударами, заставляющими его распылять свои силы и мешающими укрываться от ненависти народов всего мира!»[15]

У нашей поддержки движениям Третьего мира была как долгосрочная, так и краткосрочная перспективы. В краткосрочной перспективе мы хотели помочь экономическому и политическому самоопределению этих стран. В долгосрочной перспективе мы рассчитывали, что это отделение нанесёт удар по сверхприбылям <центра> и актуализирует там противостояние между рабочим классом и капиталом. Это приблизило бы социализм в нашей части мира. В этой оценке мы сходились со многими революционерами Третьего мира.

Джавахарлал Неру (первый премьер-министр Индии) писал уже в 1933 г.:

«Говорят, что капитализм сумел продлить свою жизнь до нашего времени благодаря фактору, который Маркс, возможно, учитывал не в полной мере: за счет эксплуатации колониальных империй промышленными странами Запада. Это дало капитализму новую жизнь и даже процветание, разумеется, за счет бедных эксплуатируемых стран»[16].

Че Гевара писал в 1965 г.:

«С тех пор как монополистические капиталы овладели миром, они держат в нищете большую часть человечества и делят прибыли внутри группы самых сильных стран. Высокий уровень жизни этих стран основан на нищете наших. Чтобы поднять уровень жизни слаборазвитых стран, надо, следовательно, бороться против империализма»[17].

Джулиус К. Ньерере (бывший тогда президентом Танзании) в 1973 г. сравнивал положение европейских рабочих в XIX в. и бедных стран в 1970-е гг.:

«Единственная разница между этими ситуациями в том, что сегодня в качестве эксплуататоров выступают национальные экономики богатых стран — в т. ч. рабочие классы этих стран. Вместо споров о разделе добычи между отдельными капиталистами в XIX веке мы имеем сегодня споры о разделе добычи между рабочими и капиталистами в богатых экономиках»[18].

Не только политики приходили к тем же выводам, что и мы. Этот подход можно было встретить и в академической среде. Один из наиболее признанных историков, Эрик Хобсбаум, много внимания уделял связи между рабочей аристократией и империализмом. Он писал в 1964 г.:

«Подведём итоги. Корни британского реформизма, безусловно, стоит искать в столетии, обозначенном экономическим господством некоторых стран над всем миром, и возникновением не просто рабочей аристократии, а целого рабочего класса, пользовавшегося этим господством»[19].

Признанная английская экономистка Джоан Робинсон:

«Необходимый для роста капитал капиталистические страны получили не только благодаря превосходящей производительности. Ресурсы для этого выкачивались из всего мира. На других континентах были созданы зоны влияния, за которые европейские нации вели борьбу, начиная с XVI столетия, и теперь эти зоны были достаточно развиты, чтобы обеспечивать сырьё для промышленности…

Промышленные рабочие метрополий получали троякую выгоду от империализма. Во-первых, сырьё и еда были дешевле по сравнению с продуктами промышленности, что увеличивало покупательную способность зарплат рабочих. Например, чай, бывший роскошью среднего класса, превратился в жизненную необходимость малообеспеченных англичан. Во-вторых, небольшая часть возникавших в промышленности гигантских капиталов просачивалась в остальное общество в форме налогов или небольших подачек, а продолжающееся инвестирование обеспечивало рост спроса на рабочую силу, не отставая от роста населения. Наконец, принадлежа к экономически господствующим нациям, рабочие могли тешить своё самолюбие представлениями о расовом превосходстве»[20].

Джоан Робинсон заключала: «Таким образом, при видимости борьбы промышленного рабочего класса с системой, в действительности он был ей поглощён».

Политическая обстановка в 1970-е

В то время как революционные перспективы для Западной Европы меркли, в Третьем мире, напротив, наблюдался подъём.

В конце 1960-х и начале 1970-х восстание против империализма и колониализма получило новую силу в Третьем мире.

Причин для того, чтобы освободительная борьба началась в какой-либо стране, могло быть много. Могло быть стремление к независимости (национальный аспект). Могло быть желание иметь кусок хлеба (аспект эксплуатации) — захватить власть у господствующего класса в стране или запретить иностранным фирмам использовать ресурсы и эксплуатировать население. Наконец, мог быть социалистический аспект — желание в корне изменить отношения власти в стране, чтобы ресурсы были распределены более справедливо. Многие из этих аспектов присутствовали одновременно.

Национальный аспект

Целью национально-освободительных движений была деколонизация — не позволять иностранным державам формировать политическую повестку. На африканском континенте в 1962 г. от Франции отделился Алжир. В 1970-х велась освободительная борьба в Эритрее. Произошли восстания в Мозамбике, Анголе, Гвинее-Бисау и на островах Кабо-Верде, которые все были португальскими колониями. Был также и национальный аспект, который доминировал в тех странах, где белое меньшинство держало в своих руках всю политическую власть. Этим была обусловлена освободительная борьба против режима Яна Смита в Родезии (позднее Зимбабве), борьба с апартеидом в Южной Африке и освободительная борьба в Юго-Восточной Африке (позднее Намибия). На Ближнем и Среднем Востоке росло мощное палестинское освободительное движение, а в Турции восстали курды.

Аспект эксплуатации

Восстания происходили во многих странах, где была жёсткая эксплуатация и угнетение населения. Многим было попросту нечего терять — пролетариату, крестьянам, жителям трущоб и т. п. Они вели борьбу с феодальными и капиталистическими режимами. Во многих таких режимах ощущалось мощное иностранное господство.

Революционное брожение было в Марокко. В Эфиопии в 1974 г. в ходе переворота был свергнут император Хайле Селассие. В Иране произошло восстание против режима шаха.

В Латинской Америке наступил период борьбы и перемен. В 1959 г. к власти на Кубе пришёл Фидель Кастро. В результате демократических выборов 1970 г. в Чили президентом стал Сальвадор Альенде. Также восстания разворачивались в Гватемале, Никарагуа, Сальвадоре и др. Но кроме этого Латинская Америка была песочницей для игр ЦРУ, которое поддерживало наиболее продажные и жестокие режимы. В большинстве латиноамериканских стран существовали эскадроны смерти, которые пытали и убивали всех, противостоящих режиму — в том числе оппозиционных политиков, членов профсоюзов и революционных католических священников.

Социалистический аспект

Многие из перечисленных движений придерживались социалистической идеологии, сходной с нашей. Вслед за Вьетнамом многие освободительные движения в азиатских странах приняли социалистическую окраску, в первую очередь в Камбодже и Лаосе. В Таиланде и на Филиппинах росли новые коммунистические движения. В Южном Йемене пришло к власти левое правительство. Освободительная борьба шла в Омане.

Битва была всемирной, а перспективы — радужными

Оптимизм по поводу перспектив освободительных движений Третьего мира особенно сильно подпитывался новостями из лагеря Национального фронта освобождения Южного Вьетнама[21]. Эта организация была создана в 1960 г. в Южном Вьетнаме, и при поддержке Северного Вьетнама в течение 15 лет боролась за свободный и объединённый Вьетнам. Борьба шла против правящей элиты Южного Вьетнама и ее иностранных союзников — сначала Франции, а затем США. Целью было создание единой социалистической нации. Это стало реальностью после освобождения Сайгона 30 апреля 1975 г.

НФОЮВ показал, что можно было противостоять даже США. Стратегия была вполне реализуемой. В результате успешной освободительной борьбы были созданы новые государства. Для этих стран существовало социалистическое будущее. Если бы мы в середине 1970-х гг. поставили красные кнопки на карте на тех странах, где освободительные движения боролись за власть или уже пришли к власти, то картина выглядела бы многообещающей. Это была не просто наша фантазия, борьба в Третьем мире действительно шла вперёд[22].

США

Несмотря на то, что эпицентром движения был Третий мир, даже в США были альтернативные политические движения. Каждый день из мировой прессы можно было узнать о борьбе чернокожих за равные права. Народ участвовал в крупных демонстрациях. Возникали группы, которые, казалось, готовились к открытой борьбе.

Мы имеем ввиду в первую очередь «Чёрных мусульман»{XV} и «Чёрных пантер». «Чёрные пантеры» были основаны в 1966 г. Хьюи Ньютоном, Бобби Силом и др. и имели среди своих целей, кроме прочего, защиту чернокожего населения от полицейского насилия. Поэтому они вооружались в целях самообороны, что в США, как известно, легально. В 1968 г. их журнал издавался тиражом в 500 тыс. экземпляров. Группа подвергалась систематическим преследованиям и нападениям со стороны правительства США. Полиция нападала на отделения «Чёрной пантеры» и убила многих их лидеров и рядовых членов. Поэтому руководству пришлось уйти в подполье или бежать за границу.

Помимо этого, в 1969 г. возникла белая боевая левая группа — «Уэзермены» («Синоптики»), которая стремилась саботировать американскую военную промышленность и государственные организации, чтобы помешать войне во Вьетнаме.

Это не значит, что США были близки к революции, но ситуация оставалась шаткой. Если бы США потеряли доступ к богатствам, которые перекачивались из бедных стран, то экономических возможностей мирно выйти из кризиса осталось бы значительно меньше.

В конце 1960-х и начале 1970-х существовала реальная возможность — «окно» — для радикальных глобальных перемен. Сочетание антиколониальной и антиимпериалистической борьбы в значительной части Третьего мира с антиавторитарным бунтом молодёжи Европы и США были для нас объективными предпосылками для изменения мира. Без сомнения, эта ситуация сделала нас более радикальными и ангажированными. Это не были просто мечтания, мы видели реальный шанс стать участниками действительного революционного процесса.

Политические исследования

Изучение марксизма — исторического материализма и политической экономии — играло большую роль. Через эти теории можно было понять, как устроен мир. Для нас было важно, чтобы наша практика основывалась как на теории, так и на эмпирическом анализе, и чтобы это были не просто мечтания. Мы изучали механизмы, лежащие в основе экономической эксплуатации. Нам нужно было знать, как устроено общество. Для нас было важно овладеть этим знанием, чтобы понять и изменить мир.

В течение достаточно долгого времени мы штудировали «Капитал». Мы занимались экономическим анализом, изучали страны и политические движения, с которыми мы работали.

Для нас было недостаточно теоретического подхода к миру. В начале 1970-х гг. мы путешествовали, чтобы на личном опыте выяснить, как обстоит дело в разных странах. После этих многомесячных поездок составлялись отчёты об экономике, распределении власти, международной эксплуатации, благосостоянии и других аспектах жизни конкретной страны. Эти отчёты затем обсуждались на собраниях членов КРК. Помимо прочего, мы посетили: Индию, Ирак, Иран, Сирию, Израиль, Ливан, Египет, Танзанию, Кению, а также некоторые западные страны — Португалию, Германию, Северную Ирландию и Канаду.

Благодаря этим исследованиям мы убедились в том, что именно в Третьем мире имелся революционный потенциал. Именно там создавалось экономическое богатство, которое было необходимо капитализму для того, чтобы оставаться динамичной системой. Именно там были объективные предпосылки (эксплуатация и политическое угнетение) для перемен. Именно там существовал революционный потенциал. Рабочий класс в Западной Европе хотел более высоких зарплат, большего благосостояния, но о фундаментальных переменах он не мыслил. В этом анализе нет никакого морализаторства или осуждения, это просто научный подход. Эта точка зрения подтверждалась и нашим личным опытом. В конце 1960-х и начале 1970-х гг. многие члены КРК работали в крупных организациях: «Бурместер и Вайн» (B&W){XVI}, «ФЛ Смидт» (FL Smidth){XVII}, «Туборг» (Tuborg){XVIII} и др. В середине 1970-х четверо членов КРК работали по году во Франкфурте в крупных организациях, чтобы понять, что происходило в других частях Западной Европе.

Сегодня мы продолжаем считать, что этот анализ был верным. Рабочий класс Запада не развил революционного потенциала за прошедшие десятилетия. Мы считаем, что мы были как раз не фантазёрами, а реалистами. Не мы, а КПД и КРП писали программы для социалистической Дании.

В марксистской литературе говорится о революционном объекте и субъекте. Объект — это фактические экономические и политические условия, которые мы стремимся изменить. Субъект — это люди / классы, которые будут осуществлять эти изменения. Это угнетённые и эксплуатируемые группы, у которых есть воля к восстанию. В марксизме роль революционного субъекта играет рабочий класс. Мы не считали рабочий класс Запада революционным — он не находился в условиях <жестокого> угнетения и эксплуатации. Напротив, ему было что терять: уровень жизни был высокий, и у многих рабочих были автомобиль и дом. У них не было желания или воли для революции. Мы видели революционный потенциал в крестьянах и рабочих Третьего мира. Поэтому неверно говорить, как Мортен Тинг[23] или Андреас Бюлов[24], что мы в качестве революционного субъекта поставили на место рабочего класса Запада себя и другие мелкие активистские группы. Нет — мы поставили на место рабочего класса Запада те революционные движения в Третьем мире, которые располагали народной поддержкой.

Революционное движение может добиться успеха только в том случае, если население больше не хочет старой жизни, а демократический путь оказался бесперспективным. Маркс учил, что революционному классу нечего терять, кроме своих цепей.

«Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путём насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической революцией. Пролетариям нечего в ней терять, кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир»[25].

Для нас наша политическая работа была значима в особенности потому, что мы видели связь между этими теоретическими исследованиями и нашим практическим знанием мира. Наша решимость происходила из теории о неравенстве в мире, из нашего знания об империалистической эксплуатации и, наконец, из увиденных собственными глазами последствий эксплуатации в Третьем мире. Мы горели желанием дать этим людям в Третьем мире достойную жизнь. Речь идёт как о жутких условиях работы и жизни, так и о политических преследованиях и тех убийствах, которые совершались против членов профсоюзов и политически организованных людей, желавших изменить условия существования.

Мы не были изолированы

Многие левые партии и авторы говорили о нас как о политически изолированных. К примеру, Бенте Хансен пишет о нас в журнале «Соль» («Salt»):

«Автор (Кнудсен) сделал всё, чтобы представить группу как “интегрированную часть левого движения”. Ирония в том, что представленная в его книге картина говорит о ровно противоположном: с того момента, как группа начала вести активную работу (около 1969—1970 гг.), она полностью исключила себя и свою деятельность из левого движения, в котором она никогда по-настоящему и не участвовала. Группа ушла из поля зрения и не имела никаких связей с левым движением, которое она презрительно называла “левоватными”»[26]{XIX}.

Наша теория не пользовалась популярностью, её считали необоснованной и странной. Но быть изолированным от левых датских организаций не то же самое, что быть изолированным вообще.

Мы ни в коем случае не были изолированы ни от наших товарищей по политическим дискуссиям, ни от народных движений. Просто в массе своей они не были датскими и не состояли в рядах КПД, КРП или «Левых социалистов»{XX}. Мы обсуждали политику с освободительными движениями, когда посещали их или когда они бывали в Дании. У нас были связи с группами в богатой части мира, которые разделяли нашу точку зрения, и у которых была та же цель, что и у нас, а именно — поддержка освободительных движений. Речь идёт о таких группах, как Движение в поддержку освобождения (Liberation Support Movement) в США и Канаде{XXI}, а также группы в Норвегии и Швеции. В Дании мы поддерживали связь с группами солидарности с НФОП, Филиппинами, Западной Сахарой и Сальвадором. Через «Вещи — Африке» у нас был контакт со «Старьевщиками для развивающихся стран» (Ulandsklunserne){XXII} и другими организациями, которые оказывали практическую помощь лагерям беженцев, например, со Всемирной университетской службой (World University Service), позднее переименованной в ИБИС (IBIS), и с Международным сотрудничеством (Mellemfolkelig Samvirke){XXIII}. Мы бурно обсуждали наши политические позиции со всеми движениями и политическими субъектами, с которыми у нас была связь. Таким образом, мы ни в коем случае не были изолированными.

II. Какая практика была у КРК?

Достаточно рано КРК решил поддерживать освободительные движения морально и материально. Мы считали, что такая поддержка была наиболее важной практикой для социалистической организации в империалистической части мира. Работа по материальной поддержке приняла как легальные, так и нелегальные формы.

Практика КРК преследовала двоякую цель. Во-первых, мы хотели создать дисциплинированную и способную к действию организацию, которая могла бы работать как легально, так и в некоторых случаях нелегально. Во-вторых, мы поддерживали политически и практически освободительные движения Третьего мира.

Готфред Аппель и Улла Хаутон хотели создать коммунистическую организацию, обладающую достаточной волей для решительных действий. Это, например, перехват лидерства на демонстрациях, наработка навыков, необходимых для подпольной деятельности, нанесение точечных ударов.

Американский пропагандистский фильм о войне во Вьетнаме — «Зелёные береты» — был показан в кинотеатре «Сага» на Вестерброгаде в мае 1969 г. Во всех других западноевропейских странах показ фильма был остановлен демонстрациями. КРК и другие левые организации решили, что то же самое должно произойти в Копенгагене. Молодёжные организации КСМ и Комитет антиимпериалистического действия должны были быть на передовой в демонстрациях против показа фильма. Они намеревались повести демонстрацию за собой и также саботировать показ, обмазав сидения кинотеатра масляной кислотой. Показ был остановлен после нескольких дней демонстраций и драк на Вестерброгаде между левыми активистами с одной стороны и полицией и членами мотоклуба «Дикие ангелы» с другой. Таким образом, у акции было несколько целей: остановить фильм (проявить солидарность) и подготовить членов к нелегальной деятельности.

Кроме того, многие были направлены писать лозунги на мостах и зданиях, к примеру, «Да здравствует НФОП» и «Вьетнам и Палестина — одна борьба».

В сентябре 1970 г. Всемирный Банк провёл конгресс в Копенгагене. Большая часть левых рассматривала Всемирный Банк как инструмент империалистической эксплуатации стран Третьего мира. Здесь вновь вмешался КРК, чтобы затруднить проведение конгресса, дать опыт своим членам и вдохновить других представителей левого движения <на более решительные действия>. КРК совершил попытку поджога в Белла-Центре{XIV}, чтобы предотвратить планируемую встречу Всемирного банка. Мы убеждены, что для руководства КРК процесс был столь же важен, как и результат. Другими словами, тот опыт, который был получен благодаря мелким нелегальным действиям, был настолько же важен, как и непосредственный результат этих действий.

«Вещи — Африке» (ВА)

Другой практикой была материальная поддержка освободительных движений. Поэтому КСМ в 1972 г. создал организацию «Вещи — Африке» (ВА). Поначалу речь шла о том, чтобы собирать лишнюю одежду в Дании и отправлять ее в лагеря беженцев в Африке. Там вещи передавались освободительным движениям, которые организовывали лагеря. Те, в свою очередь, раздавали вещи беженцам, которым они были нужны. Многие члены КСМ и сочувствующие были задействованы в этой работе по поиску одежды, сортировке, упаковке и отправке. Были созданы местные отделения в Оденсе, Лойстёре и Хольбеке.

Результатом работы ВА за 7 первых лет было:

1972: 0,9 т. для МПЛА (Ангола);

1973: 8,7 т. для ФРЕЛИМО (Мозамбик) и НФОО (Оман);

1974: 4,7 т. для ФРЕЛИМО;

1975: 13,3 т. для МПЛА, НФОО (Оман) и Африканский Национальный Союз Зимбабве (ЗАНУ);

1976: 9,1 т. для ЗАНУ;

1977: 27,3 т. для ЗАНУ;

1978: ок. 70 т. для ЗАНУ{XXV}.

Помимо этого организовывались блошиные рынки (барахолки), на которых продавались собранные вещи. Самые крупные из них давали 100 тыс. крон за одни выходные. Эти деньги частью шли на оплату доставки, а частью передавались в распоряжение выбранным освободительным движениям.

Подпольная работа

Руководство и члены КРК хотели большего. Одним из способов была нелегальная добыча денег. Никто из нас не состоял в руководстве КРК на момент принятия этого решения. Поэтому мы можем разве что сделать обоснованную догадку о том, почему КРК решила заняться этим. Наши источники — это дискуссии, в которых мы принимали участие позднее, а также то, что было рассказано Яну Вайману, когда он был принят в руководство КРК в 1975 г. Многое указывает на то, что все начиналось в порядке эксперимента. С ним было связано много вопросов, которые КРК хотел разрешить.

1. Возможно ли в принципе обеспечить большой объем средств через нелегальную работу?

2. Есть ли в организациях члены, способные проводить эти акции?

3. Могут ли те, кто проводит эти акции, сохранять секретность как по отношению к другим членам организации, так и по отношению к людям извне?

4. Можно ли избежать излишнего насилия в ходе акций?

5. Можно ли предотвратить разоблачение полицией связей КРК с акциями?

6. Можно ли найти политическое и моральное обоснование для нелегальных акций?

7. Будут ли ответы на эти вопросы рядовых членов организации такими же, как и у руководства?

Нужно иметь ввиду, что мы не перешли за один шаг от сбора вещей к грабежу. Нет, вначале члены организации принимали участие в боевых демонстрациях, затем в точечных операциях, например, в попытке поджога Белла-центра. Это упростило переход к экспроприациям. Руководство КРК считало, что на приведённые выше вопросы можно ответить положительно, но при этом было необходимо провести некоторые структурные изменения в организации. Уверенность росла в том числе потому, что мы контактировали с другими членами организации только тогда, когда в этом была необходимость. КРК готовился к изменениям в нелегальной практике в 1972—1976 гг. При этом наши взаимоотношения не играли первичной роли. К примеру, одного из членов исключили из организации, поскольку посчитали, что он представляет собой угрозу для безопасности.

Кнудсен утверждает[27], что руководство КРК в 1970 г. создало вместе с НФОП план по поддержке их средствами, добытыми через криминальную деятельность. Нам это не кажется возможным. Когда Готфред и Улла находились в Иордании в 1970 г., их целью было укрепить политические связи с НФОП. В ходе диалога с НФОП Готфред и Улла убедились в том, что эта организация удовлетворяла требованиям, которым необходимо было соответствовать для получения нашей поддержки. У Кнудсена нет никаких доказательств, что тогда же был разработан план нелегальной деятельности. О том, что его свидетельство ложно, говорит, помимо прочего, то, что мы переходили к нелегальной работе медленно и наощупь.

Постепенно мы стали заниматься нелегальной практикой и смогли сформулировать обоснование для неё. Наша постановка проблемы была такова: если через нелегальную деятельность (с ограниченным применением насилия) мы могли получить средства для помощи населению и освободительным движениям в Третьем мире, то такая деятельность виделась нам оправданной. Политические и моральные соображения по этому поводу будут рассмотрены подробнее в разделе о целях и средствах.

Таким образом, КРК был подготовлен к тому, чтобы заниматься мошенничеством и грабежом. Перед каждой акцией мы крайне основательно обсуждали те средства насилия, которые нужно применить. Можно ли провести акцию каким-либо другим способом, чтобы уменьшить вероятность жертв? К примеру, какая набивка должна быть у дубинок? Мы всегда стремились сократить число жертв среди невинных людей, но при этом мы были готовы прибегнуть к насилию, удары дубинкой, предупредительные выстрелы и тому подобное при подготовке. По мере того как становилось ясно, что эта криминальная деятельность приносит большой доход, который можно затем передавать освободительным движениям — в особенности НФОП, — мы стали рассматривать эту практику как все более и более значимую.

Коротко говоря, главной целью нелегальной деятельности КРК было передать в распоряжение освободительных движений так много средств, насколько возможно. Другой, менее важной целью было превратить КРК в организацию, готовую к революционной ситуации. Эффективная поддержка освободительных движений была наиболее значимой целью для членов организации, независимо от того, какие были изначальные намерения у Уллы и Готфреда.

III. Отношение к РАФ, НФОП и Вадею Хаддаду

В этом разделе мы хотим опровергнуть утверждения Кнудсена о наших связях с некоторыми движениями, а также подвергнуть критике то, как он характеризует наши отношения с НФОП. Сразу же нужно установить:

1. У нас не было никаких связей с другими нелегальными организациями в Западной Европе, в том числе с РАФ в Германии или Красными Бригадами в Италии.

2. Мы работали с НФОП, а не с Вадеем Хаддадом.

3. Мы были суверенной независимой организацией, а не ячейкой НФОП.

У Кнудсена нет никаких оснований для инсинуаций на тему, что КРК и позже М-КР были частью международной террористической сети. Ошибки Кнудсена происходят в меньшей степени из фактов и в большей — из фантазий. Для него важнее драматичное и напряжённое изложение, чем изложение, построенное на фактах.

Кроме того, мы хотим показать, что у Кнудсена были все возможности избежать этой лживой риторики террора — и «голос», и его «группа поддержки» предупреждали его против этого{XXVI}. Но, как будет показано ниже, ему приглянулся именно такой стиль подачи материала, и он попросту не может заставить себя отказаться от него.

Кнудсен утверждает в своей книге[28], что мы работали с РАФ. Это чистая выдумка. Уже в 1975 г. мы критиковали РАФ в статье в «Коммунистическом Обозрении»[29]. Мы критиковали и их анализ, и их практику. К примеру, мы не разделяли точку зрения РАФ на Германию как на фашистскую страну за демократической маской. РАФ стремилась создать фронт в Западной Европе для поддержки борьбы в Третьем мире. Мы были убеждены, что это невозможно. Мы не совмещали нашу криминальную деятельность с политическими заявлениями как раз потому, что мы не верили в политические перспективы Западной Европы. Бесчисленное количество раз в книгах и журналах мы пытались изложить стратегию для антиимпериалистов в богатых странах, а именно — поддержка освободительных движений Третьего мира, в особенности материальная[30].

Мы не имели связей с РАФ в первую очередь по политическим причинам. Но были и тактические основания. Начиная работу с НФОП, мы увидели, что к ним приезжают и другие европейцы. Мы не были заинтересованы в том, чтобы они видели нас во время контактов с НФОП. Мы рассматривали РАФ и другие группы как угрозу безопасности, когда речь шла о нелегальной работе. Поэтому вместе с НФОП мы разработали процедуры для посещений, дабы избежать столкновений с другими группировками. Мы не хотели рисковать, чтобы тот или иной член РАФ, будучи в тюрьме или под слежкой, рассказал бы о датской подпольной группе, занимавшейся грабежами. По тем же причинам мы старались избегать контактов с датскими палестинцами, участвовавшими в политике. Из-за раскола в КРК мы потеряли связь с НФОП и решили восстановить её через датских членов этой организации. Это привело ко многим печальным последствиям, поскольку их прослушивали, и таким образом наша группа вновь привлекла интерес ПРС. Мы больше не повторяли эту ошибку.

Кнудсен ничем не может доказать, что у нас были связи с РАФ. Поэтому он утверждает, что мы якобы неизбежно должны были столкнуться с ними, посещая НФОП. Видимо, по мысли Кнудсена, от случайной встречи до систематического сотрудничества один шаг. Из наиболее обстоятельной работы о РАФ[31] ясно, что в 1970 г. они посещали ФАТХ{XXVII}. Кнудсен нигде не упоминает, что РАФ была в лагере именно ФАТХ[32]. Из-за этого у читателя складывается впечатление, что РАФ была в лагере НФОП. Когда второму поколению РАФ в 1976 г. понадобились тренировочные площадки, они вновь обратились к ФАТХ. Временно их перенаправили к НФОП, а затем к Хаддаду. Если верить этой книге, РАФ вообще не имели связей с НФОП. Вымысел Кнудсена не подтверждается фактами.

В общем и целом, достаточно сложно разобраться, что именно он имеет ввиду. Вновь и вновь он подчёркивает, что не называет нас террористами, при этом он говорит, что мы входили в международную террористическую сеть. Мы не понимаем, в чем заключается то различие, которое Кнудсен пытается провести:

«Петер Эвиг Кнудсен говорит: Я не утверждаю, что они сидели в Ливане и пили пиво с группой Баадер-Майнхоф, но в целом можно сказать, что они входили в одну международную сеть с ними. При этом Кнудсен подчёркивает, что он не называет членов группы террористами»[33].

Насколько разными организациями были РАФ и КРК/М-КР видно хотя бы из того, с какой целью они искали связей с палестинскими организациями. Мы хотели выяснить, существует ли в Палестине организация, которую мы хотели бы поддерживать. Мы нашли НФОП — через них мы хотели поддерживать революцию в Палестине. РАФ вышла на связь с ФАТХ, чтобы пройти военную подготовку для ведения политической борьбы в ФРГ.

После гражданской войны в Иордании произошёл разрыв между НФОП и группой Вадея Хаддада. РАФ были намерены сотрудничать с Вадеем. Мы же сознательно отстранились от этой группы.

Кнудсен прав, когда он пишет, что между руководством КРК и Вадеем Хаддадом прошёл ряд встреч. Они носили ознакомительный характер. За что боролась эта организация? Стоило ли поддерживать их дело? Было ли разумно и целесообразно работать с ними? Если эти предпосылки имелись, можно ли было работать с ними, не подвергая себя ненужному риску? Нам было важно обрести уверенность в правильности своего решения, поскольку это позволяло продолжать нашу нелегальную работу по поддержке этих организаций.

По ряду причин мы решили не сотрудничать с Вадеем Хаддадом. Это решение было принято руководством КРК единогласно. Причины были следующие:

1. Акции Хаддада были большим шагом в сторону от мобилизации палестинских масс. Вместо организации народного противостояния израильским оккупантам (как, например, в ходе интифады), Хаддад решил проводить элитарные акции. Иначе говоря, акции, которые требовали серьёзной подготовки и материального обеспечения. В результате население не мобилизовалось, а стало пассивным, поскольку оно не могло участвовать в этих акциях. Напротив, демонстрации и швыряние камней в оккупантов вдохновляли людей на противостояние и действие и не способствовали пассивности.

2. Помимо этого, мы были потрясены тем, что Хаддад начал встречу с вопроса о том, что мы можем сделать для него и что он может сделать для нас. Он хотел сразу перейти к сотрудничеству на практике. Мы настояли на том, что начать следует с политического обсуждения и лишь затем решить, разумно ли будет сотрудничать практически.

3. Помимо этого, операции Хаддада не были успешными. Когда он был членом НФОП, он был главным организатором захватов самолётов и др. Целью этих акций было сделать палестинскую проблему частью мировой повестки. В конечном итоге это удалось. Но акции Хаддада после разрыва с НФОП были по большому счёту безуспешными как политически, так и практически.

4. Наконец, мы считали, что политический анализ НФОП ситуации после Чёрного сентября 1970 г. в Иордании был верен. В конце 60-х палестинские организации выбрали линию открытого присутствия в Иордании. Они появились с оружием в руках в лагерях беженцев и на улицах Аммана. Они использовали Иорданию как базу для операций против израильских оккупационных сил на западном берегу реки Иордан. Палестинцы составляли 60% населения Иордании, король Хуссейн видел в них угрозу и поэтому начал нападение на лагеря беженцев в сентябре 1970 г. В результате палестинские организации были вынуждены покинуть Иорданию и бежать в Ливан. Исходя из этого военного поражения, Жорж Хабаш и Вадей Хаддад проводили каждый свою стратегию. Хаддад решил, что движение сопротивления должно уйти в подполье. Оно было недостаточно сильным, чтобы позволить себе открыто присутствовать в какой-либо арабской стране — это делало его чересчур уязвимым. Хабаш, напротив, считал, что сопротивление должно продолжать открытую деятельность, направленную на мобилизацию палестинцев. Оно должно было быть способным защищать лагеря беженцев в Ливане — в особенности от христианских правых Ливана.

Поэтому мы решили продолжать работу с НФОП под руководством Жоржа Хабаша, поскольку эта организация опиралась на народ — мы всегда считали это условием для того, чтобы поддерживать то или иное движение.

Кнудсен же в своей книге приходит к ровно противоположным выводам, а именно, что мы работали с Хаддадом, хотя последующие события показывают, что мы поддерживали связь именно с НФОП и Хабашем. Выводы Кнудсена противоречат также свидетельствам полиции. Все доказательства полицейских указывают на того же нашего партнёра: перехваченные переговоры между местными палестинцами и НФОП, материалы полицейских слежек, а также члены НФОП, неоспоримо причастные к части наших планов. Более того, люди, которых задержали 26 марта 1983 г. в аэропорту Шарля де Голля в Париже с миллионами датских крон, спрятанных в одежде, были членами НФОП. По той же причине нас позднее обвинили в ограблении, совершенном 2 марта 1983 г., когда 8,3 млн крон были украдены из инкассаторской машины в Люнгбю. Все это должно было привести Кнудсена к другим выводам.

Мы думаем, что Кнудсена ввело в заблуждение по поводу нашего сотрудничества с Хаддадом свидетельство Готфреда Аппеля, данное полиции. Готфред говорит, что Хольгер Йенсен на встрече руководства КРК и Хаддада пошёл против руководства КРК и выразил готовность поддерживать Хаддада. Это неправда, и для любого, кто хоть немного знаком с дисциплиной в КРК, такое утверждение просто смехотворно. Кнудсен пишет[34], что встреча имела место в начале 1977 г. в Багдаде и что там присутствовали трое из четырёх лидеров КРК, а именно Готфред Аппель, Улла Хаутон и Хольгер Йенсен. Это тоже неверно, присутствовали четверо, и четвёртым был Ян Вайман. Кнудсен пишет о встрече, слепо веря каждому слову, сказанному Аппелем полиции.

Хольгер Йенсен

Почему же Аппель сделал такое утверждение после нашего ареста? Конечно, он не был заинтересован в том, чтобы раскрыть криминальную деятельность КРК и самому оказаться в тюрьме. Поэтому, будучи неглупым человеком, он решил сказать, что ничем подобным КРК не занимался. Он подозревал, что некоторые из молодых членов (из которых по имени он назвал только Хольгера Йенсена, поскольку тот уже был мёртв) одобряли такую деятельность и даже симпатизировали таким движениям, как группа Вадея Хаддада. Эта дезинформация подействовала не только на публику, но, возможно, и на полицию. Примечательно, однако, что она сработала и в случае с Кнудсеном. Ведь он сам нашёл источники, в которых утверждается, что грабежи и другая криминальная деятельность уже осуществлялись КРК[35] и целью их была поддержка освободительных движений, и в особенности НФОП. Кнудсен упоминает интервью с бывшим членом КРК, который говорит, что КРК ответственен за два грабежа. Один в декабре 1975 г., когда была ограблена инкассаторская машина, которая должна была перевезти 0,5 млн крон в страховой фонд по безработице СПД. Второй был совершён в сентябре 1976 г., тогда были ограблены два служащих из почтового отделения на Люрскоугаде, которые должны были доставить 550 тыс. крон в банк. Будучи под меньшим давлением, информант также говорит о том, как КРК организовал мошенничество 8 ноября 1976 г., когда в почтовых отделениях были погашены фальшивые почтовые чеки на сумму 1,4 млн крон.

Вся соответствующая глава из книги Кнудсена полна ошибок, которыми он подкрепляет свою теорию о наших связях с Хаддадом. Мы хотели бы опровергнуть лишь некоторые из них.

Кнудсен утверждает, что люди из КРК, контактировавшие с НФОП, не получили печати в паспортах в аэропортах Ближнего Востока[36]. Это совершенно неверно. Эта процедура происходила исключительно во время наших немногочисленных встреч с Вадеем Хаддадом в Багдаде. Если бы Кнудсен хоть немного ознакомился с протоколами заседаний суда, он бы узнал, что у нас был масштабный проект по созданию поддельных паспортов. Это было необходимо, поскольку при каждом посещении Ближнего Востока в наших паспортах ставили печати. Поэтому мы часто объявляли наши паспорта утерянными. Таким образом, у нас оказывались новые паспорта, которые не были заполнены арабскими печатями. Это может быть подтверждено как документами нашего дела, так и протоколами заседаний суда, а также простым обращением в паспортные службы. Однако версия Кнудсена значительно более увлекательная, согласно этой версии мы просто могли пересекать границы без штампов в паспортах.

Все встречи руководства КРК (под предводительством Готфреда Аппеля) и Вадея Хаддада произошли до образования М-КР. Этих встреч было немного, и их прекратил КРК, потому что хотел продолжать работать с НФОП, а не с Вадеем Хаддадом. В той же главе, где Кнудсен описывает диалог между КРК и Вадеем Хаддадом, он представляет множество данных, которые противоречат его собственным выводам. К примеру, он упоминает ряд людей, с которыми мы контактировали. Все они — члены НФОП, среди них — один из публичных представителей НФОП Тайсир Куба.

Во время существования М-КР у нас не было никаких связей с остатками организации Хаддада. Вадей Хаддад умер в 1978 г., в год создания М-КР.

У РАФ были открытые отношения с Вадеем Хаддадом. Хаддад был сторонником захвата самолёта 13 октября 1977 г. Самолёт приземлился в Могадишо в Сомали. Там захватчики потребовали освобождения захваченных палестинцев и членов РАФ в обмен на пассажиров. Акция закончилась поражением Хаддада, поскольку немецкие антитеррористические силы захватили самолёт и освободили заложников. Таким образом, мы на тот момент лишь знали людей, сотрудничавших с РАФ — не более того. Несмотря на это, Кнудсен тратит 80 страниц своей книги на пересказ истории с РАФ. Она, безусловно, крайне интересна и делает книгу более захватывающей, однако не имеет никакого отношения к группе Блекингегаде.

Эвиговские теории заговора

Примечательно, что Кнудсен избегает сути дела, отвечая на нашу критику риторики о терроризме в его работах о группе Блекингегаде, которую мы выдвинули в статье в 117 номере «Сошиаль Критик», а также в интервью с «Модкрафт» (Modkraft)[37]. Кнудсен лишь повторяет — «там не о чем говорить», так что о фактах можно не заботиться[38].

Мы детально описали наше отношение к Вадею Хаддаду, который был центральной фигурой в этой сети. Мы тщательно опровергли утверждения Кнудсена, но были и другие люди, чей здравый смысл помог увидеть проблематичность тезисов Кнудсена.

Группа поддержки Эвига настроена скептично

Ещё когда Кнудсен писал свои книги, его информанты критически относились к связыванию группы Блекингегаде с РАФ, Карлосом{XXVIII} и др. В интервью, данном «Политикен» (Politiken) 17.3.07[39] говорится о том, как Кнудсен писал свои книги:

«Он влюбился в сюжет о терроризме, который проходит сквозь 1970-е, и говорит о связях датчан с НФОП, и, далее, с такими террористами, как Карлос Шакал, Красные Бригады и группа Баадера-Майнхоф.

Жёстко критикует.

Затем он отправляет свои главы о “терроризме” тем, кого он называет своей группой поддержки. Старые знакомые, которым он даёт прочитать текст своей работы — Мортен Бор, Ульрик Далин и Якоб Готтшау. Три журналиста, которых он знает с начала 1990-х по журналу “Пресса”.

Они должны были указать на слабые места в повествовании. И они именно это и делают. Ну да, ну да, говорят они ему при встрече после чтения текстов. Может, Карлос и был известным террористом, может, он и ушёл с боем из рук полицейских где-то в Париже, но к чему это все вообще? Для чего тебе это нужно?

Кнудсена как будто окатили ушатом холодной воды. Текст, который он писал с таким вдохновением, был жёстко раскритикован. “Такие вещи сильно расстраивают”, — сказал он несколько месяцев спустя. Он до сих пор помнит, как его обескуражило, когда его работу раскритиковали в пух и прах. И не поняли, к чему были эти скачки во времени. И насколько важным был этот материал. Они не могут этого увидеть — что же пошлó не так? Ему не хватало связующего звена в тексте, чтобы читатели могли уловить его идею?

<…>

У Кнудсена есть своеобразный способ решения нерешаемых проблем. Дома, окружённый книгами и записями, он сворачивает себе большой, толстый косяк из выращенной дома же травы.

В таком состоянии ситуация уже не кажется столь серьёзной. Он садится за компьютер. Перетасовывает материал. Ищет в интернете какие-либо свидетельства, которые могли бы ему помочь.

Он знает, что Хольгер Йенсен был готов начать работать на НФОП, но где и как? Кнудсен читает про террористические акции того времени. Да, тогда была акция в Испании. На Майорке. Известная акция, закончившаяся в Могадишо. Вот она — связь с НФОП, Хольгером и всей датской группой. Путь на Ближний Восток вновь открыт».

Но что могло заставить Хольгера участвовать в акции, целью которой было освобождение членов РАФ в октябре 1977 г.? Мы стремились поддерживать революционное движение в Третьем мире. Мы не верили в революцию в Европе. Вообще, в принципе участие Хольгера в подобной акции на тот момент — это абсурд. Тогда шла кампания против дискриминации по половому признаку в КРК. Хольгер тогда считался наиболее серьёзным шовинистом в КРК, и на него это очень сильно повлияло, как и на всех его товарищей, которых обвиняли в этом. Представить себе, что посреди всего этого хаоса он мог связаться с Вадеем Хаддадом и получить задание, связанное с захватом самолёта, — это натуральная теория заговора.

Как уже было сказано выше, политически КРК отстранился от РАФ — а к политике КРК относился серьёзно. Что удивительного в том, что наша практика соответствовала нашему политическому базису?

Единственный источник Кнудсена, который даёт возможность утверждать, что мы были связаны с Вадеем Хаддадом и, таким образом, с РАФ и Карлосом — это свидетельство Готфреда Аппеля. Выше мы уже объяснили, что двигало Аппелем, когда он пытался выставить Хольгера в дурном свете.

Сам Кнудсен в других местах пишет о том, какая в КРК царила жёсткая организационная дисциплина, о том, насколько отношения Готфреда и Хольгера напоминают отношения отца и сына. И тем не менее он настаивает, что Хольгер нарушил дисциплину и пошёл как против этой отеческой фигуры, так и против всех своих товарищей по КРК. Совершенно немыслимо, чтобы Хольгер самостоятельно предпринял что-либо, противоречащее политике КРК.

«Голос» известил, что он ошибался

В другой статье в «Политикен» 20.11.2007[40] Кнудсен говорит о «голосе», который раньше входил в состав группы Блекингегаде.

«В разговорах с Кнудсеном “голос” был крайне разозлён. Его раздражало, что Кнудсен после издания первого тома о деятельности банды заявлял в интервью о явных, с его собственной точки зрения, связях между группой с Блекингегаде и террористической сетью того времени.

<…>

“Голос” хотел бы высказаться об этом во втором томе, но Кнудсен его отговорил. Кнудсен считал, что это выглядело бы странно. Как своего рода последнее слово подсудимого от банды Блекингегаде. Поэтому во втором томе свидетельства “голоса” были исправлены и приведены в соответствие с версией Кнудсена. Шанс для самостоятельной реплики был упущен.

“Он злился из-за того, что не настоял на включении своих комментариев”, — говорит Кнудсен.

<…>

Вероятно, его разозлит ещё больше сегодняшняя фраза автора, будто бы “голос” добился бы своего, если бы настоял.

“До самого конца я переживал, не решит ли «голос» отказаться от своих слов. У меня были бы проблемы, если бы он это сделал”, — говорит Кнудсен».

Кнудсен в целом доверяет «голосу», говорит, что он «честен до конца», — и этот самый «голос» объясняет ему, что его тезис о принадлежности банды с Блекингегаде к террористической сети неверен. Причём Кнудсен не говорит, что «голос» не согласен с ним. Кнудсен утверждает, что когда он сталкивается с разными взглядами на одну проблему, его метод — представить точку зрения всех сторон. Но здесь он решает не освещать фактов, не вписывающихся в его теорию заговора. Вместо этого он пишет на протяжении сотен страниц о РАФ. Кнудсен целиком погрузился в эту захватывающую историю. Она хорошо продаётся и будет прекрасно смотреться в заголовках газет, когда книгу издадут. Даже в «Information»{XXIX} первая страница была озаглавлена: «Разоблачение: банда с Блекингегаде была частью международной террористической сети», и рядом были помещены известные фотографии членов РАФ.

Моос также скептичен по отношению к версии о террористической сети

Йорн Моос, руководитель следствия в отставке, также не поддерживает теории Кнудсена. Об этом пишет «Ритцау Бюро» (Ritzaus Bureau) 9 февраля 2009 г.:

«Руководитель следствия сомневается в том, что члены группы работали с другими террористическими организациями. Утверждения об этом исходят от идеологического руководителя группы, Готфреда Аппеля, и, согласно Моосу, нет никаких доказательств в пользу того, что он говорит правду».

Все факты указывают на то, что мы работали с НФОП, а не Вадеем Хаддадом. Нет никаких свидетельств, указывающих на наше участие в захвате самолёта, который закончился в Могадишо, или в каких-либо других операциях РАФ или Хаддада. Мы не разделяли их подхода к политике и мы никак не сотрудничали с ними. Это чистая теория заговора.

Карлос Шакал — Ильич Рамирес Санчес

Кнудсен потратил много страниц своей книги на рассказы об акциях Хаддада, в том числе о тех, которыми руководил Ильич Рамирес Санчес[41], больше известный под псевдонимами Карлос и Шакал. Карлос родился в Венесуэле, его политическая деятельность привела его к сотрудничеству с НФОП и позже с Вадеем Хаддадом. Но мы из всей организации встречались лишь с самим Хаддадом. Кнудсен правильно упоминает, что во встречах участвовало ещё две женщины, но говорил исключительно Хаддад. Мы никогда не встречались с Карлосом и не были с ним знакомы. Акции Хаддада и участие знаменитого Шакала, конечно, делают повествование более захватывающим, но к нашей организации все это не имеет никакого отношения.

Во время судебного процесса было высказано предположение, что Карлос, возможно, слышал название КРК. Когда его должны были задержать летом 1975 г. в Париже, он убил полицейского и того члена НФОП, который его выдал. В его квартире полиция нашла записную книжку, где одно из мест было помечено «KAK & KOUF». Вполне вероятно, что речь идёт о КРК и КСМ. Единственное возможное, на наш взгляд, объяснение — это то, что НФОП сообщил некоторым агентам, ушедшим в подполье в Европе, название нашей организации. Возможно, это могло бы им пригодиться, если бы они оказались в бегах в Дании. Они, вероятно, ожидали бы от нас помощи в такой ситуации. Однако мы ни о чем этом не знали. Полиция даже не пыталась доказать, что мы знали Карлоса. В документальном фильме «Банда Блекингегаде» Карлос в телефонном разговоре с инструктором Андерс Рисс-Хансеном подтверждает нашу версию. Он знал о нашем существовании и знал, что мы оказывали финансовую помощь НФОП, но никакого сотрудничества между нами не было.

Мы были суверенной независимой организацией

Мы ни в коем случае не были ячейкой НФОП, как это пытается доказать Кнудсен. Любая ячейка получает приказы сверху. Мы же всегда были независимы, как кошка, которая гуляет сама по себе. Наша практика определялась нашими собственными политическими анализом и стратегией. На всех наших встречах с НФОП велись дискуссии о политике. Мы поддерживали НФОП не только из-за стремления к созданию палестинского национального государства, но и потому, что у НФОП было видение социалистической модели общества в арабском мире, и потому, что Фронт обладал незапятнанной репутацией на международной арене. Поддерживая НФОП, мы поддерживали интернационализм. НФОП занимался <военной> подготовкой многих членов освободительных движений из Третьего мира. Первые сандинисты[42] вышли из лагерей НФОП в Ливане. Сандинисты — СФНО (Сандинистский Фронт Национального Освобождения) — вели успешную освободительную борьбу в Никарагуа и в результате пришли к власти в 1979 г. Для нас поддержка НФОП имела большое международное значение, но сотрудничали мы и со многими другими движениями в Третьем мире.

М-КР был самостоятельной группой с независимой политической линией, отличавшейся от линии НФОП по нескольким пунктам. К примеру, у нас было много споров об отношении к СССР, с которым НФОП все больше и больше сближался в 1980-е. Мы также критиковали их акции против Израиля, проводившиеся через границы Ливана, потому что они в чем-то носили такой же элитарный характер, как и акции Хаддада, и вели к кровавым ответным акциям со стороны Израиля{XXX}.

III. Создание Манифеста — Коммунистической Рабочей Группы

Ниже мы опишем возникновение наследника КРК: «Манифеста» — Коммунистической Рабочей Группы. Мы поднимем следующие три темы:

1. возникновение М-КР было восстанием против авторитарного стиля руководства.

2. М-КР разработала более тонкую теорию, которая лучше отражала реальность: теорию о неэквивалентном обмене.

3. М-КР продолжала легальную и нелегальную работу по поддержке освободительных движений.

Раскол в КРК

В течение 1977—1978 гг. возникла почва для личной и политической борьбы за власть внутри КРК. Организация изначально состояла из двух лидеров — Готфреда Аппеля и Уллы Хаутон — и целого ряда молодых, энергичных, относительно неопытных членов. К концу 1970-х на нашем счету было 10 лет политических исследований, а также опыт, вынесенный из поездок, сотрудничества <с освободительными движениями> и т. п. Молодые члены созрели и приобрели собственную точку зрения.

Росло недовольство в связи с отсутствием развития политической линии и умертвляющей дисциплиной, которая мешала усовершенствованию политической теории. Экономические исследования империализма, нефтяного кризиса и пр. никак не повлияли на развитие политической основы. Инициатива и стремление к работе подавлялись, поскольку каждый шаг требовал одобрения свыше. Кроме того, возникали и политические конфликты. Улла чувствовала, что её игнорируют состоявшие в организации мужчины. Безусловно, в КРК была дискриминация женщин, а это было время сильного развития феминистского движения. Таким образом, конфликты принимали гендерный аспект: группа женщин из КРК с одобрения руководства требовала от товарищей самокритики. Если кто-то не принимал участия в этих мероприятиях, ему угрожали исключением. Это было серьёзной угрозой, поскольку членство в организации было центральным в нашей жизни. Альтернативы ей попросту не было. Немногие организации ставили приоритетом практическое сотрудничество с освободительными движениями. Члены КРК гордились своей организацией.

Мероприятия по критике и самокритике проходили зимой 1977/78 г. и парализовали всю остальную деятельность организации. Женская группа требовала исключения нескольких членов. Отношения между друзьями, товарищами и парами в организации оказались под давлением. Для нескольких ключевых людей в кампании против дискриминации (как мужчин, так и женщин) стало ясно, что она зашла слишком далеко. По их инициативе 4 мая 1978 г. прошла первая встреча без участия руководства, и затем последовал еще ряд таких встреч. 25—30 участников организации встретились в резиденции на улице Готхоб, где совместно жили 4—5 из них. На повестке дня стоял вопрос о приостановке кампании и выяснении того, почему она пошла не тем путем. Что именно в организации КРК привело к такому результату? Уллу и Готфреда пригласили на собрание через несколько дней, чтобы они дали отчёт по этому вопросу. Улла была крайне недовольна, и считала, что кампанию нужно продолжать. Поэтому Готфред появился один и предложил устроить перерыв на полгода, после чего руководство дало бы отчёт о том, что именно пошло не так. Собрание не согласилось на это, поскольку члены хотели сами обсудить причины того, как протекала кампания. Подавляющим большинством голосов было решено исключить Готфреда и Уллу.

Летом был проведён ряд встреч, на которых обсуждались политическая линия КРК, практика и организационная форма. Вскрылись расхождения в вопросе приоритетов при создании новой организации и анализе старых ошибок. Было написано множество текстов с оценками и планами дальнейших масштабных исследований теории и практики. Дискуссии вполне могли затянуться на полтора года.

Некоторых из нас не устраивало, что в течение всего этого времени практика была парализована. Мы вынуждены были приостановить нашу работу по поддержке освободительных движений, как легальную, так и нелегальную. Мы вынуждены были приостановить нашу работу с «Вещами — Африке». Нам пришлось заново устанавливать контакт с освободительными движениями, с которыми мы работали ранее. Они интересовались, какова ситуация в нашей организации. Мы хотели вернуться к нашей деятельности и одновременно продолжать развиваться политически. Мы обозначили нашу позицию в августе 1978 г. и создали фракцию.

С этого времени КРК был расколот на три группы. Готфред Аппель и Улла Хаутон отказались признать своё исключение из группы и продолжали деятельность под старым названием КРК. В «Коммунистическом обозрении» они пишут, что это они исключили всех остальных членов. Они абсолютно некритично присоединились к китайским теориям и решили поддерживать те же движения, что и китайцы. На тот момент китайская внешняя политика исходила из деления мира на три части: соперничающие империалистические силы США и СССР и прочие страны. Китай видел в СССР агрессора и империалиста, которому весь остальной мир должен противостоять. Внезапно у стран Третьего мира и западных империалистов появился общий интерес — соперничество с СССР. Эта теория Третьего мира завоевала господство в КРК. Что касается практики, они наладили связь с коллективом «мусорщиков» из Оллерупа{XXXI}. Вместе с ними и в соответствии с китайской точкой зрения они решили, помимо прочего, поддержать Пол Пота в Камбодже.

Некоторые бывшие члены КРК создали на короткий период Марксистскую рабочую группу. Они пытались анализировать возникшие в прошлом проблемы и выработать новую политику. Однако их попытки не увенчались успехом. Группа распалась в 1980 г.

Авторы этой статьи, а также 4—5 других членов КРК участвовали в создании новой организации. Те, кто был знаком с нелегальной деятельностью, обезопасили ресурсы группы, переместив их на новую точку. Мы связались с освободительными движениями и объяснили им новую ситуацию. Мы взяли в аренду помещение и организовали типографию. Организация «Вещи — Африке» также разделилась. Большая часть её членов из Копенгагена последовали за нами. Кроме того, к нам присоединилось её отделение из Оденсе, а позже мы создали группу в Орхусе.

Возникновение Манифеста — Коммунистической рабочей группы

3 сентября 1978 г. мы объявили о создании «Манифеста» — Коммунистической рабочей группы. Изначально в ней состояло 7 человек, включая Хольгера и нас. В октябре вышло первое издание нашего печатного органа «Манифест». В первой статье («Создание Коммунистической рабочей группы»)[43] мы объясняем обстоятельства, при которых возникла организация. Отчасти мы считали себя наследниками КРК, отчасти мы хотели развить наше понимание мира, чтобы усовершенствовать практику.

М-КР ставила иные цели, чем КРК. Несмотря на то, что революция в Дании была очень отдалённой перспективой, Готфред Аппель стремился создать организацию, которая имела бы ресурсы, знание и дисциплину, необходимые для революционной ситуации[44]. Поддерживая освободительные движения, КРК оставался ориентирован на Данию. Он должен был быть готов, когда это потребуется[45]. Для М-КР революционная работа заключалась в поддержке освободительных движений. Революция была делом далёкого будущего. Для нас были важны три вещи: развивать и распространять политическую теорию, вести легальную и нелегальную деятельность. Мы были намерены предоставлять финансовую помощь освободительным движениям, но делать это на собственных условиях, отталкиваясь от своего анализа и своих выводов. Датская национальная перспектива по отношению к мировой ушла на задний план. Мы, таким образом, были следствием глобализации, хотя этот термин тогда ещё практически не использовался. Это было видно и из нашего символа: земной шар рядом с пятиконечной звездой.

Создание новой организации высвободило огромное количество энергии. Возобновилась деятельность после девятимесячного простоя. Авторитет Готфреда Аппеля глушил всякую возможность политического развития. В организации <КРК> царила мёртвенная дисциплина, никто не мог делать ничего без разрешения сверху. Теперь же появились новые возможности.

Организация

М-КР была небольшой, но крайне работоспособной организацией. В ней работали люди, либо жившие на пособие по безработице и посвящавшие все время организации, либо уделявшие ей все свободное от работы время. Некоторые из организации вышли, на их место пришли новые люди. В разное время в М-КР состояло от 12 до 15 человек. Из-за нелегальной работы новых членов мы принимали после года испытательного срока. У нас был также несколько более широкий круг сочувствующих и людей, с которыми мы сотрудничали по практическим вопросам. У нашего печатного органа было около 200 подписчиков.

В плане организационной формы М-КР порвала с централизмом и закрытостью КРК. Руководство было выборным, структура в целом — горизонтальной. Мы стремились к созданию организации, которая была бы в состоянии развиваться политически как через внутренние, так и внешние дискуссии. В этот период Хольгер был одним из локомотивов, но скорее благодаря своей преданности делу, чем реальному руководству организацией. Его смерть в 1980 г.{XXXII} была большой потерей для нас, но время показало, что М-КР уже набрала достаточно силы, чтобы продолжать работу в 1980-х <и без него>. Мы установили разделение труда в группе, так что организационная, теоретическая, легальная и нелегальная деятельности — все нашли своё место без ущерба друг для друга. Это придало группе стабильность и эффективность.

Конечно, из-за нелегальной работы мы не могли себе позволить быть полностью открытыми. В детали были посвящены только те, кто непосредственно был занят этой деятельностью. Однако решение о том, какие освободительные движения поддерживать, принимала вся организация.

На Вибевей, в северо-западном квартале Копенгагена, мы организовали типографию и издательство. Здесь мы издавали наш журнал, печатали материалы для «Вещей — Африке» и, позже, книги. Работникам типографии выплачивались деньги, получаемые от подписки. Платили в соответствии с навыками, а они достаточно часто были высокими.

Развитие политики

Работа по политическому развитию играла большую роль в М-КР. Мы пригласили сочувствующих из «Вещей — Африке» для образовательной работы. На Вибевей мы организовали небольшую библиотеку журналов. Интернета тогда ещё не было, так что у нас была, помимо прочего, подписка на службу мировых новостей Би-би-си, дававшая доступ к ежедневным выпускам телевизионных программ с Ближнего Востока, Южной Африки и других регионов. Таким образом, мы были в курсе ежедневных событий в тех странах, где мы поддерживали освободительные движения. Продолжались и учебные поездки. Мы посетили Зимбабве, Мозамбик, Южную Африку, Ботсвану, Филиппины и разные страны Ближнего востока. М-КР в полном составе посетила Ливан в 1981 г., отчасти для обсуждения политики, отчасти чтобы продемонстрировать условия существования палестинских беженцев тем членам, которые их ещё не видели.

Для нас была важна и теория, причём как более глубокое понимание экономики и политики, так и более конкретный анализ того, где и как целесообразно действовать. Мы сознательно стремились быть больше, чем просто практикующей организацией. За нашей практикой всегда стояли определённые стратегические и тактические соображения. Мы тратили много времени и сил на разработку теории и сбор данных. Мы всегда обсуждали политические вопросы до практического сотрудничества с освободительными движениями. Мы делились с ними опытом и политическими взглядами.

От Ленина к неэквивалентному обмену

Готфред был ленинистом[46]. Если мы наталкивались на теоретическую проблему, его ответом было: давайте посмотрим, что по этому вопросу пишет Ленин. Все ответы можно было найти в собрании сочинений Ленина в 40 томах. Поэтому анализ империализма КРК также исходил из работы Ленина «Империализм, как высшая стадия развития капитализма»[47].

В середине 1970-х гг. КРК стремился привести анализ Ленина в соответствие с современностью, как это сделали Варга и Мендельсон в работе «Новые материалы»[48]. Мы годами изучали экспорт капитала в страны Третьего мира и <динамику> нормы прибыли. Мы изучали развитие транснациональных корпораций. Мы исследовали данные по добыче сырья и т. п. После весьма масштабных исследований мы были вынуждены прийти к выводу, что ленинский анализ империализма больше не работал. Объем инвестиций и прибылей не могли объяснить растущий разрыв между богатыми и бедными странами. Но КРК не был в состоянии сделать выводы и пересмотреть теорию сверхдоходов.

Этой проблемы не было в М-КР. Поэтому мы могли воспользоваться плодами развития теории империализма в 1970-е. Египетский экономист и историк Самир Амин[49] сформулировал теорию о богатых странах центра, которые эксплуатировали зависимые от них бедные страны периферии, и это стало объяснением бедности Третьего мира и его отставания в развитии. Американский профессор социологии Иммануил Валлерстайн[50] описал историческое развитие мир-системы и деление на бедные и богатые страны с XIV в. и до сегодняшнего дня. Аргири Эммануэль выдвинул теорию неэквивалентного обмена. Согласно ей, не экспорт капитала и сверхприбыли, а неэквивалентный обмен были причиной деления на богатые и бедные страны[51]. Неэквивалентный обмен возникает, когда товар производится при низких заработных платах в Третьем мире и продаётся в богатых странах с высокой прибылью. Неэквивалентный обмен можно описать как результат неравной оплаты за работу одинаковой стоимости.

В работах Эммануэля нас особенно привлекала его научность. Его анализ был прямым продолжением работы Маркса в «Капитале». Он столь же основательно прорабатывал все теории внешней торговли, начиная с классической политэкономии XVIII в. Каждый аргумент рассматривался всесторонне.

Мы связались с Эммануэлем уже в 1974 г., но после раскола установились тесные контакты. Мы несколько раз посещали его. Мы поддерживали связь и после нашего заключения, вплоть до его смерти в 2001 г. Когда в начале 1980-х гг. мы написали книгу «Империализм сегодня» о политической экономии империализма и политических выводах из неё, Эммануэль изучил её вместе с нами, а также написал вступление, за что мы ему благодарны[52]. Помимо прочего, он писал:

«Часто при изложении моей теории “неэквивалентного обмена” и возникающей из него международной эксплуатации, мне как на академических, так и на других мероприятиях задавали в разных версиях один и тот же вопрос. Честные, радикально настроенные левые обескуражено спрашивали меня: “Что, если пролетариат действительно не существует больше в наших промышленных странах? Что, если все или почти все работники по найму, как рабочие, так и функционеры, превратились в рабочую аристократию, т. е. по определению они создают меньшую стоимость, чем присваивают через зарплату — а, следовательно, они оказались в союзниках с империализмом, обеспечивающим им этот излишек? Если это верно, что будет с политической практикой революционных марксистов? К кому, к какому классу, к какому слою общества обратиться? …” Манифест — Коммунистическая рабочая группа отвечает на этот вопрос в этой книге. Просто, по их словам, необходимо сотрудничать с теми классами, которые заинтересованы в крахе империализма, независимо от того, в какой части мира они находятся. Этот ответ значительно яснее и точнее моих сбивчивых попыток донести ту же самую мысль до спрашивавших меня левых.

<…> В результате некоторых исторических преобразований, которые Маркс не мог предвидеть, географическое деление классов больше не пролегает внутри отдельных стран. Пролетариат как движущая сила социалистической революции практически исчез в богатых странах центра. Он, однако, продолжает существовать на периферии.

Структура книги отражает эволюцию практики, которую я сам мог наблюдать благодаря личным связям с авторами. Вначале познать мир — затем изменить его. Познать его таким, какой он есть сегодня, а не каким он был во время Маркса — и тем не менее пользоваться марксистским методом».

В книге мы ставим себе цель дать реалистичную оценку масштабам неэквивалентного обмена. Через данные о зарплатах и торговле мы вычислили, что в 1977 г. около 350 млрд долларов было переведено из Третьего мира в богатые страны (страны ОЭСР)[53].

Аргири Эммануэль и Торкил Лауэсен, 1983 г.

Эммануэль ушёл из академического мира в конце 1980-х гг. и умер в 2001 г., в возрасте 90 лет. Но многие продолжали исследовать неэквивалентный обмен. Если принять объём неравномерного обмена в 1865 г. за ноль, то при помощи данных о торговле, зарплате и покупательной способности можно вычислить, что к 1995 г. этот объем достиг 1750 млрд долларов, т. е. на тот момент — 6,6 % всемирного национального продукта. На 1995 г. больше всего от неэквивалентного обмена потеряли Китай, Мексика и Индонезия. Больше всего выиграли США, Япония и Германия[54]. Сегодня неэквивалентный обмен составляет ежегодно примерно 2000 млрд долларов. Этот объём в несколько раз больше, чем вся помощь развивающимся странам, а также частные кредиты и инвестиции в Третий мир вместе взятые.

Другие исследования

Мы занимались исследованиями в течение всего периода существования М-КР, с 1978 г. до нашего заключения в апреле 1989 г. Некоторые результаты были опубликованы{XXXIII}. Мы исследовали исторические истоки деления на богатые и бедные страны. Мы пытались понять, почему некоторые бывшие колонии — Южная Америка — оставались бедными, в то время как другие — Северная Америка — развивались и становились богатыми странами. Часть этой работы опубликована в «Манифесте»[55]. Мы изучали теорию кризисов и способность капитализма приспособляться и изменяться[56]. Мы изучали развитие СССР в 1980-е гг.[57]. Мы интересовались стратегией США в Третьем мире после войны во Вьетнаме[58]. Мы постоянно стремились к новому знанию и обсуждали нашу позицию как с политическими единомышленниками, так и в академической среде. В середине 1980-х мы начали издавать политический журнал «Либерейшн», который выходил в Танзании и Уганде. После 1978 г., таким образом, сложно говорить о каком-либо догматизме в нашей картине мира, как об этом утверждает Кнудсен.

Работа из солидарности

В М-КР продолжалась легальная работа из солидарности. Через «Вещи — Африке» мы отправляли тонны сортированной одежды, обуви и палаток беженцам из Зимбабве в Мозамбике и беженцам из Намибии в Анголе. Мы посещали лагеря, чтобы убедиться, что посылки доходят до назначения. Вместе со «Старьевщиками развивающихся стран» мы организовывали ежемесячные блошиные рынки. Излишки шли, например, политическим беженцам из Южной Африки и Народному фронту освобождения Омана в Арабском заливе. Параллельно с этой деятельностью мы распространяли политические материалы, в которых мы рассказывали о тех освободительных движениях, которые мы поддерживали. Например, в 1983 г. в своем издательстве «Манифест» мы выпустили книгу «Конфликт в Западной Сахаре — борьба Полисарио за независимую страну»{XXXIV}. В 1985 г. мы участвовали в организации комитета по Западной Сахаре, который поддерживал беженцев из Западной Сахары. Кроме того, мы работали в объединении по Намибии, комитете по Филиппинам и кампании по Сальвадору{XXXV}.

В 1987 г. мы открыли кафе «Liberation» («Освобождение») в квартале Исландс Брюгге{XXXVI}, в котором работали волонтёры, без заработной платы. Излишек оттуда шёл освободительным движениям.

У нас было четыре критерия, требующихся для поддержки[59]:

1. Движение должно иметь социалистический характер.

2. Оно должно быть связано с широкими народными массами.

3. Стратегически борьба должна носить антиимпериалистический характер.

4. Наконец, были тактические соображения. Наша помощь была ограниченной, и мы хотели, чтобы она оказывала воздействие. Мы часто поддерживали движения, находящиеся на ранней стадии развития, ещё не получившие всеобщего признания и международной солидарности.

Приведём пример. В начале 1980-х мы поддерживали политическое движение — Движение «чёрного самосознания» (Black Consciousness Movement) в Южной Африке. Это было движение, опиравшееся на студенчество и молодёжь в бедных кварталах вокруг Йоханнесбурга{XXXVII}. Наша помощь шла на издание их журнала «Революционное движение исандлваны» (Isandlwana Revolutionary Effort) {XXXVIII}, листовок и плакатов. Мы отправляли материалы в Ботсвану, откуда их нелегально перевозили в Южную Африку. Мы также поддерживали организацию одной свинофермы и одного предприятия в Ботсване на границе с Южной Африкой. Эта деятельность осуществлялась политическими беженцами из Южной Африки и служила базой для операций в самой ЮАР. Это лишь один пример того, что наша деятельность была значительно более многосторонней, чем это пытается представить Кнудсен в своих книгах — причём и в том, что касается формы, и в том, что касается получателей помощи.

Мы решили продолжать нашу нелегальную работу по поддержке освободительных движений в первую очередь потому, что она давала бóльшие результаты, чем легальная деятельность.

IV. Примеры для подражания

В главе «Примеры для подражания» во втором томе[60] книги Петера Эвига Кнудсена автор на основе бесед с анонимным «голосом» делает некоторые выводы относительно того, кто был для группы Блекингегаде примером для подражания. На наш взгляд, тут не вполне понятно, что автор имеет ввиду под «примером для подражания». Кнудсен делает свои выводы, просто проводя поверхностные сравнения между нами и другими организациями. Сознательно мы не выбирали никаких примеров для подражания. Однако мы сейчас не будем это доказывать, вместо этого поставим два других вопроса, более важных.

1. Кто реально вдохновлял нас своей теорией и практикой?

2. Мы хотим рассказать об организациях и группах, в практике которых действительно можно провести параллели с нашей.

Согласно Кнудсену, примером для нас являлись подсудимые по делу «Вейры» (Wejra)[61]. «Вейра» — это название оружейной фирмы из Ольборга, которая имела тесные связи с Израилем. Другими словами, Кнудсен считает, что между нашими и их мотивами и действиями есть какое-то сходство. Это довольно сложно признать, и, конечно, никаких подобных сравнений мы ни от кого из нашего круга не слышали. Нам кажется странным, что кто-либо из нас считал кого-либо из дела «Вейры» примером для подражания, хотя, конечно, мы не можем отказать «голосу» в праве говорить за себя.

Вся глава и её выводы представляются нам mixtum compositum, как выразился Киплинг, написав «По дороге в Мандалай» и узнав потом, что никаких «пагод в Мулмэйн» в Мандалае нет, и что посередине Бирмы сложно было бы увидеть «летучих рыб игру»{XXXIX}.

Люди, проходившие по делу «Вейры» — за исключением израильского руководителя и <датского владельца> Угги Мерсхольма, — в качестве основного мотива преследовали личную выгоду. Они готовы были продавать порох и пули кому угодно, лишь бы получать от этого прибыль. Наши мотивы были иными.

В других местах, например, в различных интервью на радио, Кнудсен утверждал, что мы считали себя наследниками Сопротивления времён Второй мировой войны. Здесь мы также не можем согласиться. Во-первых, условия, в которых существовало движение Сопротивления, радикально отличались от наших: страна была оккупирована, и многие гражданские права были упразднены. Причём оккупантом была не просто иностранная держава, а безжалостный нацистский режим, который жёстко расправлялся с любой сколько-нибудь значимой оппозицией. Мы уважаем и восхищаемся той смелостью и самоотверженностью, которой обладали бойцы Сопротивления — они готовы были заплатить самую высокую цену за своё дело. Но это не значит, что мы считаем себя их наследниками.

Обратимся же к некоторым личностям и организациям, которые действительно стали для нас источником вдохновения, и к тем, чья практика была сопоставима с нашей.

Че

Че Гевара был примером для нас, как и для многих других. Хольгер уже в конце 1960-х побывал на Кубе вместе с первой датской рабочей бригадой во время уборки сахарного тростника. Смерть Че в Боливии совпала с нашей политизацией. Но Че был для нас больше, чем просто красивой иконой. Политика, которую мы с тех пор стремились проводить, по большому счёту совпадала с его политикой. А именно: Че смотрел на освободительную борьбу в глобальной перспективе. Для него речь шла не только об освобождении Кубы от американского господства. Эта борьба была частью планетарной — или интернациональной, как это тогда называлось — стратегии. По империализму нужно было наносить удары на периферии, где эксплуатация, угнетение, а следовательно, и сопротивление должны быть наиболее сильными. «Создать два, три … много Вьетнамов»[62] — таков был лозунг Че. Другая параллель — это, как уже говорилось, его понимание взаимосвязи между эксплуатацией Третьего мира и уровнем жизни в нашей части мира.

Практика Че была пропитана интернационализмом. После освобождения Кубы он стремился к утверждению не только национальных интересов Кубы. Куба должна была поддерживать освободительную борьбу в Азии, Африке и Латинской Америке. Че — аргентинец по национальности — вскоре после победы на Кубе отправился в Алжир, а затем в Конго, и позже пытался разжечь освободительную борьбу в Боливии, которая в свою очередь должна была послужить шагом к борьбе на его родине, Аргентине.

Другим важным источником вдохновения для нас был НФОП. Они изначально исходили как из национальной, так и из региональной и глобальной перспектив, и практика их была соответствующей.

НФОП

КРК к концу 1960-х сконцентрировал своё внимание на войне во Вьетнаме. Мы были солидарны с борьбой вьетнамского народа против США, которая и рационально, и эмоционально заставляла людей выступать на демонстрациях и организовываться. В начале 1970-х гг. стало ясно, что война близилась к завершению. Противостояние войне стало расти внутри США, а Северный Вьетнам получил военное преимущество. Поэтому мы хотели найти другой конфликт, который имел бы мобилизационный эффект, сходный с войной во Вьетнаме.

КРК решил обратиться к Ближнему Востоку, отчасти из-за его стратегического значения как крупнейшего поставщика нефти в мире, отчасти из-за конфликта в Палестине. Во время демонстраций в поддержку Вьетнама КРК и сочувствующие несли палестинские флаги и растяжки с такими лозунгами, как «Вьетнам и Палестина — одна борьба».

Следующей проблемой было — какое именно движение в Палестине нам стоит поддержать? Мы быстро отбросили идею поддерживать ФАТХ, отчасти из-за их открытого национализма безо всякого социализма, и отчасти из-за коррупции, связанной с Ясиром Арафатом — лидером ФАТХ и Организации Освобождения Палестины (ООП). Помимо них существовало много палестинских движений, каждое из которых действовало под контролем той или иной арабской страны. Мы искали организацию, которая отвечала бы определенным критериям: во-первых, она должна была быть социалистической, во-вторых, обладать поддержкой среди населения, в-третьих, быть независимой, и, наконец, желательно, чтобы её теоретическое представление о мире было сходным с КРК. Иначе говоря, чтобы она придавала первоочередную значимость борьбе в Третьем мире, а не в богатых странах.

Нужно сделать оговорку относительно того, о чем идёт речь, когда мы пишем «мы». Конечно же, окончательное решение принималось руководством КРК, однако вопрос обсуждался всей организацией и всеми сочувствующими группами. Все читали литературу и изучали палестинскую борьбу и различные освободительные движения. Эта дискуссия доходила до верхних уровней организации, все точки зрения и все результаты наших исследований обобщались руководством. Мы нашли две организации, удовлетворявшие упомянутым требованиям. Это были НФОП и Демократический фронт освобождения Палестины (ДФОП){XL}. Поначалу нам было сложно выбрать, кого именно поддерживать. Мы склонялись к НФОП, однако когда КРК отправлял в октябре 1969 г. двух членов КСМ (молодёжной организации) в Иорданию, выбор не был самоочевидным. Они должны были посетить обе организации и отчитаться по возвращении в Данию. Кнудсен в первом томе представляет это несколько иначе, но нужно понимать, что его источником был не Готфред Аппель, а два участника организации, которые вскоре после этого вышли из КРК. Нам кажется, что их видение впоследствии сильно исказилось. Выбор в пользу НФОП произошел по двум обстоятельствам. Во-первых, у НФОП было, как нам показалось, больше последователей, чем у ДФОП. Во-вторых, интернациональная перспектива НФОП и их взгляд на западный рабочий класс были более созвучны нашим.

Третьим аргументом, возможно, не решающим, но крайне важным, был акцент НФОП на равноправии женщин как гражданок и как соратниц. В условиях феодального мышления, господствующего в арабском мире, это было остро необходимо. Неслучайно во время захвата самолёта в августе 1969 г. в Риме НФОП выбрал женщину в качестве одного из захватчиков. Лейла Халед должна была стать одним из примеров для подражания среди палестинских женщин.

Итак, это причины, по которым мы решили поддерживать НФОП. Однако почему возник НФОП и за что боролась эта организация на рубеже 1960—1970-х?

Лидеры НФОП того времени, Жорж Хабаш и Вадей Хаддад, ещё в 1953 г. были среди основателей Движения арабских националистов. Они были знакомы ещё со своей учёбы в <Американском> медицинском институте в Бейруте. Это движение было панарабским; их, как и египетского президента Насера, целью была единая арабская нация. Из этого движения через 14 лет родился НФОП.

В 1967 г. произошло пробуждение палестинского национализма и сопротивления. Возникло много новых организаций, и они получили большую поддержку среди палестинского населения. Помимо прочего, причиной для этого послужило поражение арабских стран (Египта, Сирии и Иордании) в войне с Израилем в 1967 г. Вера в то, что арабские страны смогут победить Израиль и вместе создать палестинскую нацию, оказалась полнейшей утопией. Палестинский народ был вынужден взять свою судьбу в собственные руки[63].

Идеологией НФОП вместо панарабского национализма стал марксизм. НФОП не был религиозной партией, его члены были выходцами как из мусульманской, так и из христианской среды.

НФОП решил не следовать тактике арабских армий и развернул партизанскую борьбу по примеру Вьетнама. За несколько лет до этого Ясир Арафат уже приступил к этому. Перспектива НФОП была как национальной, так и региональной, так и глобальной, его лозунг: «Наш враг — Израиль, мировое сионистское движение, империализм и реакционные арабские государства»[64]. Международная солидарность НФОП была источником вдохновения для нас, и, поддерживая НФОП, мы поддерживали мировой социализм.

Итак, мы сказали несколько слов о наших источниках вдохновения. Перейдём к организациям, практика которых была сходной с нашей. Речь пойдёт о событиях в Дании соответственно в 1930-е и 1960-е гг.

Организация Волльвебера

Группу Блекингегаде стремятся представить как уникальную в датском контексте. Её особенностью было то, что политическая деятельность была нелегальной, и группа не стремилась распространять информацию о себе. Если искать людей, мотивы, действия и дилеммы которых нам кажутся знакомыми, стоит обратить внимание на датское отделение так называемой Лиги Волльвебера{XLI}, чья история интересно и ярко описана, например, в четырёхтомной работе Эрика Нёргора[65].

Речь идёт о людях, которые начиная с момента захвата власти Гитлером в 1933 г. считали, что со странами «оси» (Германия, Италия и Япония) нужно бороться всеми доступными средствами — если необходимо, то и средствами, запрещёнными датскими законами. Они жили в Дании в условиях парламентской демократии, в которой даже Коммунистическая Партия Дании имела места в законодательном органе. И тем не менее они занимались подрывом кораблей в датских гаванях, контрабандой оружия в Испанию во время Гражданской войны и т. п.

Лига Волльвебера действовала исходя из международной перспективы. Хотя в Дании была демократия, международная ситуация была отнюдь не демократической. Над Европой сгущались тяжёлые тучи фашизма и нацизма. Члены организации считали весьма вероятным, что страны «оси» ввергнут мир в ещё одну мировую войну.

Таким образом, перед ними стоял выбор, во многом схожий с нашим: допустимо ли прибегать к незаконным средствам, которые могли бы нанести вред датской собственности и, в конечном итоге, невинным людям? Ведь есть возможность повлиять на ситуацию демократическим путём. Эти люди решили, что такие средства допустимы — это следует из их действий, которые Эрик Нёргор описывает в своих книгах. Перечислим лишь три из множества акций:

1. 3 сентября 1935 г. Кай Гайль зажигательной бомбой подорвал американское судно «Соединённые Штаты» в гавани Копенгагена. После трёх неудачных попыток четвёртая оказалась успешной. Незадолго до этого «Соединённые Штаты» были проданы Италии, и Муссолини намеревался использовать их для перевозки войск в Абиссинию, где итальянцы вели жестокую завоевательную войну.

2. 22 мая 1938 г. Альберти Хансен и Кай Тандруп Христенсен подорвали два испанских траулера на верфи в Фредериксхавне. Эти траулеры были заказаны законным испанским правительством еще до начала гражданской войны. Однако в ходе войны стало ясно, что траулеры будут переданы франкистскому режиму, который мог снабдить их пушками и использовать против военных транспортов республиканских сил (об этих транспортах пойдёт речь в пункте 3). Именно так и произошло с траулером, попавшим ранее в руки франкистов.

3. Здесь пойдёт речь о несколько более длинной цепи событий: на протяжении бóльшей части гражданской войны в Испании Ричард Йенсен фрахтовал до 9 судов (так называемые пороховые суда), которые перевозили оружие и амуницию борющейся республике. На этих судах работали в основном датские матросы (почти 1000 человек), которые добровольно шли на немалый риск, перевозя оружие в Испанию.

Как и группа Блекингегаде, организация Волльвебера не афишировала, что именно она стояли за этой деятельностью. Напротив, для продолжения такой борьбы с наступлением фашизма требовалась максимальная секретность.

Ещё одно сходство бросается в глаза: Полиция безопасности (аналог Полицейской разведывательной службы) имела до странности тесные связи со службой безопасности иностранной державы, а именно с гестапо. Как стало ясно во время суда над группой Блекингегаде, ПРС на определённом этапе тесно сотрудничала с другой иностранной службой, а именно с Моссадом. Мы ещё вернёмся к этой теме. В Полиции безопасности даже был специально нанят агент гестапо, точно так же, как в ПРС работал человек из Моссада.

Однако мы отличаемся тем, что Лига Волльвебера находилась под управлением ВКП(б), поскольку входила в Коминтерн. Мы же всегда были абсолютно самостоятельны в наших выводах, и даже если в некоторых ситуациях мы получали предложение проводить какие-либо акции, мы сами решали, делать нам это или нет. Мы сами ставили себе задачи. В отдельных случаях мы «занимали» людей из других организаций, но это всегда происходило под руководством группы Блекингегаде.

Кнудсен и Моос несколько раз повторяют, что мы могли маскировать наше передвижение, обходя обычный паспортный контроль в арабских странах и Восточной Европе. Таким образом, они намекают, что мы якобы сотрудничали с властями Сирии, Ливана или ГДР[66]. Это не так. Мы обошли проблему с арабскими штампами благодаря тому, что у нас было два паспорта. Один зарегистрированный как «утерянный» для въезда и выезда из арабских стран, и другой, действующий, для въезда и выезда из Дании. В ГДР же никаких проблем не было. Все датчане, ездившие в ГДР через Западный Берлин, получали визу вместе со штампами на паспортном вкладыше, который терял силу при выезде. Таким образом, ни у одного датчанина, въезжавшего или выезжавшего через контрольный пункт Чарли или Фридрихштрассе, нет штампов ГДР в паспорте.

Мы никогда не сотрудничали ни с властями ГДР, ни с властями какой-либо другой страны. Для нас это было принципом. Скорее всего, власти в ГДР или в Болгарии внимательно следили за видными представителями освободительных движений, посещавшими их страны, и, вероятно, за теми, кто с ними встречался. Однако мы столь же аккуратно избегали слежки и прослушки во время встреч в Восточной Европе, как и в Дании.

Наконец, последняя параллель между людьми Волльвебера и нами, которая стала очевидной после нашего ареста: массовое осуждение, которому мы подверглись. Многие в левых кругах нас называли маоистами, глупцами, террористами, антисемитами и т. д. Организация Волльвебера натолкнулась примерно на такое же осуждение со стороны левых кругов, когда она взорвала два испанских траулера в Фредериксхавне. В статье в «Рабочей газете» (партийной газете КПД) непосредственно после саботажа на верфи Фредериксхавн центральный комитет КПД сообщил своим членам и отделениям: «Остерегайтесь провокаторов!.. круги, в которых вращаются троцкисты, обманщики, агенты гестапо и нацисты … Мы предупреждаем эти элементы и тех, кто за ними стоит, и мы будем обличать их перед общественностью»[67].

Поддержка Алжира

Есть и более поздние примеры датских групп, тайно поддерживавших освободительные движения. В середине 1960-х гг. существовала небольшая группа датских троцкистов, приветствовавшая борьбу алжирского Фронта национального освобождения против французского колониализма. Четыре датских троцкиста отправляли компоненты на оружейную фабрику в Марокко. Эта фабрика поддерживала ФНО. Датские троцкисты поставили себе задачу снабжать фабрику станками и трубами различных диаметров. Кроме того, датчане должны были обеспечить определённые пружины, которые были необходимы для нормальной работы оружия. Необходимое оборудование нужно было закупить на датских металлообрабатывающих фабриках и переслать в Марокко. Это происходило через оптовую бумажную фирму «Эргес» (Erges), которую троцкистская группа купила в качестве подставного адреса для деятельности, связанной с оружием. Фирма крайне мало заботилась о своих расчётах с кредиторами, налоговой и таможенной службой, что весьма помогло снизить издержки. Деньги, сэкономленные благодаря неуплате кредиторам, шли на отправку ФНО комплектующих для оружия[68].

Примечания редакции «Скепсиса» и переводчика

XIV. Также известна как «группа специальных операций». Вадей (Вади) Хаддад (1927—1978) — леворадикальный деятель палестинского освободительного движения, влиятельная фигура в боевом крыле НФОП.

XV. Более известно как «Нация ислама», выступавшее за права чернокожего населения США вплоть до создания им самостоятельного государства на территории южных штатов.

XVI. Датская судостроительная компания. — Прим. пер.

XVII. Транснациональная машиностроительная корпорация, базирующаяся в Дании. — Прим. пер.

XVIII. Крупный датский производитель пива. — Прим. пер.

XIX. В оригинале используется слово «venstredynen», в котором корень «dyne» означает одеяло или мягкий бесформенный объект. Оно отсылает к датскому выражению «это как хлопать одеялом», т.е. выполнять действие без результата. Так участники группы называли прочих датских левых, тогда как общераспространен термин «venstrefløjen», буквально «левое крыло».

XX. Левые социалисты — небольшая партия, основанная в 1967 г. Ныне является членом созданного в 1989 г. Красно-Зеленого Альянса. В него входит КПД, а также троцкистская Социалистическая рабочая партия. До 1994 г. в Альянс входила и КРП.

XXI. См. примечание X. Организация существовала до 1982 г.

XXII. Коллектив, проводивший различные программы солидарности со странами Третьего мира.

XXIII. Датское отделение Всемирной университетской службы с момента своего основания в 1966 г. было ориентировано строго на поддержку социальных движений в Третьем мире. В 1991 г. отделение отсоединилось от службы и переименовалось в ИБИС. Международное сотрудничество, основанное в 1944 г., выступает за расширение политических прав бедных в мире; сегодня организация связана с сетью НКО ActionAid, провозглашающей те же цели.

XXIV. Крупнейший в Скандинавии выставочный и деловой центр, открытый в 1965 г.

XXV. В 1979—1986 гг. (до момента закрытия проекта) ВА помогал ЗАНУ в Зимбабве, СВАПО в Намибии и «Революционному движению исандлваны» в Южной Африке.

XXVI. «Голос» — Бо Вайман (см. выше), «группа поддержки» — журналисты-коллеги Кнудсена (см. далее).

XXVII. ФАТХ — палестинская партия, основанная в 1965 г. Являлась сильнейшей фракцией в составе Организации освобождения Палестины. Создателем и лидером ее был Ясир Арафат.

XXVIII. Ильич Рамирес Санчес (Карлос Шакал) (р. 1949) — венесуэльский леворадикальный террорист. В 1994 г. был выдан суданскими властями Франции. Отбывает три пожизненных срока.

XXIX. Датская газета. — Прим. пер.

XXX. Вытесненная после 1970 г. из Иордании ООП закрепилась в Южном Ливане, откуда проводила артиллерийский обстрел израильских городов и совершала вылазки на территорию Израиля. Израиль отвечал бомбардировками Ливана, а в 1982 г. провел военную операцию против страны. В ее результате палестинцы были вытеснены из Ливана, а под покровительством израилитян была устроена резня в лагерях Сабра и Шатила. См. о значении для группы этих событий в начале второй части текста.

XXXI. «Мусорщики» (или «старьевщики») — коллектив, подобно описанным выше, оказывавший гуманитарную помощь странам Третьего мира.

XXXII. Он погиб, когда в его припаркованный автомобиль врезался грузовик.

XXXIII. См. сайт snylterstaten.dk со списком публикаций группы «Манифест».

XXXIV. В 1976 г. Фронт Полисарио открыл партизанскую войну против марокканских войск, оккупировавших Западную Сахару, и провозгласил регион независимым государством под названием Сахарская Арабская Демократическая Республика (САДР). После 10 лет войны марокканские власти возвели оборонительные валы на границе с Западной Сахарой. Ситуации стала патовой. Несмотря на условия соглашения 1991 г., Марокко до сих пор не позволяет провести в регионе референдум по вопросу независимости.

XXXV. В Намибии вооруженная борьба за независимость продолжалась в период 1966—1989 гг. и закончилась победой. В Сальвадоре в 1980—1991 гг. шла гражданская война, в которой большую роль играл революционный Фронт национального освобождения имени Фарабундо Марти; закончилась она мирным договором между правительством и партизанами. Комитет по Филиппинам поддерживал Новую народную армию и Новый демократический фронт в борьбе против диктатуры президента Маркоса и американских военных баз в стране.

XXXVI. Квартал в Копенгагене, недалеко от центра. — Прим. пер.

XXXVII. Движение против апартеида, основанное панафриканистом и социалистом Стивом Бико после Шарпевильского расстрела 1960 г. в ЮАР.

XXXVIII. Революционное движение исандлваны — существовавшая недолгое время коммунистическая группа, развивавшая идеи Стива Бико после его убийства в 1977 г. и ориентировавшаяся на создание повстанческих ячеек. Названа была в честь главного сражения англо-зулусской войны 1879 г.

XXXIX. Перевод Валерия Луккарева.

XL. Демократический фронт освобождения Палестины — левая фракция, отделившаяся от НФОП в 1969 г., данное название носит с 1974 г.

XLI. Лига получила название в честь своего основателя, немецкого коммуниста Эрнста Волльвебера. Будучи матросом, он в 1918 г. принял участие в Германской революции. Затем работал по заданию Коминтерна. После прихода нацистов к власти перебрался в Копенгаген, где и организовал Лигу для борьбы с фашизмом и поддержки Советского Союза. Члены организации совершили более 20 актов саботажа (в основном в Северной Европе) против кораблей, обслуживавших фашистские государства. Волльвебер был арестован в Швеции в 1940 г. и депортирован в СССР в 1944 г. После войны он был высокопоставленным членом социал-демократической партии в Восточной Германии.

Примечания авторов