Анализ данных о заболеваемости и движении населения, приуроченный к семьям, исследованным с возможно большего числа сторон экономической и санитарной их характеристики, представляет собою, конечно, весьма большие трудности. Те случайные индивидуальные колебания, которые здесь можно встретить в общих сводных результатах больших групп, нивелируются друг другом; чем выше число наблюдений, тем ближе вывод к истине, тем меньше возможность ошибок. В отдельных семьях их индивидуальные условия могут сплетаться в высшей степени разнообразно, давая противоречивые показания. Данные биологические, например, влияния наследственности, могут затемнить или совершенно парализовать факторы экономические, бытовые и пр.; в других случаях, наоборот, чисто внешние причины экономической жизни за исследуемый период времени, ускользнувшие от настоящего [т.е. данного] исследования в какой-либо семье, например, пожар, падёж скота, могут изменить на время здоровье её членов, увеличить их заболеваемость и смертность. Единственно возможной поправкой в этих случаях было бы увеличение числа наблюдений, или соединение исследованных семейств но какому либо одному экономическому или санитарному признаку в более или менее крупные группы. Такая группировка, давая (в подлежащих исследованию семьях) одному признаку крупный, искусственный перевес над всеми остальными привходящими, так сказать, случайностями, тем самым могла бы выдвинуть отношение этого признака к заболеваемости, рождаемости и смертности в данных семьях.
В нашем случае при относительно небольшой численности семейств в исследуемых селениях, при невозможности увеличить абсолютное число наблюдений, даже и такая группировка не всегда может дать закономерные выводы. Действительно, всего имеется 162 семьи с населением 1 151 душ обоего пола. Вот почему всё ниже изложенное я рассматриваю лишь как попытку пойти в определённом направлении для выяснения основных причин санитарного неблагополучия исследуемой местности, нисколько не решаясь утверждать незыблемость получающихся указаний, которые, однако, представляются мне в значительной степени вероятными. Эта вероятность особенно усиливается в тех случаях, где мои выводы совпадают с заключениями других [наблюдателей] и исследователей. Таково, прежде всего, влияние экономических условий. Экономическое положение жителей обоих исследуемых селений красной нитью проходит, как выразился я в начале, по всему настоящему очерку. В условиях жилищ, промыслов, питания, заболеваемости везде оно было отмечено, как один из могучих слагающих факторов. Разница между экономическим положением «бедной» Моховатки и «чрезвычайно бедным», почти разорённым Н.-Животинным и привела, быть может, к небольшому уменьшению прироста населения для Моховатки и к чрезвычайно резкому его падению, чуть не вымиранию, для Животинного. Этот вывод захватывает, однако, в том и другом селении группы семейств различного экономического достатка, зажиточных и бедных, его значение может уменьшаться или изменяться другими признаками различия между Животинным и Моховаткой, например, бо́льшим развитием питомнического промысла в Животинном, бо́льшим числом сифилитиков в нём и т.д.
Чтобы сделать значение экономического фактора преобладающим, семьи сгруппированы мною по выше принятому уже признаку — величине надела, которая, как было показано, очень заметно изменяет все другие экономические признаки: количество скота, размер аренды, развитие промыслов и питание населения. Семьи безнадельные и с наделом на 1 душу соединены в одну рубрику «бедных» семейств, семьи «среднего достатка» заключают в себе надельных на 2 души, и наконец группу «зажиточных» составляют семьи с наделом на 3, 4–5 душ.
[Таблица 53]
Получившаяся таблица даёт весьма интересные указания. В группе бедных семейств конечный итог движения населения, прирост его, даёт почти ту же ничтожную величину 3 на 1000 чел. жителей, что и для всего Н.-Животинного: средняя группа семейств имеет прирост населения больше чем вдвое высший, а семьи зажиточные даже втрое высший, чем для первой группы[1]. Зависимость, таким образом, между экономическим положением семьи и средним приростом её строго определённая, и повышение благосостояния вызывает весьма значительное увеличение прироста [населения]. Ту же закономерность даёт и смертность во всех группах, уменьшающаяся по мере роста зажиточности. Рождаемость даёт исключение для средней группы, где она ниже, чем в менее состоятельной первой группе, однако рождаемость в группе наиболее обеспеченной — наивысшая.
Что касается до количества больных, принятых в Гнездиловской амбулатории из каждой группы семейств, то оно является комбинацией, с одной стороны, заболеваемости населения данной группы семейств, с другой, возможности для них получения медицинской помощи: таким образом, более обеспеченные семьи, владеющие большим количеством лошадей, могут дать и большее количество больных, обратившихся за помощью, хотя заболеваемость в этой группе будет и ниже, чем в других. Поэтому, не зная истинной заболеваемости для каждой группы, нельзя судить о ней по обращаемости больных, ибо экономический фактор здесь может действовать в противоположных направлениях; с одной стороны, например, повышая заболеваемость, с другой — лишая семьи возможности поехать в амбулаторию. Однако, несмотря на такой антагонизм, — всё же обращаемость в группе бедных семейств выше, чем у зажиточных, а так как у них несравненно меньше возможности отправиться за помощью, сравнительно с зажиточными, то заболеваемость этой группы должна быть ещё выше, чем указывают наши цифры. Группа средних семейств имеет, однако, низшую обращаемость как сравнительно с бедными, так и зажиточными. Почему это так — сказать трудно. Разница невелика — всего 0,5‰ сравнительно с группой зажиточных. Быть может, это зависит от меньшей рождаемости в группе, — а грудные дети, как было указано, дают очень высокий процент больных. Таким образом, величина земельного надела семьи, как фактор, изменяющий собою целый ряд других её экономических признаков, очень резко влияет на смертность населения и его прирост, — вот, конечно, вывод нашего материала. Он не только не стоит в противоречии с известными выводами в этой области других исследователей, но всецело с ними совпадает. Вот, например, данные из труда [Ф.А.] Щербины «Крестьянские бюджеты», основанном на материалах подворного исследования сотни тысяч крестьянских семейств Воронежской губернии.
[Таблица 53а]
| Хозяйства | % к общему населению |
| Умерших | Калечных | Больных | Прирост нас. на 1000 душ |
| Имеющие до 5 дес. на двор | 3,50 | 1,78 | 0,58 | 168 |
| от 5 до 15 дес. | 3,52 | 1,47 | 0,42 | 206 |
| от 15 до 25 дес. | 2,86 | 1,15 | 0,32 | 244 |
| Свыше 25 дес. | 2,62 | 0,88 | 0,25 | 295 |
«Все три признака, — говорит автор, — смертность, калечность, болезненность, одинаково усиливаются по мере того, как уменьшается размер земельного довольствия и наоборот. В этом согласном взаимодействии трёх отрицательных факторов и кроются, очевидно, причины тех влияний, которыми обусловливаются изменения численного состава крестьянской семьи... Чем больше известная группа хозяйств обеспечена землёй, тем более в ней прирост населения и обратно. Таким образом, прирост населения, как положительный признак, находится в обратном отношении к смертности, калечности и заболеваемости, как признакам отрицательным».[2]
Обширные данные, приведённые в первом выпуске «Статистики поземельной собственности в России», составляют таблицу, в которой цифровые данные о приросте населения сопоставлены с размером земельного надела[3]. Таблица эта такова.
[Таблица 53б]
| Размер надела в группе селений | Прирост населения в означенных группах в 1858-1878 гг. |
| Менее 1 дес. | 16,3 % |
| 1–2 | 17,3 |
| 2–3 | 19 |
| 3–4 | 21,2 |
| 4–5 | 25,4 |
| 5–6 | 27,6 |
| Свыше 6 | 30,3 |
Вывод, основанный на массовых наблюдениях миллионов хозяйств, даёт полную закономерность и вполне совпадает с данными наших селений. Повышение земельного надела (а с ним и всех экономических признаков) увеличивает прирост населения. Таким образом, влияние экономического фактора на жизненность населения приобретает характер биологического закона [комм.]. Найти и определить проявление этого закона в группах семейств исследуемой местности и было задачей предыдущей обработки нашего материала.
Исследование даже обширных местностей не по семьям, а по целым селениям и их группам, как это сделано Центральным Статистическим Комитетом[I], возможно только при операциях с огромными числами. Почтенный исследователь демографии населения соседних Землянского и Задонского уездов Воронежской губернии, данные которого много раз цитировались мною, И.В. Веретенников, нашёл в материалах по обоим уездам целый ряд селений, в которых размер земельного надела вовсе не обусловливает степени прироста населения, и отдельные волости уездов с большими наделами оказывались с меньшим приростом. Несоответствие его данных с общероссийскими и заставило его обратиться к описанию движения населения в уездах. Но работа его не дала конечных выводов. Он говорит:
«Нам не удалось подойти к разрешению вопроса в отношении исследуемой местности, о соответствии между приростом населения и размером надела, потому что не оказалось материалов, которые давали бы право точно отвечать на такой вопрос. Но в то же время материалы, которыми мы имели возможность пользоваться, привели нас к признанию решающего значения во всех вопросах, касающихся движения населения в исследуемой местности, иных факторов, имеющих, конечно, некоторое отношение и к размеру наделения землёю, но только как к одному из признаков, определяющих имущественное положение... В общем брачность, рождаемость и смертность среди этого населения определяются течением его хозяйственной жизни»[4].
Конечно, размер земельного надела есть лишь некоторый указатель общего хозяйственного и экономического положения, и сопоставление с ним данных о движении населения может быть понимаемо только в этом смысле, но влияние всех связанных с ним факторов в движении населения проявляется весьма закономерно. Только для этого необходимо исследование не целых селений и их групп (что возможно лишь при огромном количестве данных), а семейств и групп семейств с определённым наделом[II]. Такой способ, применённый Ф.А. Щербиною для целой губернии, дал вполне однородные выводы с данными Центрального Статистического Комитета.
В нашей местности, при очень небольшом количестве наблюдений, группировка по семьям дала те же результаты. Я нисколько не отрицаю значения каких-либо особых, местных обстоятельств, которые в иных случаях, в иных селениях могут вполне изменить характерное проявление влияния земельного надела. Такие случаи, вероятно, существуют во многих местностях. Поэтому-то и необходимо для конечных выводов исследование каждой отдельной общины. Вполне справедливыми являются слова Е. Cheysson’a, которые И.В. Веретенников приводит в конце своего предисловия, произнесённые в 1895 г. в Берне на международном статистическом конгрессе. Они так близко касаются моего личного отношения к настоящей работе, в которой они могли бы быть выставлены эпиграфом[III], что я позволяю себе привести их в извлечении упомянутого автора.
«Монография общины даёт богатый материал для суждения не только о местной жизни, но также и о жизни всенародной, которая тесно связана с первою. Сельская община есть живой организм, она не есть произвольное создание закона, — но результат учреждений и нравов. В ней берут начало большая часть вопросов, которые распространяются затем до центра государств; в ней же и оканчиваются экономические и общественные течения, которые суть факторы общественной жизни и определяют судьбы страны. Там-то и нужно их изучать, у их источника и их устья, в их относительной простоте и на ограниченном поле действия»[5].
Экономически фактор, сказавшийся в приросте населения, при распределении семейств по величине надела, является основным и в других проявлениях местной жизни. Таковы промыслы. Выше была отмечена зависимость промыслов от надела. Здесь надлежит выяснить санитарное значение промыслов в жизни населения. Одной стороны вопроса я уже коснулся, разбирая заболеваемость населения сифилисом. Там [в Главе 4 — комм.] было указано, что с большой степенью вероятности можно предположить влияние как отхожих промыслов, так и питомнического, на заражение населения сифилисом. По крайней мере, число семейств, имеющих среди своих членов больных сифилисом, значительно выше в группе семейств, занимающихся отхожими промыслами и особенно питомническим промыслом. Процент семейств с сифилитиками в этом последнем случае втрое выше, чем в семьях, где нет ни отхода, ни питомничества. Уже один этот факт должен сказаться решающим значением в движении населения по разным группам семейств, ибо сифилис ослабляет как жизнеспособность самих больных, так и их потомства, которое он может губить в весьма большой пропорции.
Чтобы проследить влияние отхожих и местных промыслов, а также и питомнического, на общее движение населения возможно яснее, без взаимодействия их друг с другом, мною выделены: 1) семьи, занимающиеся только отхожими промыслами, 2) семьи, занимающиеся только местными промыслами и, наконец, 3) семьи, занимающиеся питомническим промыслом без отхода их членов на посторонние заработки. Данные этих трёх групп семейств представлены в следующей таблице.
[Таблица 54]
Полученные результаты представляются в высокой степени интересными. В семьях, где развиты только местные промыслы, число больных, обращавшихся за врачебной помощью, по отношению к общему числу лиц этой группы, меньше, чем в остальных группах, рождаемость в ней наивысшая, значительно выше средней для обоих селений, а смертность — наименьшая, хотя и выше средней. В частности смертность детей до 1 года меньше средней, а смертность взрослых мужчин от 20–60 лет значительно выше. Общий прирост населения выше среднего. Словом, это группа семейств, сравнительно благополучных и, если выделяется чем-либо в санитарном отношении, так это повышенной смертностью взрослых мужчин. Быть может, причиной тому служит местный промысел новоживотинцев — каменоломни с их примитивной обстановкой.
Следующая группа семейств, в которых развиты отхожие промыслы, характеризуется почти противоположными признаками. В ней больных больше, значительно выше среднего, рождаемость очень мала, наименьшая из трёх групп и на 8,3% ниже средней; смертность немного выше средней, при чём смертность детей до года и смертность взрослых мужчин немного ниже средней. Вместо прироста замечается убыль населения в 4,9%. Таким образом, это группа семейств весьма неблагополучных, при чём обратное движение населения в них не столько зависит от слегка повышенной общей смертности, сколько от резкого падения рождаемости.
Третья группа — семьи, занимающаяся питомническим промыслом, по своим признакам также обратна первой группе, как и вторая, и так же, как вторая, должна быть признана неблагополучной. Только характер этого неблагополучия совершенно другой. Больных в этой группе наивысшее количество, много больше средней, рождаемость почти равна средней, даже выше её, смертность резко повышена — на 13,3% сравнительно с средней — и наивысшая во всех трёх группах. Огромную составляющую часть в этой смертности играет смертность детей до 1 года, очень высоко стоящая – на 12,3% выше средней и на 16,5% выше смертности детей в первой группе. Смертность взрослых мужчин понижена сравнительно со средней. Вместо прироста также замечается убыль населения — в 5,1%. Неблагополучие этой группы, следовательно, заключается в том, что при слегка повышенной рождаемости очень высока смертность и главным образом смертность детей до 1 года.
Таковы данные таблицы. Небольшие абсолютные числа наблюдений лишают, конечно, должной прочности эти выводы, однако они весьма интересны. Судя по ним, должно признать, что отхожие промыслы сильно понижают рождаемость, а питомничество вызывает усиленную смертность собственных грудных детей в тех семьях, которые берут питомцев на воспитание. Обе эти группы семейств настолько неблагополучны, что дали убыль своих членов за десятилетний период. Особенно пагубным для населения должно признать питомничество. Мало того, что сами питомцы мрут в огромной пропорции, мало того, что они заносят в деревню сифилис, заражая приютившие их семьи — ко всему этому собственные дети воспитателей усиленно вымирают.
Эти выводы, приведённые лишь в объяснение данных, полученных при анализе семейств, различно добывающих себе добавочные к земледельческому занятию доходы, подтверждаются другими исследователями. Так доктор Д.Н. Жбанков[7] ([IV]), по данным движения населения Костромской губернии за 1881–1883 г. нашёл, что узды с развитыми отхожими промыслами имеют низшую рождаемость сравнительно с уздами, где отхожие промыслы мало развиты. Беру у него крайние уезды:
Ветлужский уезд [Костромской губ.]: % ушедших на сторону мужчин = 0,4 рождаемость = 5,95 на 100 чел. населения
Чухломский уезд [Костромской губ.]: % ушедших на сторону мужчин = 29,1 рождаемость = 3,84 на 100 чел. населения
Рождаемость по обоим уездам разнится; весьма резко и сильно понижена в уезде с развитым отходом. Цифры рождаемости довольно близко подходят к данным двух наших групп. Так, в группе наших семейств с местными промыслами рождаемость 53,3% к населению; в Ветлужском уезде, где не развиты отхожие промыслы, 59,5%; в семьях с развитыми отходами у нас рождаемость — 39,4%, в Костромской губернии в уезде с большим развитием отхожих промыслов — 38,4%. Только в Костромской губернии разница выражена ещё резче. Кроме того, Д.Н. Жбанков отмечает и повышенную смертность среди мужчин, занимающихся отхожими промыслами. В наших данных этого не имеется.
Конечный результат — прирост населения, — также как и в наших примерах, весьма резко понижен для уездов с развитыми отхожими промыслами, а в иных уездах (в Нерехтском и Юрьевецком) с 1889 г. была даже убыль населения. Заключительный вывод автора таков:
«Отход, особенно городской ремесленный, оказывает угнетающее влияние на движение населения, преимущественно же на рождаемость, а также на мужскую смертность: первая значительно уменьшается, а вторая усиливается; и потому в отхожих уздах женское население по числу преобладает над мужским больше, чем в оседлых уездах. От уменьшенной рождаемости прирост населения в отхожих уездах слабее, чем в оседлых»[8].
Словом сказать, в общих чертах те же явления, за исключением слегка повышенной смертности мужчин, наблюдаются и в наших селениях для отдельных семейств — и, справедливое для больших групп, подтверждается в самых малых.
М.С. Уваров указывает[9] [на] резкое влияние отхожих промыслов на летнюю смертность детей. Так, отход весенний, когда maximum зачатий падает на осень, считается им для детей более благоприятным, чем зимний отход, при котором значительное количество детей раннего возраста (до полугода) даёт летом большую смертность. Отход в Н.-Животинном ремесленный, как было приведено, главным образом, весенний и летний; maximum зачатий падает на осень, и в наших материалах нет указаний на повышенную смертность детей до 1 года в группе семейств с развитыми отхожими промыслами — в ней даже замечается некоторое уменьшение детской смертности сравнительно со средней. Таким образом, указания Уварова как бы подтверждаются и в нашем случае.
Что касается до влияния питомнического промысла на повышение смертности грудных детей среди коренного населения, то это явление уже не раз отмечалось в местах сильного развития питомнического промысла. Врач К.И. Шидловский в очерке движения населения Дмитровского уезда Московской губ. приходит к такому заключению:
«Если ввоз этих детей, составляя в среднем 5,5‰ всего населения уезда, оказывает заметное влияние на смертность в её годовых колебаниях, то это даёт указание не только на очень большую смертность непосредственно самих питомцев, но, по-видимому, и на то, что этот привозный элемент служит непосредственной причиной усиления смертности детей и среди коренного населения[10].
Доктор П.И. Куркин в[о] введении к своему фундаментальному труду: «Детская смертность в Московской губернии и её уездах в 1883–1897 гг.»[V] указывает, что
«гибельное значение питомнического промысла для местного детского населения давно уже доказано опубликованными в литературе наблюдениями участковых врачей Московской и др. губерний. Эти наблюдения находят себе полное подтверждение в позднейших статистических исследованиях санитарных врачей Московского земства по отдельным уездам. К тому же заключению приводят излагаемые ниже сопоставления детской смертности в 7-ми уездах Московской губернии за период 1883–1897 гг., а также в волостных районах по данным за 1896–1900 гг.»
Далее он устанавливает, что высокая степень смертности в западных уездах находится в самой тесной связи с развитием здесь питомнического промысла и падает с его понижением.
Итак, наши заключения, вытекающие из посемейных данных исследуемых селений, находят себе подтверждение и в других местах, у других исследователей. Это позволяет с большей вероятностью считать их близко стоящими к действительности.
Переходя к влиянию на здоровье населения жилищных условий, я должен, прежде всего, указать, что проследить это влияние в его чистом виде представляется весьма затруднительным. Условия жилища, тесно переплетаясь с экономическим положением семьи, не могут быть выделены с достаточной ясностью из целого ряда других присоединяющихся факторов. Выше было указано, что хотя рост жилого помещения и идёт параллельно с величиной земельного надела (как определённого экономического показателя), но лишь до известной степени, и у наиболее обеспеченных домохозяев жилища не дают такого количества воздуха на одного обитателя и такого количества света, как в группах менее состоятельных.
Таким образом, в одних группах факторы экономический и жилищный будут идти вместе, ухудшая санитарное состояние семьи, или улучшая его, а в других — противореча друг другу. Если к этому присоединить влияние промыслов, только что отмеченное нами, распределяющееся, конечно, весьма неравномерно по группам жилищ, то станет понятно, что влияние собственно жилища будет очень затемнено во многих семьях.
Таким образом, общее распределение семейств по объёмам изб не даёт строго определённых указаний. Этому ещё способствует небольшая численность крайних групп, лишающая приводимые по ним данные статистической ценности. Привожу для полноты общую таблицу.
[Таблица 55]
Если принять в расчёт только конечный результат всех явлений движения населения, прирост его, то даже в этой таблице изменения его обращают внимание своею правильностью. По мере увеличения размера жилья и количества воздуха на одного человека, увеличивается прирост населения. Однако и в этом общем движении цифр прироста встречаются исключения — в первой группе самых малых изб прирост выше, чем в последующих, и затем в одной из групп изб большого размера замечается даже убыль населения. Убыль отмечена и во второй группе малых изб. Цифры заболеваемости, рождаемости и смертности колеблются ещё боле неправильно, хотя общая тенденция коэффициентов рождаемости и смертности идёт параллельно с увеличением жилья. Интересно, что исключение среди изб с большим объёмом воздуха представляют избы в 181–200 куб. аршин и максимальным количеством воздуха на 1 человека (23 куб. аршина), но с наихудшим освещением. В них-то как раз и наблюдалась убыль населения, хотя в предшествующей группе изб прирост был 8,5‰. Было бы рискованно отметить это, как влияние света, но сочетание само по себе обращает внимание. Если взять не такие дробные группы изб и соединить их в три большие разряда малых, средних и больших изб, то таблица резко изменит свою неопределённость и даст вполне однородные данные.
[Таблица 55а]
| Группы изб | Кол-во | Обращаемость больных в % к населению | Рождаемость | Смертность | Прирост |
| На 1000 чел. населения |
| Избы малых размеров (40-120 куб. арш.) | 33 избы 192 чел. | 59,9 | 44,3 | 40,1 | 4,2 |
| Избы ср. размеров (121–180 куб. арш.) | 114 изб 823 чел. | 55 | 48,5 | 40,4 | 7,8 |
| Избы большие (180–220 куб. арш. и выше) | 15 изб 139 чел. | 49,6 | 53,9 | 44,2 | 10,1 |
Все факторы колеблются весьма правильно вместе с изменением объёма жилья. Количество больных падает по мере увеличения жилья, рождаемость, смертность и прирост увеличиваются вместе с увеличением размера изб. Нет ни в одной группе исключения из этих отношений.
Весьма интересно здесь совпадение увеличения рождаемости и смертности, идущие параллельно друг с другом, но таким образом, что рождаемость увеличивается быстрее смертности и прирост населения в силу этого тоже повышается. Если бы признать, что увеличение экономического благосостояния влияет главным образом здесь на повышение прироста населения по мере увеличения размера жилья, то это могло бы объяснить повышение рождаемости, — но как связать с улучшением общего экономического благосостояния повышение смертности, когда, наоборот, нужно ждать было бы её падения. Очевидно, здесь возникают какие-то новые условия, которые изменяют движение смертности в обратную сторону. Некоторые указания на эти условия можно получить, если из общей смертности вычленить две её главные слагающие: смертность грудных детей до 1 года и смертность детей от заразных болезней. Дело в том, что, если грудные дети, скорее всего, страдают от плохих экономических условий, плохого питания, малого объёма воздуха и пр., то распространение детских заразных болезней связывается не только с этими условиями[11], но и со скученностью населения, почему и можно ждать в трёх группах изб (малых, средних и больших) различные отношения смертности грудных детей и смертности от детских заразных болезней. Следующая таблица содержит данные при такой группировке. Группы изб оставлены те же.
[Таблица 56]
При такой группировке становится понятным повышение смертности в семьях, живущих в больших избах. Здесь в среднем приходится на каждую избу (семью) значительно больше человек, чем в избах меньшего объёма. Соответственно этому повышению скученности населения в одной избе заметно повышается смертность от заразных детских болезней, которая наиболее высока в последней группе. Наоборот, смертность грудных детей обнаруживает наклонность уменьшаться с повышением размеров жилья — она наивысшая в самых маленьких избах. Можно было бы представить себе, что распределение детей, умерших в раннем возрасте или от заразных болезней, завысит не столько от размеров жилья, сколько от количества лиц в каждой группе изб, занимающихся отхожими промыслами, или количества семейств, берущих на воспитание питомцев. Возможность заноса в свои семьи возвращающимися из города работниками заразных детских болезней можно предположить a priori, увеличение же детской смертности среди коренного населения, занимающегося питомническим промыслом, было уже только что приведено для нашей местности. С целью выяснить действительность такого предположения в таблице приведены в конце данные как об отхожих промыслах, так и о питомничестве — по каждой группе жилищ. Однако сопоставление этих сведений не подтверждает справедливости предположений. Так оказывается, что отхожие промыслы почти равномерно развиты во всех трёх группах, при чём из семейств, живущих в более тесных избах, уходит на сторону даже несколько больше народа, чем из семейств, обитающих большие избы. Смертность же от детских заразных болезней идёт [распределяется] как раз наоборот. Точно также нет соответствия между количеством семейств, занимающихся питомничеством в каждой группе, и смертностью грудных детей до 1 года. Наибольший процент питомнических семейств встречается в средней группе, а именно в этой-то группе наименьший процент даёт смертность грудных детей. Что касается возможности повышения смертности грудных детей в первых группах изб от более плохого питания, то последняя графа таблицы даёт некоторый намёк в этом отношении. Число бескоровных семейств, т.е. тех семейств, где дети лишены молока, поразительно велико в первой группе, т.е. у семейств, живущих в самых малых избах; здесь же и наивысшая смертность грудных детей; в следующих группах число семейств, лишённых коров, быстро падает. Впрочем, в последней группе смертность грудных детей слегка возвышается сравнительно со второй, несмотря на уменьшение бескоровных семейств. Итак, не питомнический и не отхожие промыслы влияют на распределение смертности от детских заразных болезней и смертности грудных детей в наших группах жилищ. Таким образом, приходится допустить, как наиболее вероятное предположение, что повышение общей смертности среди семейств, живущих в более просторных избах, зависит от большей скученности людей в этих избах, результатом чего повышается смертность от детских заразных болезней. Этот вывод не представляет в себе ничего невозможного, и существуют аналогичные данные исследователей больших районов. Так Körosi разделил население Будапешта по числу жильцов на три класса: первый, в котором в квартире приходится по 1–2 лица на каждую комнату, второй, где число лиц на каждую комнату квартиры от 2–5, и третий, где в комнате обитает более 5-ти жильцов. Пo его данным в 1874–1883 гг., интенсивность распространения инфекционных болезней среди классов населения с более тесными квартирами, по сравнению с размещающимися более свободно в квартирах, представлялась увеличенною в следующих размерах[12].
[Таблица 56а]
| | Больше 2-х жильцов | Больше 5-и жильцов |
| При скарлатине | +2% | –4% |
| Дифтерите | +24% | –1% |
| Крупе | +57% | +67% |
| Коклюше | +101% | +124% |
| кори | +25% | +364% |
| При всех эпидемич.–инфекционных болезнях (включая тиф и оспу) | +43% | +49% |
До данным Körosi, дифтерит (если взять его вместе с крупом) дал резкое увеличение смертей в обеих последних группах квартир: оно наиболее значительно в средней группе и менее сильно в последней. В наших селениях смертность от дифтерита распределяется так по группам изб.
[Таблица 56б]
| Размеры изб | % смертей от дифтерита к общей смертности | % смертей от дифтерита к населению |
| Избы малых размеров (40-120 куб. арш.) | 15,6 | 6,2 |
| Избы средних размеров (121–180 куб. арш.) | 27,3 | 11 |
| Избы большие (180–220 куб. арш. и выше) | 24,6 | 10,8 |
Смертность от дифтерита очень повышена в последних двух группах, наибольшее повышение даёт средняя группа.
Интересно далее отметить влияние на заболевание заразными болезнями вообще и дифтеритом в частности ещё одной стороны жилищных условий, земляных полов. Они давно уже приобрели себе печальную антисанитарную известность. Впитывая в себя в течение десятков лет массу органических отбросов хозяйства, людей и животных, вечно сырые и почти неподдающиеся чистке, они являются удобной почвой для всевозможных процессов разложения органических веществ. В одну из эпидемий дифтерита в Курской губернии пробовали выкапывать землю из изб с земляными полами, заменяя её свежей. При этой работе от взрыхлённой земли из полов поднималось такое удушающее зловоние, что с некоторыми рабочими делалось дурно. В наших селениях изб с более удовлетворительным в санитарном отношении деревянным полом почти ровно половина всех строений (50,3%, как было указано в описании жилищ), а 49,7% приходится на избы с земляным или, что почти то же самое, глиняным полом. Любопытны данные о смертности и заболеваемости по этим двум почти равным группам изб. Небольшая табличка показывает их:
[Таблица 56в]
| | Общая смертность | Смертность от заразных болезней | Смертность от дифтерита | Смертность от дифтерита в % к общей смертности | То же в % к смертности от заразных болезней |
| в ‰ к населению |
| Избы с деревянным полом | 40,9 | 16,6 | 7,9 | 19,3 | 47,7 |
| Избы с земляным и глиняным полом | 40 | 17 | 9,4 | 23,9 | 55,5 |
Общая смертность оказывается очень немного выше в избах с деревянным полом, а смертность от заразных болезней, наоборот, уже значительно ниже — 1,6%. Это понижение целиком приходится на долю дифтерита, смертность от которого на 1,5% выше в избах с земляным и глиняным полом. В частности, по отношению к общей смертности, смертность от дифтерита в избах этой последней категории выше на 4,6%. Если припомнить, что деревянные полы находятся главным образом в Моховатке, а в Н.-Животинном их значительно меньше, и что, наоборот, в общем подсчёте смертность от дифтерита в Моховатке значительно выше, чем в Животинном, то принимая во внимание группировку, представленную настоящей таблицей, приходится сказать, что смертность от дифтерита особенно была высока в избах с плохими в санитарном отношении земляными полами. Малочисленность данных, лишая их строго научной доказательности, всё же позволяет сделать ряд сопоставлений, могущих служить намёками на имеющуюся в действительности законосообразность. Такова, по-моему, указанная зависимость между смертностью, скученностью жильцов в избе и характером материала пола.
Что касается влияния питания населения на его санитарное благополучие, то в нашем материале можно было бы получить весьма интересные данные, если бы разработать пищевое довольство всех 162 семейств в отдельности, чтобы потом соединить их в определённые группы по количеству и качеству потребляемых питательных материалов. Таким путём было бы возможно получить кое-какие соотношения групп семейств разного питания с заболеваемостью и смертностью в них. Однако малочисленность исследованных семейств и возможность именно в учёте продуктов в отдельных семьях индивидуальных ошибок и подсчётов заставляют меня отказаться от этого. Вместе с тем, весьма вероятно, что в числе факторов, обусловливающих влияние на санитарное благополучие групп населения, одно из главных мест занимает различное питание этих групп.
Выше было приведено, как резко упала продовольственная норма в наших селениях для группы безнадельных домохозяев, было указано потом, что только в этой группе и получилась убыль населения вместо прироста. К этим общим указаниям можно присоединить ещё следующее. Многие семьи в Н.-Животинном и Моховатке не могут прокормиться своим хлебом, а принуждены покупать его. Таких дворов в Животинном свыше 90%, а в Моховатке — свыше 75% всех домохозяев. До известной степени эта покупка хлеба может служить указателем питания семьи. Понятно, что питание это будет страдать в тех семьях, где приходится жить только покупным хлебом, и будет поставлено лучше там, где своего хлеба имеется некоторый запас. Если удовлетвориться таким грубым (а может быть в некоторых семьях и ошибочным) показателем питания семейств, то можно получить всё же интересные указания воздействия питания на движение населения, которые до некоторой степени могут быть приняты во внимание. С этою целью все семьи сгруппированы мною следующим образом: в первой группе семьи, в хозяйстве которых было больше своего хлеба, чем покупного, во второй — те семьи, где преобладал покупной хлеб, и в третьей, наконец, — такие, где своего хлеба не было, а питались целиком хлебом покупным. В эту же группу вошли две семьи, не ведущие своего хозяйства и питающиеся у других, зарабатывая себе пропитание услужением.
В этих трёх группах и приведены мною факторы движения населения. Приступая к разбору их, необходимо, прежде всего, не упускать из вида их относительное достоинство [ценность], ибо покупка хлеба вовсе может не иметь положительного соотношения с общим количеством питательного материала, потребляемого семьёй, во-первых, а во-вторых — преобладание покупного хлеба над собственным может и не быть постоянным фактором в течение всего десятилетия в определённых семьях, а может испытывать колебания в ту или другую сторону. Тем не менее, данные, приводимые в следующей таблице, всё же имеют некоторую цену. Они располагаются следующим образом:
[Таблица 57]
Обращает на себя внимание постепенное и заметное падение рождаемости: по мере того, как увеличивается необходимое количество покупного хлеба, рождаемость довольно резко падает. Она наивысшая в тех семьях, где своего хлеба больше, чем покупного, она равна средней в семьях, где начинает преобладать покупной хлеб, и она, наконец, наименьшая там, где приходится жить только покупным хлебом.
Что касается смертности, то она идёт как раз наоборот и уменьшается по мере увеличения количества покупного хлеба. Есть ли это следствие падения рождаемости, почему [следовательно] на долю детской смертности приходится меньше жертв, или это есть выражение каких-либо иных влияний, определить довольно затруднительно. Падение смертности, идущее в обратном направлении с рождаемостью, однако не так резко, как обратное движение рождаемости, почему прирост населения в последней группе наименьший, значительно ниже средней. Это резкое падение прироста в группе семейств, питающихся покупным хлебом, приходится исключительно на долю понижения рождаемости. Возможно, что отчасти здесь оказывает влияние неравномерное количество лиц, уходящих на промыслы из каждой группы. Так, оно в последней группе (только с покупным хлебом) значительно выше, и вообще цифры прироста населения идут строго обратно проценту лиц, уходящих на промыслы.
Однако соответствия между понижением рождаемости и процентом уходящих на сторону в данном случае нет, тогда как отход, как выше было указано, понижает рождаемость и слегка повышает смертность. Здесь же рождаемость в первой группе выше, чем во второй, а процент отхода ниже, кроме того и смертность не растёт с увеличением отхода. Словом, объяснять изменение цифры рождаемости и смертности (а стало быть и прироста) одними только вариациями процента отхода нельзя и приходится допустить значение иных факторов, — одним из которых, быть может, и являются иные условия питания, скажу даже больше — недостаточность этого питания в семьях с покупным хлебом.
Ни в какой возрастной группе не сказываются с такой силой условия питания, как среди грудных детей. Здесь все условия, культурные и экономические, отражающиеся на качестве и способах кормления, действуют особенно наглядно. В моём материале для описываемых селений имеются ценные указания в этом направлении. Всего были получены ответы от 93 матерей, из них 88 чел. или 94,6% кормили своих детей грудью и только 5 вскармливали детей искусственно. Кормление грудью продолжается у многих матерей весьма значительный период — до 1,5 лет, а в некоторых случаях даже до 2-х лет. Относительно влияния продолжительности кормления грудью на выживаемость детей записи позволяют сделать следующие указания, выраженные в таблице:
[Таблица 58]
| Продолжительность кормления грудью матерями | % к общему количеству ответов | % детей умерших до 1 года к числу родившихся |
| 24–19 мес. | 17,2 | 37,5 |
| 18–13 мес. | 58 | 31,4 |
| 12–6 мес. | 16,2 | 41,2 |
| 5–1 мес. | 3,2 | 50 |
| не кормившие грудью | 5,4 | 61,5 |
Из неё видно, что с повышением срока кормления уменьшается % детей, гибнущих до 1 года. Наибольшее количество женщин (58%) кормит детей до 1,5 лет, и в этой группе только 1/3 детей умирает на первом году жизни; при кормлении детей грудью менее полугода, а особенно при искусственном вскармливании смертность резко повышается, достигая того, что почти 2/3 детей не доживают и года.
Не мене резко влияет неправильный, в высшей степени нерациональный подкорм грудных детей. Обычно он начинается с первых же дней ребёнка и из 93 матерей Н.-Животинного и Моховатки только 2 не употребляли подкорма, все остальные прикармливали детей в лучшем случае из рожка (иногда с соской от коровьего вымени) коровьим молоком, в худшем — соской из молочной пшённой каши, белого или даже чёрного хлеба. Гибельное влияние нерационального подкорма видно из следующих данных:
[Таблица 58а]
| Преобладающий род подкормки | % к общему количеству ответов | % детей умерших до 1 года к числу родившихся |
| Коровье молоко | 15,7 | 27,4 |
| Белый хлеб, молочная пшённая каша | 24,9–43 | 30 |
| Чёрный хлеб | 16,4 | 46 |
Оказывается, что у детей, вскармливаемых грудью, смертность наименьшая при подкорме их коровьим молоком, она выше при подкорме белым хлебом и кашей, и наивысшая, когда грудной ребёнок получает ужасную соску из чёрного хлеба. При этом почти половина детей не доживает до 1 года. Понятно, что нищета жителей селений, особенно Н.-Животинного, даёт наименьший % подкорма именно коровьим молоком, а с другой стороны — темнота и невежество матери-крестьянки, незнание ею самых примитивных сведений разумного кормления и ухода за детьми — обусловливают такое широкое распространение подкорма вообще. В результате — ранняя и усиленная гибель детей.
Этим я и позволю себе закончить анализ семейных данных по движению населения и зависимости его от различных факторов того или иного положения семейных групп. Анализ далеко неполный, не исчерпывающий весьма многих сторон вопроса и не дающий даже полной разработки тех данных и сочетаний [показателей], которые имеются в обширном карточном посемейном материале по исследуемой местности. Затянувшееся и без того изложение исследования является тому достаточной причиной.
Примечания
Примечания редактора
