В двадцатые годы прошлого века эмигрантская литература уделяла большое внимание анализу красного террора большевиков в ходе гражданской войны в России. Данная тема имела важное политическое значение, показывая значимость борьбы белого движения с античеловеческим советским режимом и необходимость продолжения этой борьбы в настоящем. Безусловно, имело место и стремление с помощью «муссирования» этой темы предотвратить возможные контакты Запада с Советской Россией, и особенно дипломатическое признание большевиков.

Существенную роль в становлении этой темы сыграли работы, созданные еще в годы гражданском войны, прежде всего, широко известные открытые письма Ю.О. Мартова, М.А. Спиридоновой и В.Л. Бурцева[1]. Являясь своеобразными манифестами, направленными против большевистского террора, они определяли основные черты, свойственные в той или иной степени всей последующей эмигрантской литературе. Призывы к суду над большевизмом и красным террором, прозвучавшие в этих брошюрах-письмах, вместе с материалами созданной еще в период гражданской войны А.И. Деникиным Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков, послужили толчком для более серьезного исследования проблемы красного террора[2]. История ВЧК, отдельных периодов ее деятельности также нашли отражение в работах эмигрировавших из России В.Л. Бурцева и Р.Б. Гуля, различных последующих сборниках материалов и воспоминаний[3].

Особняком стоят в разработке истории красного террора работы известного российского историка-эмигранта С.П. Мельгунова. В отличие от современной ему публицистики, мельгуновские работы до сих пор служат основой при изучении истории красного террора, являясь наиболее цитируемым исследованием, наряду с работами чекиста М.Я. Лациса. Следует также выделить научно-издательскую деятельность С.П. Мельгунова в годы берлинской и парижской эмиграции[4]. Первостепенное значение для истории вопроса имеет его широко известная книга «Красный террор в России: 1918-1923», переизданная с дополнениями семь раз. Именно анализу этой работы и посвящена данная статья.

Появление этой книги в 1923 г. не было случайным[5]. Незадолго до выхода книги в Лозанне 10 мая 1923 г. белый террорист Морис Конради в ресторане «Сесиль» в Лозанне убил советского дипломата В. Воровского, объяснив свой террористический акт желанием «отомстить большевикам за зверства ВЧК». Летом С.П. Мельгунов опубликовал в периодике статью с характерным названием «Голова Медузы», посвященную красному террору[6]. Защитник А. Полунина (сообщник Конради) обратился к Мельгунову с просьбой дать ему материалы для характеристики красного террора в России и получил их. Последующая книга, написанная в течение 6 недель, была приурочена к процессу Конради 5-16 ноября 1923 г. С самого начала книга получила широкий общественный резонанс, как в эмигрантских и зарубежных кругах, так и в Советской России[7]. Уже в 1924 г. вышло дополненное второе издание, а в 1975 и 1985 гг. книга вышла в Нью-Йорке, в 1990 г. впервые в СССР.

Источниковой базой рассматриваемой книги являются главным образом материалы периодической печати. Используются, как советские издания, так и издания запрещенных подпольных партий, прежде всего эсеровских газет, а также эмигрантские издания. Однако эти данные не отражают картины всей России, в частности в ней нет материалов по Сибири, что признавалось и самим автором.

Другим использованным С.П. Мельгуновым источникам являются материалы Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, в публикации материалов которой он принимал самое активное участие. Красный террор в исконно российских границах представлен здесь неполно и искаженно. Следует отметить, что в современной историографии отношение к достоверности данных этой комиссии как минимум неоднозначное.

Третий источник — свидетельства очевидцев, собранные самим автором или со ссылкой на опубликованный источник.

Однако проверка использованных источников С.П. Мельгунова позволяет выявить серьезные неточности в его статистике и динамике террора даже в наиболее проработанном автором 1918 году[8]. Здесь сразу следует выделить два спорных момента: статистку первого полугодия и в целом года.

По поводу применения высшей меры наказания чрезвычайными комиссиями в первое полугодие 1918 г. в историографии деятельности ВЧК существуют две наиболее распространенные и диаметрально противоположные точки зрения, основывающиеся на статистике М.Я. Лациса или С.П. Мельгунова. Ввиду того, что цифры разнятся с приведенными выше расчетами и в еще большей степени между собой, приведем их.

М.Я. Лацис (Судрабс) пишет о 22 случаях применения смертных приговоров за первое полугодие 1918 г. всеми чрезвычайными комиссиями[9]. Данная цифра впоследствии прочно вошла в обиход советской и отчасти постсоветской историографии. Между тем, она существенно противоречила данным других чекистских исследователей и советской периодики 1918 г. Столь значительное расхождение с данными периодической печати и других чекистов (Я.Х. Петерс писал о 16 расстрелах только в петроградский период деятельности ВЧК) можно объяснить своеобразием статистических выкладок М.Я. Лациса. Очевидно, им не учитывались расстрелы на месте преступления, без вынесения приговора после расследования дела. Возможно, что приговоры местных ЧК, произведенные в двадцатых числах июня, после Первой конференции чрезвычайных комиссий, также могли оказаться вне внимания М.Я. Лациса, который использовал с большей вероятностью данные указанной конференции. К сожалению, проверить эти соображения не представляется возможным, т. к. М. Я. Лацис не приводит источника своих статистических данных. Несмотря на это, многими исследователями эта цифра используется без необходимых пояснений, в разрыве с реальным положением дел.

Что касается диаметрально противоположной оценки практики вынесения смертных приговоров ЧК — С.П. Мельгунова — 884 случаев расстрелов за первое полугодие деятельности, то она представляется преувеличенной, точнее — ошибочной[10]. Примером подобной ошибочности расчетов С.П. Мельгунова могут служить следующие случаи: 300 человек, расстрелянных в Петрограде после 5 сентября 1918 г., учтены автором как акты первого полугодия (при том, что первый расстрел Петроградской ЧК произошел только в августе 1918 г.); ошибочно приравнены первые шесть месяцев деятельности Уральское ЧК к шести первым месяцам 1918 г. (расхождение в цифрах еще в 35 человек)[11]. Это только две достаточно очевидные ошибки в расчетах Мельгунова, но и они уже уменьшают цифру расстрелов более чем в полтора раза. Завышение итоговых данных С.П. Мельгуновым происходило также в силу того, что все расстрелы на месте происшествия им относились исключительно к деятельности чрезвычаек, а это неправомерно. Корректировка данных С.П. Мельгунова низводит приведенные им 800 с лишним расстрелов к цифре в двести человек.

Таким образом, имеющиеся данные позволяют говорить о примерно 200 случаях применения смертных приговоров, вынесенных ЧК в первое полугодие 1918 г., с учетом, возможно, отсутствующих данных с мест. Такие цифры позволяют сделать определенные выводы о динамике смертных приговоров в первой половине 1918 г.: можно говорить о постепенном росте частоты применения высшей меры наказания, но не о послеоктябрьском большевистском всплеске террора.

Требует уточнения и общая статистика С.П. Мельгунова за 1918 г. Общее количество расстрелов ЧК за месяцы красного террора в целом за 1918 г. установить достаточно сложно, достоверной информацией о масштабах красного террора не существует, т. к. архивные данные за этот период неполны, а материалы периодической печати еще научно не обработаны. Можно констатировать две попытки решить эту проблему: у М.Я. Лациса и С П. Мельгунова. Оба вели историческое исследование красного террора, и их данные могут служить отчасти ориентиром. С.П. Мельгунов пишет о 50004 случаев расстрелах зафиксированных им за 1918 г., а М.Я. Лацис о 6300 случаях[12]. К сожалению, эти данные можно использовать лишь как минимальные и максимальные возможные рамки красного террора.

Сама цифра Мельгуновым не расшифровывается, историк делает отсылку к выпискам и вырезкам из советских газет, которые он делал в тот период и которые у него не сохранились. В своей книге он приводит лишь отдельные ссылки на ряд приговоров ЧК упомянутые в прессе. Однако их суммирование Значительно меньше даже цифры Лациса.

Исходя из просмотренных нами данных периодической печати и учитывая изыскания М.Я. Лациса, С.П. Мельгунова и других историков, можно определить количество жертв красного террора в 8 тыс. человек. 2 тыс. из них приходятся на период с 30 августа по 5 сентября 1918 г. еще 3 тыс. на оставшиеся дни сентября; октябрь, ноябрь, декабрь 1918 г. включают в себя примерно 3 тыс. расстрелов, в целом равномерно распределенные по месяцам. При этом по данным периодики октябрь 1918 г. ближе по количественным характеристикам террора к ноябрю-декабрю 1918 г., чем к сентябрю. Значительно меньшими масштабами применения высшей меры наказания, чем ЧК, характеризовалась деятельность ревтрибуналов. За 1918 г., включая месяцы красного террора, ревтрибуналы применили ее к 14 из 4483 осужденных 32 трибуналами[13].

Требует уточнения и характеристика расстрелянных лиц в 1918 г С.П. Мельгуновым.

Для первой недели красного террора часто характерен случайный состав расстреливаемых лиц. Эту черту расстрелов «за Ленина» подметил еще С.П. Мельгунов в своей книге «Красный террор в России»[14]. Общее количество «профессиональных заложников» было относительно небольшим, примерно 3–4 тыс. человек по всей России. С.П. Мельгунов пишет о 1026 случаях расстрелов заложников в месяцы красного террора, данная цифра может быть принята как близкая к истине. Таким образом, осенью 1918 г. был расстрелян каждый третий из взятых заложников. Большинство из них было приговорено к высшей мере наказания за акты индивидуального белого террора.

Политика красного террора распространилась также и на другие категории населения, в т. ч. интеллигенцию (профессура, студенты, фельдшеры, учителя) и на священнослужителей. Процентное выявление этих категории затруднительно, в виду того, что в советской печати подобные данные чаще всего опускались, либо фигурировали под расплывчатым понятием белогвардейца и контрреволюционера. С.П. Мельгунов за весь 1918 г. среди учтенных им расстрелянных смог выделить лишь 22 представителя буржуазии и 19 священнослужителей. Цифры, относящиеся к интеллигенции, у него значительно выше (1286 человек), но сюда включены как офицеры, так и жандармские чины[15]. Пожалуй, это единственный случай, когда у С.П. Мельгунова цифры жертв красного террора вынужденно занижены. При просмотре периодической печати за 1918 г. уже в сентябре можно обнаружить полуторное превышение итоговых годовых подсчетов Мельгунова. Священнослужителей, по газетным опубликованным данным ЧК, расстреляно в сентябре 44 (по итогам года — 83), студентов — 7, учителей — 4, докторов — 8. Безусловно, эти данные являются лишь опубликованным минимумом.

Изложение статистики репрессивной практики ВЧК в последующие годы еще более спорно. Возможно, это определялось и личными обстоятельствами жизни С.П. Мельгунова — многочисленными арестами, мешавшими отслеживать деятельность ЧК. Это касается как 1919 г, так и 1920 г.

Так, согласно С.П. Мельгунову после взрыва в Леонтьевском переулке за одну ночь в Москве были расстреляны сотни людей[16]. Эти данные не находят подтверждения.

Примером мифологизации статистики расстрелов в 1920 г. является «статистика» расстрелов в Крыму в 1920 г, определяемая автором минимально в 50 тыс. человек (преувеличение по более объективным современным оценкам от 4 до 8 раз), а более вероятно в 120 тыс. человек. Откуда взялись эти цифры? Сразу можно указать на один из упомянутых источников — «показания лозаннскому суду» над Конради писателя И.С. Шмелева[17].

Согласно С.П. Мельгунову,

«И.С. Шмелев в своем показании лозаннскому суду говорит, что расстреляно более 120 тысяч мужчин, женщин, старцев и детей. Ссылаясь на свидетельство д-ра Шипина, он утверждает, что официальн. большевицкие сведения в свое время определяли число расстрелянных в 56 тыс. человек…»[18].

Вместе с тем, следует сразу уточнить, что И.С. Шмелев во время суда находился во Франции, откуда написал письмо адвокату Конради, выданное С.П. Мельгуновым в своей книге за показание на суде с соответствующей процедурой присяги и т.д.

Данное письмо следует также привести полностью, так как становится понятным механизм формирования цифры в 120 тыс. расстрелянных.

«Господину Оберу, защитнику русского офицера Конради, как материал для дела. По словам доктора, заключенного с моим сыном в Феодосии, в подвале Чеки и потом выпущенного, служившего у большевиков и бежавшего за-границу, за время террора за 2-3 месяца, конец 1920 года и начало 1921 года в городах Крыма: Севастополе, Евпатории, Ялте, Феодосии, Алупке, Алуште, Судаке, Старом Крыму и проч. местах, было убито без суда и следствия, до ста двадцати тысяч человек — мужчин и женщин, от стариков до детей. Сведения эти собраны по материалам — бывших союзов врачей Крыма. По его словам, официальные данные указывают цифру в 56 тысяч. Но нужно считать в два раза больше. По Феодосии официально данные дают 7-8 тысяч расстрелянных, по данным врачей — свыше 13 тысяч»[19].

Помимо сомнительности «показаний шмелевских врачей», вызывает здесь вопросы и знакомство Шмелева-Мельгунова с арифметикой. Псевдоофициальные 56 тысяч с легкой руки политических математиков превратились в 120 тыс. Между тем, даже отбрасывая в сторону абсурдность подобных умножений, можно легко убедиться, что 56 тыс. никак не могут превратиться в 120 тыс. Если умножить 56 тыс. на 1, 625 (8 тыс. официальных расстрелов против 13 тыс. зафиксированных врачами) то получается иная цифра — 91 тысяча вместо 120 тыс. Впрочем, подобное лишь показывает привязанность математических вычислений С.П. Мельгунова к его политическим взглядам. Современные данные демонстрируют всю абсурдность этих вычислений. Согласно исследователю А.А. Здановичу, общее количество расстрелянных в Крыму составило около 12 тыс. чел.[20] Данная цифра может уточняться, более точные данные есть как раз по Феодосии. Согласно донесению начальника Особого отдела 9-й стрелковой дивизии П.Зотова от 8 декабря 1920 г. из зарегистрированных и задержанных в Феодосии белогвардейцев в количестве приблизительного подсчета — 1100, расстреляно 1006 человек, отпущено 15 и отправлено на север 79 человек[21].

Можно отметить и другие чекистские мифы, закрепленные в исследовании С.П. Мельгунова. Так, характеризуя практику расстрелов ЧК, Мельгунов упоминает чернокожего Джонстона и чекистку Дору. Про первого он писал: «Среди одесских палачей был негр Джонсон, специально выписанный из Москвы». «Джонстон был синонимом зла и изуверств…» « Сдирать кожу с живого человека перед казнью, отрезать конечности при пытках и т.п. — на это способен был один палач негр Джонсон»[22]. Про чекистку Дору он писал ниже:

«С Джонстоном могла конкурировать в Одессе лишь женщина-палач, молодая девушка Вера Гребенникова (“Дора”). О ее тиранствах также ходили легенды. Она “буквально терзала” свои жертвы: вырывала волосы, отрубала конечности, отрезала уши, выворачивала скулы и т.д. Чтобы судить о ее деятельности, достаточно привести тот факт, что в течении двух с половиной месяцев ее службы в чрезвычайке ею одной было расстреляно 700 с лишком человек, т.е. почти треть расстрелянных в Ч.К. всеми остальными палачами».

Между тем оба этих деятеля ЧК являются вымышленными героями, не существовавшими в реальности. Так, образ Доры создал перешедший на службу к белым бывший сотрудник одесской ЧК В. Сергеев. Им был специально разработан необычный проект-мистификация — пропагандистский «документальный» фильм для эмигрантской публики об зверствах одесской ЧК. Роль несуществовавшей Доры исполнила в нем его жена Дора Явлинская[23]. Впоследствии этот образ был принят как реальный в эмигрантской, и не только, литературе.

Ошибки работы С.П. Мельгунова вызваны как объективными, так и субъективными обстоятельствами. По различным данным, в Советской России Мельгунов был подвергнут от 21 до 23 обыскам, при этом 5 раз он арестовывался, проведя в заключении многие месяцы[24]. Аресты Мельгунова в Советской России лишили его собранной картотеки, а дальнейшее высылка за рубеж возможности ее воссоздания. Книга, созданная наспех, на следующий год после его высылки, к политическому процессу белого террориста Конради, убившего в Лозанне советского дипломата В. Воровского, и не могла быть исторически объективной. Вместе с тем нельзя не признать, что С.П. Мельгунов предпринял, по сути, первую попытку историографической оценки вопроса о красном терроре. В работе получила обобщение вышедшая на тот момент зарубежная публицистическая историография вопроса, сформулирована концепция происхождения и содержания политики красного террора, альтернативная советской.

По этой теме читайте также:

Примечания