Шепелев Г.А. Война и оккупация. Неизвестные фотографии солдат Вермахта с захваченной территории СССР и советско-германского фронта. 1941-1945. — М.: Издательский дом «Российское военно-историческое общество», Яуза-каталог, 2021. — 192 с.
Автор этой монографии-альбома Георгий Анатольевич Шепелев — историк и политолог, который уже много лет занимается визуальной историей Второй мировой войны. Он делает важнейшее исследовательское и просветительское дело: собирает и атрибутирует любительские фотографии немецких солдат (в основном — на собственные средства). Сравнительно небольшой альбом, изданный по инициативе Константина Пахалюка, заместителя директора департамента науки и образования РВИО, – очень важный вклад в историю войны, причем далеко не только визуальную историю.
В предисловии автор справедливо отмечает возросшую роль в исторических исследованиях визуальных источников и одновременно – сосредоточение внимания на социальной истории, истории «маленького человека» в войне. Это связано, помимо прочего, с тем, что «большая история» ХХ века со временем отодвигается, перестает быть частью семейных биографий, которые замещаются страницами учебника и меньше задевают эмоции современников. Конечно, идеологические столкновения, «войны памяти», которые выводят травматические исторические события на первый план, инициативы наподобие «Бессмертного полка» задевают за живое, но сами по себе совершенно не обязательно подразумевают погружение в историю, особенно – в частную историю войны. Стереотипы в случае «войн памяти» работают гораздо лучше, чем погружение в детали. С этим, в частности, связан и тот факт, что кинематографисты разных стран все больше пытаются «очеловечить», сделать более понятной войну для сегодняшнего зрителя, — и чаще всего — неудачно, подчас просто халтурно.
Как совершенно справедливо подчеркивает автор (с.4), визуальные источники позволяют представить себе прошлое, ощутить его, понять то, что, казалось бы, понять и представить невозможно из-за травматичности этого прошлого. Не случайно зрители, юристы и даже подсудимые на Нюрнбергском процессе сильнее всего были задеты именно кинодоказательствами, которые предъявляло и советское, и американское обвинение, а затем эти доказательства стали частью документальных фильмов, в том числе — Романа Кармена и Стюарта Шульберга.
Сложность работы с таким источником осознается Г.А. Шепелевым очень хорошо. Многие любительские фотографии солдат и офицеров Вермахта «несут в себе заряд нацистской идеологии» и именно поэтому, как подчеркивает автор, нуждаются в комментарии и в научном аппарате. И в альбоме это условие реализовано полностью.
Как легко можно «интерпретировать» фотографию мирных жителей Украины или в Новгородской области, с улыбками фотографирующихся рядом с оккупантами или пляшущих перед ними в духе либо «в СССР было полно предателей», либо «нацистов встречали как освободителей»! Однако вне контекста фотография не имеет значения, и Г.А. Шепелев подчеркивает, насколько важно при розыске фотографий получить их в комплексе, а не по одной, вынутыми из альбомов, которые распродают коллекционерам родственники солдат Вермахта. Но даже если фотография попала в руки исследователя сама по себе, без подписей и имени автора, ее тоже можно и нужно ставить в контекст, рядом с другими фотографиями, и комментировать.
Г.А. Шепелевым это условие соблюдено полностью: рядом с «туристическими» фото (№№ 59-63) помещен снимок, на котором солдаты Вермахта позируют на фоне деревенского дома с убитыми гусями в руках, а рядом с изображением танцующих русских девушек (№ 69) находятся фотографии мальчика, чистящего сапоги солдату Вермахта, и распределение русских на принудительные работы. И особое, почти символическое значение приобретает вроде бы непримечательное фото, на котором изображен солдат Вермахта и крестьянская семья на фоне дома. А на обратной стороне подпись: «Моя последняя операция против партизан. {Этот} крестьянин позднее сжег мост» (с.105).
Фотография – явно постановочная, – на которой солдат Вермахта дает еду ребенку (№83), рядом другая, на которой солдат играет с детьми (№ 84). На обороте указана деревня — Сенная Кересть под Чудовым, сожженная немцами и так и не восстановленная после войны… И недалеко от этих снимков в книгу помещено изображение дорожных работ, где под надзором оккупантов дети и подростки чинят дорогу (с. 113), а затем – женщины, которые используются немцами для разминирования дороги как «живой щит», о чем также свидетельствует надпись на обороте. И автор приводит не только перевод этой подписи, но и свидетельства, показывающие, что такая практика была обыденной.
Эти фотографии, сделанные на оккупированных территориях, позволяют, помимо прочего, лучше представить себе тот феномен, который вслед за Примо Леви, писавшим об опыте пребывания в Освенциме, опыте лагеря смерти, можно назвать «серой зоной». В черно-белой пропагандисткой картинке упускается масса полутонов, связанных с крайней тяжестью выживания населения на оккупированных территориях. Грань между предательством и стойкостью оказывалась для мирного населения далеко не столь однозначной. При оккупантах надо было жить, а значит, приходилось на них работать, выпрашивать пищу для себя и детей, скрываться от угона в Германию, как-то определять свое отношение к коллаборационистам и партизанам... Как известно, в условиях партизанской войны, например, в Брянской области[1], были партизаны, переходившие в коллаборационистские формирования и наоборот – бывшие пленные, переходившие к партизанам (как тут не вспомнить гениальный фильм Алексея Германа «Проверка на дорогах»?). И рядом с человеческими отношениями с подкармливавшими детей «хорошими немцами» (с. 179) для мирных жителей находилась опасность умереть от непосильного труда, болезни и голода, быть убитым в качестве заложника или «живого щита», лишиться дома в результате «антипартизанской акции», быть угнанным в рабство. Желание выжить находилось с рядом с желанием отомстить и т.д. Выживание людей на оккупированной территории во время Великой Отечественной – это еще далеко не полностью раскрытая тема, и фотографии солдат Вермахта приоткрывают завесу над этим опытом.
Конечно же, в альбоме присутствуют и фотографии Холокоста, обреченных на смерть евреев-военнопленных, расправ над мнимыми и реальными партизанами. И в этих фотографиях, как и в других, ранее известных, поражают больше всего не запечатленные ужасы, а сам факт их запечатления «на память» и – особенно – в качестве фона для снимков солдат и офицеров «на память».
Именно такие фото являются лучшим свидетельством расчеловечивания и нацистской идеологии как таковой. К восприятию народов СССР как «низших рас» немцев готовили с детства, причем в процессе этого обучения нацисты активно использовали визуальные средства обучения: показ слайдов, учебных фильмов, для чего уже в 1935 г. было распространено по школам более 8 тыс. кинопроекторов[2]. Некоторые из фотографий, опубликованных Г.А. Шепелевым, свидетельствуют об успешном воздействии на их авторов тех стереотипов, которые выстраивались в этих учебных фильмах, слайдах и прочих «образовательных» материалах. В итоге же, сжигая деревни, уничтожая людей, фотографируя – вопреки запретам(!) – казни и быт в лагерях смерти, немецкий солдат или офицер не видел в этом этической проблемы. Напротив, он испытывал гордость за совершенное или даже воспринимал себя как страдающую сторону: «Вместо того, чтобы сказать: “Какие ужасные вещи я совершаю с людьми!” – убийца мог воскликнуть: “Какие ужасные вещи вынужден я наблюдать, исполняя свой долг, как тяжела задача, легшая на мои плечи!”»[3].
Михаил Ромм в своем известнейшем фильме «Обыкновенный фашизм» показал такого рода фотографии советскому зрителю (а еще во время войны об этом писал И.Г. Эренбург), прокомментировав их: «Вот, что они носили на память как приятное воспоминание» (с. 81).
Кстати, многие военные историки и специалисты по истории нацизма не любят этот фильм Ромма. С моей точки зрения, эта нелюбовь вызвана прежде всего тем, что «Обыкновенный фашизм» – не вполне документальный, а документально-художественный фильм (какими и были по большей части документальные фильмы – даже во многих случаях хроникальные! – до появления картин, которые условно можно назвать аналитико-документальными)[4], в котором автор не просто комментирует, но ставит перед собой прежде всего художественную задачу продемонстрировать не историю нацизма и даже не разобрать причины его восхождения к власти, а нарисовать образ нацизма, причем намеренно сниженный, лишенный пафоса. И ему это удается – современные студенты и старшеклассники в большинстве своем остро воспринимают этот фильм, который остается, несмотря на очевидно устаревшие фрагменты, хорошим противоядием против эстетизации нацизма.
И альбом Георгия Шепелева невольно повторяет логику Ромма: фотографии обыденностей войны, разрушенных и горящих населенных пунктов, «туристические» снимки с оккупированных территорий, картины зверств, а в конце – лица советских военнопленных, снятые крупным планом. Глаза давно умерших людей, который смотрят в лицо читателю и заставляют думать над увиденным и прочитанным в книге (с. 163-178). Сильный и композиционно верный ход!
Очень важно, что монография-альбом соединяет в себе качества и научного (ссылочный аппарат, выверенные комментарии, библиография), и популярного изложения. Оказывается, целый ряд сложных проблем истории войны можно излагать просто и понятно практически любому читателю – в том числе и благодаря фотографиям.
Один недавний пример важности любительских фотографий военнослужащих вермахта. Историк из Рязани Александр Никитин недавно именно с помощью обнаруженных им любительских фотографий солдат Вермахта уточнил сведения о гибели однополчанки по диверсионной военной части № 9903 Зои Космодемьянской – Веры Волошиной, казненной в 10 километрах от Петрищево – в селе Головково [5]. По надписи на обороте фотографии: ‘Bandenführerin’ – «предводительница банды», А. Никитин обоснованно предположил, что Волошина на допросе сознательно назвала себя командиром диверсионной группы. Возможно, чтобы дезориентировать немцев, возможно, по какой-либо иной причине, но это, как справедливо замечает Никитин, важный психологический штрих. Сколько еще таких штрихов для истории войны хранят еще необнаруженные фотографии, сколько важнейших деталей уже прояснили собранные Г.А. Шепелевым снимки!
Помимо очевидного научного значения, поддержка проекта Г.А. Шепелева имеет и образовательное значение. Визуальные источники в современной школе проще обсуждать, с их помощью можно оживить рассказ о войне и самых сложных аспектах ее истории: оккупации, коллаборационизме, геноциде. Это значение потенциально значительно больше, чем многочисленные спонсируемые государством фильмы о войне, которые призваны сделать события 80-летней давности понятнее современной молодежи.
Создатели этих фильмов, чтобы приблизить войну к пониманию современного молодого зрителя, помимо прочего, раз за разом тиражируют образ эстетствующего и рефлексирующего немца, офицера Вермахта или даже СС, который то жмет руку советскому танкисту («Т-34» – 2019), то обливается слезами после приказа о казни советской диверсантки («Зоя» – 2021), то защищает вместе с советскими разведчиками немецких девочек от других русских–насильников («Четыре дня в мае» – 2011). Надежд, что эти киноделы будут читать книги, или что они озаботятся привлечением историков-консультантов, нет. Но, быть может, хоть немецкие фотографии посмотрят…
Георгий Анатольевич Шепелев собрал в своей коллекции более 5000 фотографий. В этот альбом вошло 145 снимков. Конечно, хотелось бы более масштабных изданий, выставок, интернет-проекта, расширяющейся базы данных. В эти проекты российским историческим обществам и образовательным институциям стоило бы вложить средства, так как работа Г.А. Шепелева предоставляет уникальный и ярчайший материал.
.
Примечания
По этой теме читайте также: