Сибирский федеральный университет (СФУ) был основан приказом Министерства образования и науки Российской Федерации № 1417 от 28 ноября 2006 года.

Разговоры о создании «качественно нового» вуза в Красноярске начались уже в 2005 году. Это была инициатива Министерства образования, предпринятая в рамках тянущейся не первый год реформы высшей школы, и выбор Красноярского края в качестве «экспериментальной площадки» (благодаря губернатору А.Г. Хлопонину) преподносился местными СМИ и властями как архиважное для региона событие, признак его «конкурентоспособности» – ведь в числе прочих претендентов назывались такие серьёзные университеты, как Томский, Новосибирский и Иркутский.

Развернулась дискуссия, какие структуры войдут в новый университет и как он вообще будет выглядеть. В итоге остановились на четырёх вузах: Университет цветных металлов и золота, Технический университет, Архитектурно–строительная академия и Красноярский государственный университет, причём последний стал «краеугольным камнем» СФУ.

В СМИ поднялась шумиха, многочисленные «инициативные группы» студентов принялись за «разработку концепции вуза». Разумеется, никто не позволил им решать серьёзные вопросы; вся деятельность сводилась к разработке логотипа и написанию гимна.

Едва ли не самое неприятное во всей истории создания СФУ – это поднятая СМИ истерия. В красноярских вузах до объединения существовал целый комплекс проблем. Однако это хотя бы признавалось. Создание же СФУ не только не исправило старых недостатков, но и породило новые, что будет показано ниже на конкретном материале.

Рассмотрим, в каком состоянии находились четыре вуза в период до СФУ.

До реформы

Материально–техническая база вузов до объединения пребывала в плачевном состоянии (за исключением разве что Архитектурно–строительной академии).

Если на технических и естественнонаучных факультетах и были какие–либо средства обучения, то они все устарели много лет назад. У студентов Университета цветных металлов и золота («Цветмет») почти не было возможности изучать, например, процессы добычи и плавки металла на практике с точки зрения достижения современной мировой науки. Лаборатории со станками и аппаратами были очень высокого качества в 70–х гг., однако к 90–м это превратилось в старьё и хлам. Конечно, если учесть, что современная российская промышленность так и выглядит, то никаких претензий нет.

С практикой на заводах тоже не всё было гладко. Например, завод обанкротился, рабочих мест нет, а студентов всё равно туда посылают на практику. Конечно, им дадут справки, что они там были, но ехали–то они не за этим.

Также плачевно выглядела ситуация и в Красноярском государственном техническом университете («Политех»), и в Красноярском государственном (КрасГУ). Оборудование на технических факультетах (если оно функционирует) ещё советское, то есть ему никак не меньше 20–и лет.

Отсутствие в вузах технических средств обучения и возможность проходить практику на предприятиях ведёт к тому, что большая часть учебных курсов осваивается только теоретически. При этом не важно, идёт ли речь об устройстве доменной печи или обработке металлов давлением.

Учебные здания почти не ремонтировались, а если и ремонтировались, то делалось это из рук вон плохо. Так, в 2003–м году замыкание проводки в Университете цветных металлов и золота привело к пожару, в результате которого погиб один человек[1].

В спорткомплексе Красноярского государственного университета, где проходили обязательные занятия по физической культуре и обучались студенты факультета физкультуры и спорта, не было и нет душевых.

Студенческие общежития находились в отвратительном состоянии. Никакого ремонта там не делалось вообще. Максимум – это покраска стен и побелка потолков. В одной комнате жили от двух до четырёх человек, все «удобства» – в коридоре. Общежития не подключались к Интернету централизованно, администрацией, студенты вынуждены были делать это самостоятельно.

Ни в одном из вузов нельзя было вести полноценные научные исследования. Рассмотрим в качестве примера историческую науку.

Все исследования ограничиваются краевым материалом, так как центральные архивы расположены в Москве и Петербурге, а ездить туда из Красноярска – дорого, мало кто может себе это позволить.

Фонд крупнейшей библиотеки края ни в какое сравнение не идёт со столичными библиотеками, ряд «ваковских» изданий («Этнографическое обозрение», например) библиотека не выписывает с 2005–го года, много книг – включая и особо ценные – просто пропали в перестроечные и постперестроечные времена.

Бесплатный выход в Интернет отсутствовал.

Такие вузы, как «Цветмет» и «Политех», имели репутацию рассадников коррупции, порождённой резко упавшим за последние двадцать лет уровнем образованности студентов и стремительным обнищанием преподавателей (т. е. студенты зачастую платят не потому, что их «валят», но потому, что не могут учиться, иными словами – они тупые; преподаватели, в свою очередь, берут взятки потому, что на зарплату доцента прожить непросто).

Катастрофически не хватало квалифицированных преподавательских кадров. Многие специалисты вынуждены были в начале 90–х пойти работать на частные предприятия.

Молодёжь идёт преподавать потому, что работать больше негде. Если идти на завод, то «без связей» возьмут простым рабочим, а торговать дисками в ларьке мечтает далеко не всякий дипломированный специалист.

Некоторые из старых преподавателей откровенно выжили из ума[2]. Яркий тому пример – доцент кафедры российской истории В. Я. Смотрицкий, из уст которого можно услышать бесподобные рассказы о том, как в 70–х в Академгородке (в Красноярске) гаишники охотились на инопланетян, как советская власть уничтожила грузинских негров, а абхазы – это йети, с которых опала шерсть. Иногда (возможно, в научном пылу) он переходил к прямым оскорблениям, называя девушек проститутками, или рассказывал о сексуальных связях Сталина и Берии.

Как известно, хамство свойственно многим сотрудникам государственных учреждений, однако эта печальная традиция коснулась и «людей науки». Доктор философских наук профессор факультета искусствоведения и культурологии В. И. Жуковский приобрел популярность тем, что кроет студентов матом.

Зашкаливает количество неопытных преподавателей, а зачастую – и откровенно некомпетентных в вопросах, которые они освещают на занятиях. Очень много выпускников на всех без исключения факультетах, получив в июле диплом, в сентябре уже читают лекции или занимают административные должности в деканате.

Положение студенчества – ненамного лучше.

На выпускников технических ВУЗов спрос невелик. Не осталось производства, куда могли бы пойти работать массы выпускающихся ежегодно инженеров. Выпускники автотранспортных факультетов тоже не очень популярны на рынке труда, несмотря на обилие автосервисов: разбираться в ремонте машин можно и без высшего образования, зато, соответственно, и платить можно в разы меньше.

В Университете цветных металлов и золота, часть студентов жила просто в нищете, а часть, наоборот, могла позволить себе все пять лет обучения давать взятки и таким образом продолжать учиться.

Материальное положение студента, который попробовал бы жить на одну стипендию, было бы просто бедственным. Базовая часть стипендии (без всех надбавок за отличную учёбу, научные и спортивные успехи) составляет около полутора тысяч, социальная – ещё около трёх, итого получается порядка чётырёх с половиной тысяч рублей. Здравый смысл подсказывает, что такой суммы на жизнь в Красноярске не хватит, а высылать большие суммы могут не все семьи. Здесь очень важно отметить отличие столичных вузов от провинциальных: если в Москву и Петербург едут учиться молодые люди из других, но всё–таки городов, то в провинцию, в Красноярск едет деревенская молодёжь, а уровень жизни на селе значительно ниже, чем в городе, и об этом нельзя забывать, рассматривая положение провинциального студенчества.

Тем более средств не хватает в условиях постоянного роста цен не только на товары первой необходимости, но и на услуги университетской библиотеки, выход в Интернет, ксерокопии и т.д. Чтобы выжить, приходиться устраиваться на работу[3]. Однако работодателю нет никакого дела до того, что студенту нужно бывать на занятиях до обеда и готовиться к семинарам после. Выбор такой: или учёба (а учиться впроголодь непросто), или работа. Естественно, работать приходится в ущерб учёбе. Либо днём, либо ночью, а утром – на занятия.

В таких условиях студент не может получить качественного образования, что автоматически ограничивает его будущую социальную мобильность, поскольку степень независимости от работодателя снижается[4] вместе с уровнем профессионализма и объёмом знаний. Таким образом, положение эксплуатируемого закрепляется со студенчества (хотя, по идее, именно «доступное» высшее образование призвано социальные барьеры рушить). А это – явный признак классового угнетения.

После реформы

После создания СФУ картина практически не изменилась, собственно, решать проблемы реформаторы и не собирались. Если что–то и меняется, то только в худшую сторону. Теперь уже можно слышать заявления о ликвидации деканов, вместо них теперь всем будут руководить директора институтов, обладающие «высокими способностями к менеджменту» читай: умеющие зарабатывать деньги. Исчезнут и деканаты, что будет вместо них – неизвестно.

Главным наглядным изменением стал ремонт.

Прежде, чем говорить о самом ремонте, нужно сказать пару слов об отечественной системе «освоения и распределения бюджетных средств». Бюджетное учреждение составляет смету на ремонт и подаёт заявку «наверх» в начале года, в январе–феврале. Но только в конце октября деньги перечисляются. Причём истратить их нужно до конца календарного года, то есть за два месяца. В противном случае в следующем году денег можно и совсем не получить.

По этой причине в середине ноября, когда температура на улице была около 20°С ниже нуля, в коридорах и кабинетах меняли окна. Занятия не прекращались. Вслед за этим стали ломать стены, меняли полы, трубы, батареи; работа дрелью сопровождалась таким шумом, что вести занятия становилось невозможно.

Но зато общежитий, находящихся в отвратительном состоянии, грандиозный ремонт вообще не коснулся. Во многих из них в потолках так и остались дыры, на 50 комнат (это порядка 100–150 жильцов) так до сих пор и приходится два туалета, одна кухня и несколько душевых. Всё оборудование и сантехника давно требуют не просто ремонта, но полной замены. Не обеспечивая централизованного доступа к Интернету, администрация заставила студентов за свой счёт провести изоляцию проводов.

Вот мнение жильца одного из университетских общежитий по поводу ремонта:

«Полностью отремонтировали лестницу, туалеты и умывальники только в одном крыле. По ходу ремонта выяснилось, что с договором со строительной фирмой какие–то проблемы. Короче, закончили всё второпях. В нашем крыле в умывалках на старые стены, пол и потолок, очень сильно обшарпанные, воткнули новые раковины. Туалет вообще не тронули, хотя на нашем этаже очень бы стоило его починить; если помнишь, в каком он был состоянии, – в таком он и остался. То есть срочного ремонта вообще не дождешься. Еще отремонтировали мужской душ, женский нет. Не думаю, что так планировали, видимо, с фирмой конфликт вышел».

В КрасГУ, при всех его минусах, никогда не отключали воду. В СФУ это стало нормой – особенно с началом ремонта. Нет воды – нет занятий (по санитарным нормам). Но иногда отключают не только воду, но и отопление – это в самом конце сибирской осени. Холод в аудиториях такой, что пар идёт изо рта. Сидеть приходится в одежде, но всё равно холодно. Только однажды студенты этому воспротивились и написали коллективную жалобу, что, впрочем, ни к чему не привело.

Ремонт сделан некачественно: где–то уже отваливается кафель, окна плохо закрываются, замки в дверях заклинивает. Причин, как обычно, две. Во-первых, как говорилось выше, деньги приходится тратить быстро, в течение двух–трёх месяцев, иначе они пропадут, а больше не выделят. Во-вторых, строительные подряды кому попало не отдают никогда[5], а «своим» фирмы могут себе позволить выполнять работу как попало.

Разумеется, невозможно детально описать схему, по которой воруют деньги, выделенные на ремонт. Мы можем только предполагать и догадываться. 16 февраля 2009-го года были оглашены итоги конкурса на строительство одного из новых зданий СФУ. Предприятием–победителем стал «Красноярскгорпроект», который обязался выполнить всю работу за 63,8 млн. рублей. Однако «наряду с «Красноярскгорпроектом» к участию в работе над проектом допущено ООО ПСМ «Просто» (Красноярск), как участник конкурса, предложивший наименьшую цену (35 млн. рублей)»[6]. Что это за предприятие, которое называется «Просто» да ещё и предлагающие выполнить все работы за сумму, вдвое меньшую той, в которую оценивала совокупность работ администрация вуза,– 79,5 млн. рублей?!

На фоне этого, однако, университет проводит шумные вечеринки в дорогих выставочных центрах или загородных горнолыжных базах отдыха и приглашает туда дорогих столичных «звёзд». Еще один пример «грамотного» освоения бюджетных средств – покупка рояля из эбенового дерева и слоновой кости стоимостью в 5 (!) млн. рублей[7].

Приведём мнение одного из студентов бывшего биологического факультета СФУ:

«Про СФУ лучше помолчу, слов нет. Ничего лучше не стало. Я вообще считаю, что, наоборот, хуже. У нас есть лаборатория, куда закупили много нового оборудования, но мы там не работаем. Нет, видите ли, специалистов, которые умеют на приборах работать (какого хрена вообще тогда покупали?! Пока они специалистов обучат – либо мы выпустимся, либо аппаратура устареет, что вероятнее). Они эти приборы только репортёрам показывают... Плюс только в том, что в корпусе ремонт сделали, правда, до нашего этажа (4–го) пока не добрались…».

* * *

Положение студентов после создания СФУ также не изменилось, но в чём–то даже стало хуже. Социальная помощь (разовые выплаты от профсоюза) уменьшилась: её стали выдавать меньшему числу людей и в меньшем объёме. Раньше почти каждый студент, обучающийся на бюджетном отделении, хотя бы раз в семестр, но получал её. Теперь – нет.

В 2008–м году в связи с пресловутым «болонским процессом» студентов СФУ стали в срочном порядке загонять на бакалавриат. То есть руководство вуза и факультетов оказывало давление на студентов третьих и четвёртых курсов для того, чтобы они стали бакалаврами, то есть покинули университет после четвёртого курса. Ни о каком изменении учебных планов речь не идёт. Диплом бакалавра – это почти диплом специалиста, но без дисциплин пятого курса и иногда дипломной работы. Просто механически отсекается год обучения.

Работники деканатов звонили студентам, их родителям, настаивая на переводе на бакалавриат. На бывшем биологическом факультете КрасГУ одну из групп насильно «сделали» бакалаврами.

Ситуация с преподавательским составом не изменилась.

Все новшества освещаются газетой, которая называется «Новая университетская жизнь». В КГУ, она называлась просто «Университетская жизнь». Раньше в газете публиковали даже материалы активистов НБП (!). Теперь – там только официальная хроника и сплошное славословие в адрес администрации.

«Венцом» истории СФУ от создания до наших дней можно назвать начало перехода вуза с бюджетного на автономный тип финансирования. Как известно, 3–го ноября 2006-го года президентом был подписан закон «Об автономных учреждениях»[8]. Суть закона сводится к тому, что государство сокращает любое финансирование до абсолютного минимума и предлагает вузу зарабатывать деньги самостоятельно. В СФУ политику правительства поняли, что заметно из выступления ректора СФУ Е.А. Ваганова:

«Сейчас мы заслушиваем директоров–организаторов о том, каким они видят ближайшее будущее их институтов. Они выстраивают свои институты таким образом, чтобы составляющая притока денежных средств шла не за счет платного обучения. Платное образование – это то, что необходимо делать в сложившейся ситуации. Если есть потребность – она должна быть реализована. Я говорю о тех деньгах, которые зарабатываются за счет науки, научно–производственной деятельности. Оценка их видения развития университета показывает, что зарабатывание денег будет возрастать в этом году. Самое главное – они знают, как этого добиться»[9].

Борис Кагарлицкий прокомментрировал этот закон так:

«Слово “автономия” красиво двусмысленное. Вроде бы не свобода и не независимость. Но вроде как что–то хорошее. Между тем речь идет о фактической поэтапной приватизации учреждений культуры и образования, которые теперь по воле чиновников (или собственной администрации) будут становиться не столько «автономными», сколько коммерческими. <...> {В законе} прямо говорится о создании “более четкого разделения между покупателями и производителями услуг отраслей социальной сферы”. Товар – деньги – товар. И ничего более»[10].

Социолог и политолог Александр Тарасов, описывая схожие процессы в высшем образовании Греции, отмечает:

«В Греции, в соответствии с Болонскими соглашениями, запланирована приватизация учебных заведений, а поскольку это незаконно, предложена абсолютно та же схема, что и у нас в России: государственные учебные заведения получают статус “автономных”, а уж “автономные” можно и приватизировать – про “автономные” в законе ничего не сказано!»[11].

* * *

Все описанные выше изменения, связанные с созданием СФУ, свидетельствуют об одном: никто с самого начала и не собирался что–либо менять к лучшему, несмотря на все заверения. Чтобы представлять фактические цели, которые ставили – и ставят − перед новым вузом реформаторы, процитируем «Программу развития СФУ на 2008 год»[12]:

«В Стратегии экономического развития Сибири в качестве приоритетных обозначены следующие области:

* Развитие производственной инфраструктуры, связанной с переработкой наиболее важных стратегических сырьевых ресурсов, таких как нефть, газ, уголь, цветные и драгоценные металлы…».

Сырьё – на первом месте.

«Основной вес в стоимостной структуре проектов – около 88% необходимого финансирования – принадлежит сырьевому комплексу: нефтегазовому – 80%, доля металлургической и горнорудной отрасли – 6,8%, лесного комплекса – 1,6%», – написано в «Концепции Национального университета в Сибирском федеральном округе»[13].

Можно предположить, что причина кроется в углублении международного разделения труда и «втаскивании» в эту систему России, превращении её в отсталую страну, страну «третьего мира», страну периферийного капитализма.

В такой ситуации самостоятельное и разнообразное производство и обслуживающие его высококвалифицированные кадры становятся дорогостоящим излишеством. Для чего стране ежегодно тысячи специалистов в различных отраслях знания, если страна всего лишь должна поставлять нефть, газ и другие полезные ископаемые? А для этого специалист с высшим образованием не требуется; нужен человек, который мог бы просто управляться со станком, вовремя жать на кнопки и при этом радоваться своей убогой жизни, не помышляя о протесте. Значит, высшее образование, не выполняющее эти задачи, нужно ликвидировать[14].

Вот что о запросах современного российского образования говорит социолог и политолог Б. Кагарлицкий:

«Современное российское общество для той экономики и той социально–политической системы, которые оно сегодня имеет, слишком образованно. Мы слишком много знаем (Выделено мной. − Н.С.). И для предотвращения социальной катастрофы, которая неизбежно наступит в противном случае, нужно в течение примерно 10 ближайших лет разрушить систему образования и довести общество до интеллектуальной деградации. Потому что, если общество не дойдет до массовой интеллектуальной деградации, оно просто может не позволить делать то, что с ним делают»[15].

Львиная доля советской промышленности, приватизированной в 90–х гг., намеренно банкротилась новыми собственниками при поддержке режима[16].

Выжившие в 90–х годах предприятия и работники деградировали:

«Общее падение профессионального и образовательного уровня в 90–е привело к тому, что молодой токарь не может прочитать чертёж детали, прессовщик не знает, как работает гидравлический пресс, а вальцовщик – от чего зависят параметры прокатки. Естественно, в процессе работы эти знания постепенно перенимаются у опытных напарников, однако в советское время начальная подготовка позволяла человеку сразу заниматься тем, чему он обучен. Теперь же сложилась достаточно странная ситуация, когда токаря нужно учить на токаря, вальцовщика – на вальцовщика и т.п. уже после того, как они получили диплом о профильном среднем профессиональном образовании»[17].

Уничтожением советского высшего образования режим убивает сразу двух зайцев: с одной стороны, исчезают необоснованные с точки зрения системы расходы, а с другой, блокируется возможность появления хорошо образованных, но при этом безработных масс людей. Если раньше система образования была ориентирована на подготовку развитых личностей, то теперь её целью стала штамповка узких специалистов. Даже те, кто в новых условиях получит высшее образование, с необходимостью умнее не станет. А чтобы наверняка нейтрализовать даже всякую мысль о протесте, Система создаёт общество потребления. В нашем случае – его бледную тень от западного оригинала[18].

Формируется одномерное общество с одномерными людьми и одномерным мышлением. Такие люди способны только потреблять, удовлетворять первичные физиологические потребности и получать удовольствие от суррогата культуры – масскульта.

«Это и есть чистая форма рабства: существование в качестве инструмента, вещи. И то, что вещь одушевлена и сама выбирает свою материальную и интеллектуальную пищу, то, что она не чувствует себя вещью, то, что она привлекательна и подвижна, не отменяет сути такого способа существования»[19].

Итак, что же мы имеем в итоге? А мы имеем Сибирский федеральный университет, призванный уничтожить остатки высшего образования и окончательно превратить студентов в послушное стадо, не осознающее своего бедственного в экономическом и культурном плане существования. Образование (хорошее) – только богатым – в столичных или зарубежных университетах. Бедным – на социальное дно, в лучшем случае – с диплом бакалавра на руках.

В 90–х у нас уже пытались одним ударом смести высшую школу (впрочем, и среднюю тоже)[20], однако, тогда планы правительства провалились в результате ответных протестных действий студенчества[21].

На сегодняшний день, как мне кажется, говорить об организованном студенческом протесте невозможно. Во–первых, студенты 90–х годов имели иной – советский социальный опыт, уровень сплочённости в их рядах был значительно выше. Современная молодёжь раздавлена агрессивной пропагандой индивидуализма и консюмеризма. Во–вторых, нынешняя экономическая обстановка несколько лучше той, которая имела место в 90–х. Разумеется, на фоне конца 80–х падение уровня жизни населения ощущалось как катастрофа. Однако небольшой экономический рост и социальная разобщённость исключают сегодня возможность организованного протеста.

Социолог и политолог А. Тарасов также считает, в современном российском обществе студенческий протест маловероятен,

«студенты живут в мире иллюзий, тщательно навязываемых им как продажными СМИ, так и преподавательским корпусом. Студентам навязываются индивидуалистические и технократические установки: нужно быть узкими специалистами и много зарабатывать, а зарабатывать нужно, чтобы много потреблять. <...>Навязываемый и пропагандируемый индивидуализм, дух “свободной конкуренции” вообще не способствует совместным организованным действиям. Он подталкивает к предательству товарищей, к доносительству, а не к совместной борьбе за общие интересы …»[22].

Классовая структура российского общества сформировалась окончательно, однако осознание это процесса широкими массами, как это всегда и бывает в истории, запаздывает. Наше общество стало закрытым, лифты вертикальной мобильности практически уничтожены, что бы там не говорила официальная пропаганда. Бедные будут только беднеть, «прорваться» наверх, следуя правилам Системы, они не смогут.

Можно предположить, что без серьезного кризиса вряд ли может наступить массовое прозрение. Аппарат власти пока слишком силён, чтобы можно было в одночасье сломить его мощь.

Итак, студенты должны понять:

1) правящим слоям на них наплевать, массы филологов, историков, философов, физиков, химиков, биологов и пр. системе не требуются, с них нельзя получить прибыль. Они – обуза, и потому должны исчезнуть или деградировать в узких специалистов.

2) Бороться нужно не просто за сиюминутные интересы, не только за то, чтобы более-менее нормально проучиться ближайшие пять лет – а там хоть потоп. Бороться нужно против существующей социально–экономической системы, Нельзя быть эгоистом и думать только о себе и своих интересах; это – стратегия самоуничтожения, которая навязывается правящими группами. И до тех пор, пока студенты этого не поймут и не начнут силой вырывать свои права из рук правящего класса, они будут оставаться не более, чем instrumentum vocale.

По этой теме читайте также: