Заметки инженера-конструктора

После прочтения статьи «Российская промышленность: окончательный диагноз» у меня появилось желание поделиться с читателями журнала «Скепсис» своим видением проблемы. Почему оно может быть интересно для них? Наверное, потому, что я живу и работаю в Белоруссии. Статья про российскую промышленность — это статья про российскую промышленность. Я полностью согласен с анализом причинно-следственных связей и не претендую на то, чтобы поправить автора. Мое личное мнение о процессах, происходящих в постсоветской промышленности, после прочтения его статей лишь укрепилось. Однако я считаю необходимым так же подробно описать схожие процессы в белорусской промышленности (главным образом — в машиностроении).

Я думаю, для начала стоит познакомить читателя со мной. Я молод, мне 29 лет. Начало моей трудовой деятельности имеет сугубо пролетарский оттенок: волею судеб руководителей системы образования вместо инженера-технолога я стал техником по наладке станков с ЧПУ (после техникума). Затем была работа по специальности, потом — мастером, начальником БТК и наконец — конструктором на этом же предприятии. К тому времени я закончил учебу на заочном отделении Белорусского Национального Технологического Университета. Никакими знакомствами и «волосатыми руками» я не обладал, что является в наше время редкостью. Тем более важным мне кажется описать свой производственный опыт.

Начать стоит с общей информации о месте белорусской промышленности в советской экономике. БССР всегда называли сборочным конвейером СССР. Причина кроется в том, что при почти полном отсутствии ресурсной базы практически в каждом крупном городе Белоруссии присутствует значительное количество машиностроительных предприятий. В Минске же до сих пор существуют целые промышленные районы: Тракторный (минский тракторный, моторный, завод шестерен, завод автоматических линий), АВТАЗ (МАЗ и МЗКТ), Амкодор и многие другие.

Пожалуй, главная отличительная особенность этих гигантов — наличие у каждого из них своей конструкторской школы. В двухтысячные годы (вследствие благотворных процессов в белорусской экономике) началось их закономерное слияние, однако этот процесс довольно быстро стал стагнировать. За 90-е годы белорусская машиностроительная промышленность, безусловно, потеряла часть своих производственных мощностей в виде небольших предприятий, в большинстве своем — узконаправленных (инструментальные, ремонтные и т.д.). Однако большие предприятия сохранили свой потенциал, и оборудование в них не уходило на слом, в отличие от практически всех крупных российских заводов; исчезло лишь то оборудование, которое было невозможно отремонтировать. Автор данной статьи работал наладчиком автоматических станков для мехобработки в начале двухтысячных. Мне достались разрозненные автоматические механообрабатывающие линии 1974 года (релейные), но о дате их изготовления я узнал лишь позже, проверяя техническую документацию. Забегая вперед, зададимся вопросом: способна ли сегодня белорусская станкостроительная промышленность «родить» автоматизированный участок по изготовлению сложного изделия высокой точности? Ответ будет очевиден: более неспособна.

Но вернемся к реалиям белорусской промышленности и моего родного предприятия. Говорить буду лишь о фактах и тенденциях, с которыми столкнулся лично.

Начнем с теоретической базы, с системы образования. В Беларуси эталоном инженерного образования был и является БНТУ. Учеба на заочном отделении позволяет увидеть изнанку системы когда-то действительно качественного образования. Приведу пример из личного опыта: в группе 25 человек, из них 15 связано с работой на машиностроительном предприятии — и при этом покупается абсолютно всё, порой у самих же преподавателей. Я был наивен, когда думал, что данная ситуация не относится к дневному отделению. Я очень сильно ошибался. Мне повезло, так как до этого я получил «уникальное» средне-специальное образование «советского образца», а уж затем высшее. Его уникальность заключалась в трехступенчатой системе: профессиональное, средне-специальное и высшее в одном «флаконе» — в общей сложности 7 лет обучения от азов работы на станке с практикой до высших технических дисциплин, с пониманием связи между ними! Но по каким-то загадочным причинам такая схема учебы (унаследованная с советских времен, когда качественный техникум давал знания на уровне современных институтов) в нынешней Белоруссии не прижилась. Классическая же советская система высшего образования сохранилась в очень уродливом виде — теперь все можно купить. Фактически на каждом факультете есть «магазин» по продаже курсовых и дипломных работ — всё, как и в России. Я склоняю голову перед пожилыми преподавателями «советской» закалки, не потерявшими чувства собственного достоинства, могущими и умеющими делиться знаниями и опытом, — но их единицы.

Но вездесущая коррупция в процессе учёбы — это еще не самое ужасное. Я сталкивался с чудовищными явлениями наподобие того, что целая кафедра режущего инструмента содержится и спонсируется фирмой Sandvik [крупная шведская машиностроительная компания — прим. ред. «Скепсиса»]. «И что в этом плохого?» — спросит далекий от производства читатель. Давайте поясню на конкретном примере: когда вам вместо знаний подкладывают каталог с инструментом, вам подменяют знания рекламой, вас привязывают к производителю, а затем вполне конкретный технолог не может подобрать технологическую оснастку лишь потому, что ее не было в каталоге! Выбирая инструмент «по каталогу», а не проектируя с нуля, технолог просто вынужден ориентироваться на определенные режимы под этот инструмент, указанные в том же каталоге, и в результате грамотный наладчик никогда не воспользуется такими режимами — ведь надо инструмент подстраивать под конкретное оборудование, а не наоборот... Из-за таких методов работы теряется точность, происходит быстрый износ оборудования, из-за возникающих вибраций инструмент быстрее выходит из строя. Никогда на моей памяти не получалось выходить на требуемую производительность путем простой замены инструмента, особенно это правило действует при крупносерийном производстве на специальном оборудовании. Но есть реклама «Сандвика», есть безграмотные и бездарные специалисты, которые считают, что если у автомобиля тупо заменить колеса на бóльшие, то автомобиль поедет быстрее без каких-либо последствий — и все работают по такой схеме. Нет, технолог — далеко не глупый человек, но у него просто нет нужных навыков по созданию технологии — у него есть только каталог инструмента... Такая же ситуация с гидравликой, станкостроением, электрикой. Как вы думаете, можно ли вообще пускать в цех каких-то «специалистов по продажам», которые с помощью аэрозоля в баллончике обещают поднять стойкость инструмента для глубокого сверления? У нас пускают — ведь у них есть каталоги с зарубежным товаром... Технолог теперь не умеет считать припуски, не знает собственного оборудования; подгоняемый заданиями на увеличение производительности и снижением коэффициента использования материала, он может выдавать в производство самые ублюдочные (не могу подобрать другого слова) приспособления. Например, токарный станок 16К20 20-ти летней давности подрезает 8 кулачков одновременно на шестисотмиллиметровом валу отрезными (sic!) резцами, естественно, из-за этого идут вибрации, происходят частые поломки инструмента, создается невообразимый шум, в результате подобных режимов работы идет проворот вала в пневматическом патроне... Выход из ситуации: замена резцов на проходные, но отогнутые — с необходимой переточкой после покупки (в каталоге нет подходящих — какая жалость!) — и дифференциация данной обработки на разные операции. Ужас в том, что все эти корректировки потом делаются не технологом, а самим рабочим-наладчиком. Доходит до того, что технолог приходит с этим самым каталогом к наладчику. Технологический процесс с картами на «синьке» прилагается, только вот так получается, что технолог не может их просто «переиздать», ведь ему придется снабдить их утерянными расчетами, которые он сделать не может — и он сует рабочим старые... А знаете, как происходит развесовка центра тяжести детали двигателя (допуск 10 г, при массе общей 1,8 кг)? Держитесь за стул, господа: с помощью 2-х весов ВНЦ-2М [весы настольные циферблатные, предназначены для взвешивания продуктов в предприятиях торговли и общепита — и уж точно не приспособлены для наладки центра тяжести двигателя — прим. ред. «Скепсиса»]! Я был наладчиком данного, с позволения сказать, «оборудования», а причиной использования этого исключительного убожества послужила невозможность обслуживания автоматизированного станка HOFFMAN в середине 90-х годов — его попросту однажды вывезли из цеха и разодрали на цветмет. Все описанные мною события происходят на крупном и серьезном заводе.

О планировании производства в условиях незнания технологами технологии: определить объем продукции, которую может произвести цех, способен только начальник участка «на глаз»; все потуги отдела главного технолога, цехового планово-диспетчерского отдела — это филькины грамоты, на основании которых, впрочем, определяется ритмичность конвейера, соответственно, идут постоянные сбои в ритмичности, назначаются дополнительные смены и т.д.

Мы подходим к одному из основных выводов: подавляющая часть станочного парка БССР утеряна по причине отсутствия его технического обслуживания из-за невозможности приобретения комплектующих и утраты технических специалистов. Что характерно, массового вывоза оборудования с целью его продажи не было, было простое вымирание станкостроительных предприятий. На данный момент, к примеру, считаются утерянными заводы им. Кирова, Вавилова, МЗАЛ, МЗОР — это все довольно мощные станкостроительные предприятия, они не умирали моментально, это заводы, производившие узкоспециализированное оборудование, которое оказалось ненужным по мере постепенной утраты технологий...

Примечательно, что закупки нового станкового оборудования производятся без учета существующих технологий и перспективных разработок, т.е. покупается широкоуниверсальное оборудование (многокоординатные станки с ЧПУ). Сомнительна здесь не только экономическая целесообразность, но и эксплуатационная, т.к. оборудование не отечественное — и его техобслуживание затруднено и связано с большими затратами. Покупка такого оборудования обрекает на невозможность серийного производства конечного изделия, максимум — мелкая серия. При этом обучение производственного персонала не ведется — просто выбираются наиболее опытные наладчики, которым приходится руководствоваться только сопутствующей литературой. Вышестоящее руководство просто не понимает цеховых специалистов — между ними пропасть. Такая же пропасть между технологом и (еще более неграмотным!) заводоуправлением. Всё, как в басне у Крылова.

При этом в цехах исчезают контрольные столы, щупы, шаблоны, лекала и другая технологическая оснастка; заточное отделение состоит из неграмотных остолопов, которые понятия не имеют, что такое измерительный инструмент, или не проходили простую теорию режущего инструмента...

В РБ действует нулевой таможенный сбор на ввозимое технологическое оборудование, что отчасти правильно, но только этот закон уже действует на протяжении 15 лет, а положительных тенденций в станкостроении нет — фактически мы полностью зависим от внешних закупок.

Однако вывод в итоге придется сделать следующий: существующее положение вещей устраивает руководство, т.к. готовое изделие производится и обеспечивается получение прибыли.

Теперь мы можем, наконец, перейти к собственно конструкторской части, т. к., не изложив всего вышесказанного, я не смог бы описать сложившуюся ситуацию с разработками новых изделий.

В настоящее время любой, кто захочет организовать новое производство, столкнется с колоссальными трудностями. И первая трудность, которая его ожидает, — это поиск разработчика. Если изделие простое — это не составит особого труда. А вот если изделие сложное, то придется столкнуться с крупными предприятиями. В белорусских реалиях негосударственные организации стараются обходить государственные стороной. Причина тому — особенности работы в условиях сохранившейся, но деградировавшей до предела плановой экономики, к тому же вынужденной сосуществовать и конкурировать с рыночным сектором. Да, дорогой читатель: белорусская экономика во многих своих областях следует жуткому набору указаний из министерства — что, кому и сколько делать — и не менее жуткому набору показателей, испытывает постоянный контроль со стороны государства в лице бюрократии и т.п. Министерство, к примеру, доводит рост экономических показателей до предела — несмотря ни на что, даже если предприятию не требуется выпуск такого количества продукции, не требуется потому, что так диктует рынок. Высшее руководство просто не хочет принимать во внимание определенные рыночные механизмы и работает по старой советской схеме, так, словно СССР до сих пор существует. Все белорусские предприятия работают либо на внутренний рынок, либо на российский.

В таких условия исчезла взаимосвязь между заказчиком и потребителем. Пробиться частному заказчику с нестандартным заказом на госпредприятие стало сложно. Предприятие, рассчитанное на крупносерийный выпуск продукции, с огромным трудом выполняет такой заказ, ведь чтобы сформировать цену на такой заказ, необходимо отойти от серийной технологии, а значит, организовать целый ряд производственных, технологических, конструкторских мероприятий, а главное — объяснить суть этих мероприятий заводоуправлению. В советское время внедрение новых технологий и выполнение новых заказов было возможно (хотя и затруднено в поздний советский период) благодаря тому, что руководство заводов не было окончательно оторвано от производства. Сейчас же безграмотное заводоуправление работает либо по строгим инструкциям министерства промышленности, экономики и прочих ведомств, либо вообще не способно понять, чего хочет заказчик, т.к. состоит из «белых воротничков» (см. статью «Почему я не хочу быть “белым воротничком”»). Проходят месяцы и даже кварталы от технологической проработки задания до конечной цены, на которую могут рассчитывать потребители. И, как правило, покупатель не ждет столько времени. Исчезла та практика, когда перспективы сотрудничества видятся как долгосрочные. Сегодняшний собственник не ждет долгосрочную прибыль, он ищет краткосрочную прибыль. Но эту самую краткосрочную прибыль частному производителю не может обеспечить государство с деградировавшей плановой экономикой. В былое время такой проблемы не существовало за счет самой широкой кооперации предприятий на общесоюзном уровне и стабильно высоких заказов в растущей, пусть и с замедлениями, советской экономике. Теперь же осиротевшая экономика Белоруссии с мощным госсектором переносит накладные расходы серийного производства и на производство единичное (то есть затраты возрастают вдвое-втрое или даже больше). Таким образом, сохранившееся машиностроительное предприятие с огромным заводоуправлением и производственными площадями становится, несмотря на все производственные мощности, немощным и глупым, когда надо выпустить единичное изделие.

Вторая трудность вытекает из первой: конструктор разучился работать. Целые бюро сидят на древней документации, выпуск новой попросту никому не нужен, она практически не востребована, ведь Белоруссия в плане экспорта, как ни крути, ориентирована на Россию и остальные страны СНГ, которые стремительно теряют (уничтожают?) собственную промышленность и которым почти не требуются ныне сложные разработки белорусов. Редкие прорывы зачастую случаются благодаря заказам на зарубежных рынках (скажем, новейшие карьерные самосвалы «БелАЗа», разработанные для Австралии, Венесуэлы и т.п.), но стоит ли говорить о том, как тяжело стране «третьего мира» продвигать свою продукцию и конкурировать с предприятиями «первого мира»... Между тем конструкторский ум требует упражнений. Их отсутствие приводит к утере навыков своего дела. Какие навыки может почерпнуть молодой человек, пришедший на завод, у людей, которые эти навыки теряют? В первую очередь эта деградация видна по безграмотности чертежей; к безграмотности чертежей добавляются требования нормоконтроля: чтение ГОСТ стало каким-то моветоном, и чертеж в результате сделан по ЕСКД, но плохо читаем и не несет практически никакой информации ни технологу, ни рабочему, ни контролеру. Нетрудно догадаться, сколько в дальнейшем будет потрачено усилий на устранение тех или иных недостатков, заложенных еще на стадии чертежа... Оказывается, что ребята, пришедшие из университета, в глаза не видели ГОСТов по оформлению чертежей, и все навыки оформления получены ими от преподавателей, т.е. в наличии у них в лучшем случае сугубо теоретические знания. К хроническим недостаткам относятся неумение чтения отклонений, незнание оборудования и типовых технологий. Первое, с чем я вынужден ознакомлять бывших студентов — это различная руководящая документация, доставшаяся мне по наследству от конструктора, к которому я пришел работать, — вот только мне в свое время ничего не надо было объяснять про отклонения и допуски... К слову, когда он говорил, что мне придется жить в гораздо худшие времена, я не придавал этому особого значения. Но чем дальше в лес… Предприятия действительно теряют мозги: одни ищут более прибыльные места в частном секторе, другие — уходят на пенсию. Те, кто что-то знает, — уходят из-за зарплаты. Зарплата рядового конструктора на государственном предприятии — 400–600 $, и это для тех, кто ведет сложные изделия; при этом зачастую обычные рабочие и наладчики оборудования получают 800 долларов и выше. А фирма по производству фасадов из алюминия предлагает работу от 1000 долларов! Представьте себе, что конструктор, который вел задний мост, коробку передач или трансмиссию, получает меньше, чем тот, кто рисует чертежи, на которых простейшие профили стягиваются болтами... О каком машиностроении может идти речь? В государственном машиностроении рабочий нужен больше конструктора или технолога, но меньше начальника. В действующей связке начальник-рабочий, увы, нет места грамотному технологу или конструктору.

Проблема третья — оснащенность системами САПР (автоматизированного проектирования) и, в частности, современными CAD (Computer Aided Design) системами и умение их применять при проектировании. Старые специалисты в них проектировать неспособны (впрочем, их почти не осталось в живых), а новые не обладают базовыми конструкторскими знаниями. Согласно же современным требованиям проектировать нужно только в CAD. Над большинством белорусских предприятий можно смело вывешивать пиратский флаг. Нынешние разработки делаются на нелицензионном ПО, и многие нынешние разработки — копия, притом порой китайская копия [абсолютно та же ситуация на огромном числе российских машиностроительных предприятий — прим. ред. «Скепсиса»]. Я не буду называть конкретные изделия белорусской промышленности, но их, копий, больше, чем вы думаете. Иностранный инвестор при виде всего этого рвет на себе волосы, у него в голове не укладывается, что можно так работать. Причем зачастую изделие передирается чуть ли не один к одному, без учета собственного опыта. Где конструкторская мысль? Ее нет, разве что оформлен чертеж. Но чертеж — это лишь обрамление идеи конструктора; получается, что обрамление есть, а идеи нет. Копирование всегда происходит со строгим указанием — ничего не менять в конструкции. Результаты при таком «конструировании», как правило, не заставляют себя долго ждать: вылезают даже не «детские» болезни — копии хронически не дотягивают до своих прототипов, а заявления технологов о том, что данное изделие требует определенных «нетипичных» технологий, не воспринимаются всерьез руководством. Нужны штуки, объемы производства, есть план по новым видам товарной продукции. В этом смысле конструкторская идея отброшена лет эдак на 50 назад. Более того. Я знаю не один десяток загубленных собственных разработок предприятий, брошенных в угоду копированию и быстрому введению в производство того, что скопировано...

Конструкторская мысль развивается непрерывно, причем если мысль потеряла текущую ступень развития, ее цель, ее задачи, ее опыт, то ты начинаешь не с прошлой ступени — ты начинаешь сначала. В этом смысле, на мой взгляд, мы еще даже не начинали — и можем не начать. С тех пор как распахнулись ворота неуправляемого рынка, индустриальный комплекс СССР начал разваливаться — и этот процесс еще далёк от завершения. Какие-то собственники решили, что в сложившейся ситуации им проще избавиться от предприятия путем его полной или частичной продажи по остаточной стоимости, какое-то госпредприятие доживает свой век, постепенно отставая со своими технологиями 70-80 годов и не умея встроиться в существующий рынок... По факту сейчас развиваются только те технологии и машины, которые используются для работы с сырьевой базой соседней России и стран СНГ. Деиндустриализация еще не закончилась, а мы еще не поняли, что мы уже не можем создавать без чьей-либо помощи, и порой отныне конструктор не может даже повторить работу своих предшественников.

История, как известно, не терпит сослагательного наклонения, но читатель может увидеть уникальный пример того, как часть советской промышленности не исчезла вместе с плановой экономикой. Не исчезли заводы, не исчезли люди — исчезла система образования, исчезли идеи и стимулы для их развития, исчезли машиностроительные предприятия-партнеры со всех остальных республик Союза, и белорусская промышленность словно застыла в своем советском виде с вкраплениями завезенного иностранного дорогущего оборудования. Безусловно, это лучше, чем разрушенные предприятия в России. Но это предприятия без своих идей, ровно с теми технологиями, что достались нам от СССР. Выпускаемая тут продукция отстает на 20–30 лет — ровно с того времени, когда не стало того государства. Деградировавшая и осиротевшая плановая экономика Белоруссии в отсутствие СССР так и не смогла скреститься с рыночной. То, что сейчас происходит в синеокой, должно было произойти. На основном рынке сбыта — в России — теперь новые игроки, игроки иностранного пошиба, известные бренды, фирмы — и белорусским промышленным товарам российские капиталисты не слишком рады (не говорим здесь о сельскохозяйственной продукции, мебельной и обувной отраслях, по всей видимости, сохраняющих свои сильные позиции). Сейчас российский собственник в лице КамАЗа забирает МАЗ (до этого МАЗу прикрыли импорт в Россию, на МАЗе стал собираться склад, предприятие обросло долгами, было юридически поделено заранее, и всё это при том, что МАЗ в процентном отношении загружен существенно больше, чем КамАЗ!), МЗКТ также уходит к российскому собственнику. На очереди и другие промышленные предприятия, которые достанутся российскому собственнику задешево, по схеме, аналогичной МАЗовской. Одно из немногих исключений — продолжающееся существование и развитие БелАЗа, уникального предприятия мирового уровня с уникальной номенклатурой. Однако стоит понимать, что БелАЗу удалось выстоять именно за счет широкой кооперации с иностранными производителями комплектующих и поиска потребителей за пределами России. Большинство же предприятий белорусской промышленности не смогло так перестроиться, и, по всей видимости, их ожидает печальная судьба. Заслужило ли теперешнее руководство заводов такого? Безусловно. Руководство всё так же досиживает свой век, будущие должности и роли уже распределены, стать руководителем белорусского предприятия сейчас — это все равно что сунуть голову в петлю и ждать, когда у тебя выбьют из-под ног стул. И восточные соседи не гнушаются это делать. Я не русофоб, но это правда. На наших глазах готовится уничтожение независимой белорусской экономики и встраивание Беларуси в мировую капиталистическую систему на правах зависимой периферии (как это уже произошло с остальными бывшими советскими республиками), в данном случае — еще и с огромной зависимостью от России. Нетрудно понять, что в рамках капиталистической логики иначе быть не может — и дело здесь не в самой плановой экономике Белоруссии (вполне эффективной до распада СССР), а в том, что эта плановая экономика в современных условиях должна быть организована на новых началах, а не на базе позднесоветской стагнировавшей системы. Остается вопрос: способно ли белорусское руководство осознать данный факт и перестроиться, чтобы сохранить статус Белоруссии как экономически независимой страны?

По этой теме читайте также: