Александр II не единожды сталкивался с индивидуальным террором против своей персоны. Начало ему положило покушение Дмитрия Каракозова 4 апреля 1866 года. В 1860-е годы устойчивой революционной традиции в России ещё не сложилось, а подполье было малочисленным и плохо организованным. При этом популярность антиправительственных идей, нигилизма, социализма, запрещённой литературы и прокламаций значительно возросла в сравнении с николаевским правлением. Исследователи отмечают, что для части молодежи это было привлекательной модой[1]. В этой среде, желавшей деятельности, имели место разного рода авантюры и мистификации. Попробуем реконструировать историю одной из таких мистификаций, повлиявших на решение несостоявшегося цареубийцы Каракозова.
После покушения были арестованы и Каракозов, и его товарищи по московскому революционному кружку во главе с двоюродным братом покушавшегося Николаем Ишутиным. От участников кружка власти узнали о существовании некоего Европейского революционного комитета (ЕРК). По словам арестованных, известие об этом комитете передал им Ишутин со слов их петербургского знакомого Ивана Худякова, бывшего с августа по ноябрь 1865 года за границей и встречавшегося там с русскими эмигрантами[2]. После возвращения в Россию Худяков рассказал Ишутину о комитете, который «помогает революционным движениям во всех государствах» и включает в себя русских, французов, англичан, «потому-то и называется он Европейским комитетом»[3]. Следствие восприняло эти сведения всерьёз: в обвинительной речи на процессе каракозовцев министр юстиции Д.Н. Замятнин пришёл к выводу, что ЕРК был образован в начале 1865-го «представителями крайних революционных стремлений в Европе» с целью «содействовать успехам революции во всех странах систематическим убийством царствующих особ и высокопоставленных правительственных лиц»[4].
Показания ишутинцев о ЕРК обрывочны, путаны и бессистемны. Сам Худяков ни на следствии, ни в суде, ни в своих воспоминаниях, написанных в ссылке, не признался в знакомстве с русскими эмигрантами и в знании о существовании ЕРК. Ишутин, ссылаясь на Худякова, говорил, что комитет может доставить в Россию оружие, а также «гремучую ртуть и орсиниевские бомбы» (по имени итальянца Ф. Орсини, в 1858 году бросившего бомбу в карету Наполеона III). По словам Ишутина, Худяков упоминал о своей связи с комитетом, один из членов которого должен был приехать в Петербург[5].
От Ишутина участники его кружка узнали, что целями ЕРК были террор и цареубийства (по словам Н.П. Страндена, «на всём земном шаре»); его съезды «бывают в Женеве» (М.Н. Загибалов в связи с ЕРК упоминал о некоем планируемом съезде европейских революционеров в Буковине с участием Герцена, Огарёва и Мадзини); в случае успеха революции в России комитет смог бы снабдить русских 10 тысячами рублей и оружием; также ЕРК собирался «переводить, писать и печатать разные социальные книги с тем, чтобы пересылать их в Россию»[6]. Как говорил Худяков, за границей «делаются взрывательные бомбы, которые могут взрывать вагоны на железной дороге и пароходы на морях, и прямое назначение которых в истреблении царских фамилий». Странден слышал это во время разговора Ишутина с Худяковым, проходившего, однако, в шутливом тоне — разговор «был прерываем с обеих сторон частым смехом»[7]. Главный подследственный Каракозов также слышал о ЕРК от Худякова; кроме этого, Худяков при нём называл членом комитета и себя[8].
Что же скрывалось за ЕРК? М.М. Клевенский подчёркивал, что рассуждения о комитете не только явились «отправной точкой» для попытки ишутинцев организовать особый кружок «Ад», но и подтолкнули Каракозова к осуществлению покушения на царя[9].
А.А. Шилов и Клевенский считали, что под ЕРК подразумевался I Интернационал Маркса и Энгельса (1864–1876)[10]. Причины, по которым сведения о нём попали в Россию в таком «странном и извращённом виде», Клевенский видел в «мистификаторской тактике» Ишутина, имевшей целью «поднять революционное настроение молодёжи»[11]. Впоследствии эту гипотезу поддержали Б.П. Козьмин, В.Г. Базанов и другие историки[12].
Склонность Ишутина к преувеличению и выдумкам не подлежит сомнению, и, вероятно, в дошедших до нас сведениях о ЕРК есть его авторский элемент. По свидетельствам участников кружка О.В. Малинина и Д.Л. Иванова, Ишутин и не в контексте разговоров о ЕРК упоминал Орсини, считая, что его поступок — «вещь очень хорошая»[13]. Однако мнение, что Худяков передал реальные сведения, а переиначил их только Ишутин, не учитывало агентурные записки чиновника А.Л. Трохимовича[14], подосланного III отделением в 1867–1868 годах к находящемуся в ссылке Худякову. Трохимовичу удалось войти в доверие к революционеру, и тот рассказал ему, что виделся за границей с Герценом и членами ЕРК. Также Худяков, комментируя покушение Березовского на Александра II, предположил, что оно связано с комитетом[15]. Очевидно, что Худяков искренно верил в существование ЕРК, хоть и не раскрыл Трохимовичу никаких подробностей.
По мнению Э.С. Виленской, I Интернационал вряд ли мог показаться Худякову тайной и законспирированной организацией[16]. Она связывала ЕРК с идеями Михаила Бакунина, разрабатывавшего в 1860-е годы проекты тайных международных организаций, которые он нередко противопоставлял Интернационалу («Альянс», «Интернациональное братство»)[17]. Тот факт, что Худяков описал бакунинскую организацию в масштабах, каких она не имела, объясняется умением Бакунина «внушать представление о крупном размахе своей деятельности и планов»[18]. В отечественной историографии версия Виленской признаётся до сих пор[19].
Отметим слабые стороны этой гипотезы. Нет данных, позволяющих утверждать, что Худяков мог контактировать с Бакуниным и узнать от него о его «Братстве». Близкий Худякову И.В. Ведерников лишь вспоминал слова Худякова о том, что «Бакунин живёт в Италии, занимаясь там живописью»[20]. Действительно, с января 1864 по сентябрь 1867 года Бакунин жил в Италии и участия в деятельности русских эмигрантов в Швейцарии не принимал[21]. Фактов же о поездке Худякова в Италию нет. Ишутин рассказывал следствию о встрече Худякова с Герценом и Огарёвым и добавлял, что про Бакунина Худяков ничего не говорил[22]; если бы Ишутин скрывал связи Худякова с Бакуниным, он не упомянул бы и о ЕРК. Конечно, эти показания — не самый надежный источник, однако вряд ли можно предполагать сокрытие возможных связей с Бакуниным на фоне откровенных упоминаний о встречах с другими, не менее преступными в глазах властей, эмигрантами.
Может, Худяков узнал о тайной организации Бакунина от других людей? Виленская считала, что такими людьми могли быть осевшие в Швейцарии эмигранты Михаил Элпидин или Николай Утин[23]. Тесные контакты Элпидина и Худякова подтверждаются фактами[24]. Герман Лопатин, публикуя в 1876 году в газете «Вперёд!» свои воспоминания о Худякове, отметил, что гораздо ближе его знали ишутинец В.Н. Черкезов и Элпидин[25].
Однако близкий Худякову Элпидин не был столь близок Бакунину. Заметим, что последний, будучи в 1863 году арестован по делу о «Казанском заговоре», бежал из тюрьмы в июле 1865-го[26]. К моменту встречи с Худяковым осенью этого же года Элпидин не успел бы не только познакомиться, но и, скорее всего, даже вступить в переписку с Бакуниным! Все известные факты говорят о том, что сближение «великого бунтаря» с кругом «молодой эмиграции» произошло после его приезда в Швейцарию, в 1867–1868 годах — именно тогда Бакунин и Элпидин предприняли издание журнала «Народное дело», Элпидин предлагал кандидатуру Бакунина в члены Женевской секции Интернационала[27].
Утин, встречавшийся с Бакуниным во второй половине 1863 года в Лондоне, также не мог быть связующим звеном в передаче сведений о «Братстве». Бакунин писал, что в эту встречу Утин ему «совсем не понравился. Он мне показался очень тщеславным, большим фразером и всё»[28]. Свидетельства о том, что о бакунинских конспирациях знали «несколько русских» до его переезда в Швейцарию[29], могут относиться не к Элпидину или Утину, а к князю Оболенскому или Г.Н. Вырубову, о посвящении которых в тайные планы Бакунина достоверно известно[30].
Наконец, эмигрант Н.Я. Николадзе, видевшийся в 1865 году в Женеве с Худяковым, в 1920-е годы на прямой вопрос историка Б.И. Николаевского о том, мог ли Бакунин встречаться с Худяковым, отвечал:
«Худяков с Палашковским[31] ни разу Бакунина не встречали. За время их жизни в Женеве он находился в Италии, либо в Итальянской Швейцарии, в Лугано. Кроме того, Герцен описывал нам Бакунина в таких красках, что мы [группа эмигрантов, включавшая Элпидина, с которыми и общался Худяков — В.К.] вообще предпочитали не встречаться с ним и не сходиться не только с ним, но и с его близкими»[32].
Слабость всех вышеперечисленных допущений вынуждает иначе взглянуть на проблему происхождения мифа о ЕРК. Историки, как правило, искали реально существовавшую организацию и затем строили предположения о путях и метаморфозах сведений о ней. Однако молодые революционные группы в России могли легко довериться авантюрным идеям и мифическим рассказам; этим доверием смог впоследствии воспользоваться Сергей Нечаев, без особого труда убедивший молодёжь в существовании масштабной революционной организации в Европе.
Важнее понять, не что подразумевалось под рассказами о ЕРК, а кто распространял эти рассказы. Однозначно ответить на этот вопрос нельзя, но самым вероятным источником мифа представляется Михаил Константинович Элпидин (1835–1908). Обратим внимание на сведения, касающиеся его деятельности, почерпнутые из других источников. В 1868 году за связи со швейцарской колонией русских эмигрантов в России был арестован череповецкий мещанин И.Г. Розанов[33]. Следствию он рассказал, что в Женеве узнал от Элпидина о масштабном «заговоре злонамеренных лиц против свободы, а может быть, и жизни одного из членов российского императорского дома»[34]. Согласно его показаниям, в Петербурге, Москве, Казани и других городах на тот момент существовало широкое революционное подполье с чёткой иерархией: главные деятели (руководители, которых лично знал Элпидин) и второстепенные исполнители. В ближайшее время участники подполья должны составить комитет из главных деятелей, который выработал бы чёткий план действий по похищению кого-либо из представителей императорского дома и выдвижению требований освободить Чернышевского и провести ряд реформ. Нарушение установленных комитетом правил, а тем более измена должны караться смертью. Ни одного из участников заговора Розанов не видел и более ничего о них не знал. Элпидин, по его словам, взял с Розанова его возможные адреса в Петербурге для передачи в комитет, чтобы те нашли череповецкого мещанина в столице и поручили ему задание[35]. Козьмин, исследовавший дело Розанова, считал, что автором этой истории, отдающей «фантазией бульварного романа», мог быть сам Элпидин, «склонность которого к фантазёрству хорошо известна»[36].
Одним словом, речь шла об уже существовавшем заговоре в лице комитета, охватывавшем большую территорию, имевшем целью террор в отношении императорского дома, готовом вскоре выйти на связь в Петербурге, склонном к тотальному подчинению собственных членов, разделению на главных и второстепенных деятелей... Если сопоставлять сведения о ЕРК, а также радикальные идеи Ишутина с рассказом, переданным Розановым, то можно найти не только сходные черты и описания, но и общий дух, атмосферу «бульварного романа» и фантастических замыслов.
Это сопоставление представляется более продуктивным, чем сравнение ЕРК с бакунинскими замыслами. Несмотря на схожую идею создания тайной международной организации, целью Бакунина был не террор против правительств, а разрушение всего существующего порядка; Михаил Александрович мечтал о создании «подлинно священного Союза свободы против Священного союза всех тираний в Европе: религиозных, политических, бюрократических и финансовых». Таким же непохожим на мысли ЕРК и «Ада» о тотальном терроре был и пафос Бакунина. В 1864 году он писал: «Против этой человеконенавистнической и божественной власти [современных церкви и государства — В.К.] мы выдвигаем великий революционный принцип свободы, достоинства и прав человека». Революция, по его мнению, «может совершиться самым мирным путём, поскольку насилие связано с обстоятельствами, в которых происходит революция». Членов будущей тайной организации Бакунин предлагал сплачивать не страхом насилия, а принципом свободы, который даст людям «силы бороться с трудностями, препятствиями и повседневным отвращением, воодушевит их пожертвовать своим честолюбием и личными интересами»[37]. Заметим, что речь идет о взглядах Бакунина в середине 1860-х годов. Более поздний период, характерный сотрудничеством с Нечаевым, рассматривать неуместно, ибо он не мог повлиять на возникновение мифа о ЕРК.
Рассмотрим и другие факты. Вскоре после покушения Каракозова за границей появились две прокламации, написанные от имени лондонского и московского комитетов Космопоэтического общества стражей истинных познаний. Авторы прокламаций «с великим изумлением, ужасом, сожалением, горем, негодованием и презрением» отреагировали на статью Герцена «Иркутск и Петербург», в которой Каракозов был назван сумасшедшим и фанатиком. «Познания, восстание и революция — всё это в настоящее время находится в руках монархов, и поэтому, пока монархи живы, это не больше, чем тщетные мечты этих авторов [таких, как Герцен — В.К.]»[38], — говорилось в одной из прокламаций, оправдывавшей и восхвалявшей покушение 4 апреля. Как считал Козьмин, «эти прокламации вышли из каких-то религиозно настроенных кругов польской эмиграции, но есть основания предполагать, что некоторое отношение к ним имел и Элпидин»[39]. К сожалению, историк не уточнил, на чём основано это предположение, но с учётом неплохих отношений Элпидина с кругами польской эмиграции[40] оно выглядит правдоподобным. И вновь Элпидин оказывается причастным к идеям тайных комитетов, преследующих радикально-мистические революционные цели. Так что, если отправной точкой для фантазий Элпидина и были сведения об Интернационале или о конспирациях Бакунина, их реальное значение вряд ли им учитывалось.
Мы рассмотрели гипотезу, согласно которой основным содержанием мифа о ЕРК были фантазии Михаила Элпидина. Стремясь произвести впечатление на Худякова или же просто играя с гостем из России, Элпидин убедил его в реальности существования ЕРК. Доверие Худякова к этому рассказу могло укрепиться и из-за его критичного отношения к Герцену, по контрасту с которым молодой эмигрант Элпидин выглядел более искренним и убедительным. Это лишь предположение, но оно укладывается в атмосферу несерьёзных игр и мистификаций революционного сообщества 1860-х годов, приводивших, однако, и к реальным последствиям. Именно недолговечный миф о ЕРК подтолкнул Николая Ишутина к более активному обсуждению своих радикальных идей и укрепил решимость Дмитрия Каракозова совершить покушение на Александра II.
Опубликовано в журнале «Родина»: Родина. 2014. № 4. С. 71–73.
От редакции «Скепсиса»: В дополнение к ценному исследованию В.Кириллова мы хотим обратить внимание на контекст, в котором рождались подобные авантюристические замыслы. Они были следствием подъема молодежи, охваченной надеждами на преобразования, за которой была пока еще слабая революционная традиция (декабристы, Герцен, Чернышевский), организационный опыт еще не был накоплен. Наивность, утопизм и авантюризм на этом этапе оказались неизбежны, особенно в ситуации, когда революционная молодежь разочаровалась в революционных способностях и инициативе крестьянства (после того, как крестьянство не поднялось на массовое восстание в 1862–1863 гг.). В этих условиях часть революционеров стремилось взять всю инициативу на себя, забывая о народе.
Один из крупнейших исследователей народничества Н.А. Троицкий писал:
«Распространившиеся в революционном лагере еще до середины 60-х годов взгляды на народ как на “пассивный материал” в руках активных революционеров, намерения революционных демократов (группы П.Г. Заичневского, ишутинцев, деятелей “Сморгонской академии”) искусственно, посредством заговорщицких, террористических и прочих акций, возбудить активность масс, не вникая (в отличие от Чернышевского) в объективные причины пассивности народа,— все это говорило о начавшемся отступлении части революционеров от “социологического реализма” Чернышевского. <...>
Такие взгляды усилили сползание части революционного лагеря на бланкистские позиции, к тактике заговора и террора. Элементы этой тактики были уже налицо в прокламации “Молодая Россия”, но гораздо сильнее проявились они после 1863 г. Заговорщические, террористические мотивы играли очень важную роль в “Организации” ишутинцев».
70-е годы в русском революционном движении в значительной степени будут лишены этого недостатка, во многом благодаря деятельности Германа Лопатина и участников кружка чайковцев, избавивших русское народничество от перекосов нечаевщины — высшего проявления авантюризма и вождизма в русском революционном движении.
По этой теме читайте также:
Примечания