21 мая 2018 года умер Александр Аскольдов, великий кинорежиссёр, создавший только один художественный фильм. После дебютного «Комиссара» — вольной экранизации рассказа Василия Гроссмана «В городе Бердичеве» с включением элементов из «Конармии» Исаака Бабеля — он навсегда был лишён возможности работать в художественном кинематографе.

Ещё одна жертва советской цензуры? — Да, но не только.

Зачем сейчас вспоминать картину, снятую полвека тому назад, в 1967-м? Только из-за её тяжёлого пути к зрителю, трагической судьбы режиссёра? В связи с тем, что автор только что умер? Нет. Мы уверены: этот фильм должен увидеть каждый думающий человек. Многие не смотрели «Комиссара», даже те, кто слышал имя Аскольдова.

Так можно предельно грубо изложить историю, лежащую в основе фильма: Красная Армия только что вошла в город в бывшей черте оседлости, и женщина-комиссар, внезапно забеременевшая и не сумевшая избавиться от плода, останавливается в доме многодетной еврейской семьи, чтобы родить; родив, она оставляет ребёнка в этой семье и снова уходит на войну. Разумеется, и рассказ Гроссмана, и фильм Аскольдова гораздо сложнее, чем это описание, которое не назовёшь даже канвой. Аскольдов снял удивительно многоплановое, многожанровое кино, умело и естественно объединив лирическое повествование об элементарных и самых важных вещах человеческой жизни, экзистенциальную драму, притчу, фантасмагорию. Главные темы его шедевра, сплавленные воедино, неразделимые, — проблема участия человека в революционной борьбе и, по определению самого автора, «раковая опухоль человечества — шовинизм», показанная здесь через антисемитизм. За откровенный и сложный разговор на эти темы, начисто избавленный от официозного лоска и фальши, разговор без оглядки на фигуры умолчания и запреты, режиссёр и пострадал вместе со своим детищем.

Фильм травили, замалчивали и коллеги по цеху, и чиновники. Аскольдов, попавший под суд (за «растрату государственных средств» на съёмках) и изгнанный из профессии с волчьим билетом, впоследствии рассказывал, что от физического уничтожения его работа была спасена только благодаря вмешательству С.П. Гаврилова, помощника Суслова, главного брежневского начальника по идеологической части: злая ирония. Даже через двадцать лет, в 1987 году, во время «перестройки», когда совершался массовый исход запрещённых картин с полок, понадобился демарш Аскольдова на глазах прибывших на кинофестиваль «звёзд», чтобы деятели «гласности» вновь не замолчали «Комиссара» и показали-таки зрителю.

В откликах на смерть режиссёра многие СМИ, конечно, вспоминали эти трагические перипетии. И, конечно, ни в одном отклике не было сказано, что это фильм о коммунистическом идеале, о борьбе за него. Собственно, об этом после выхода фильма не было сказано практически нигде и никогда: исключений ничтожно мало. О том, что создатель «Комиссара» был подлинным коммунистом, говорили некоторые его коллеги-художники (назовём одного из самых близких по профессии и судьбе — Алексея Германа), совершенно при этом не разделяя его взглядов, но и однозначно отделяя их от установок советского номенклатурного официоза. Об этом красноречиво свидетельствует и главный жизненный выбор Аскольдова, имевшего все шансы построить успешную карьеру чиновника от культуры, но отказавшегося от неё и ушедшего в творчество. Результатом стал коммунистический фильм, нацеленный на то, чтобы объяснить послесталинскому поколению, уже оторванному от революционной традиции усилиями номенклатуры, за что гибли красные в Гражданскую, объяснить без схематизма и шаблонного пафоса.

Такой фильм мог снять только коммунист и только в недолгую «оттепель». И он закономерно был затравлен выродившейся бюрократией, убоявшейся и еврейской темы, и правдивого взгляда на Гражданскую, открывающего её противоречия. Бюрократическая сволочь сделала всё, чтобы задушить живое стремление очень многих — не только интеллигенции — к «ленинским идеалам». Судьба картины и её создателя — яркий пример, показывающий, почему номенклатура так легко выбросила на помойку коммунистическую риторику и скоропостижно обуржуазилась в конце 80-х.

Кадр из фильма «Комиссар». Нонна Мордюкова в роли комиссара

Один из самых важных эпизодов «Комиссара» — видение Холокоста. Вызвавший отвращение у многих, особенно у бюрократов, с самого начала, он часто вызывает непонимание, недоумение и теперь. Между тем режиссёр совершенно справедливо связал Гражданскую со Второй мировой и Холокостом. Антисемитизм был обязательной частью идеологии и пропаганды белогвардейцев, даже если не провозглашался официально; организованные белыми еврейские погромы в огромном количестве — факт. Многие белые — Краснов, Шкуро и проч. — пошли служить Гитлеру не за страх, а за совесть. Действительно раковая опухоль, которая разрасталась из погромов и выросла в тотальное уничтожение евреев: Аскольдов точно подобрал и кинематографическую формулу, и словесную. Защита евреев как коллективной жертвы, травимой веками, выступает у него как мерило справедливости, то есть критерий истинности революции, истинности коммунистического идеала. Коммунистический идеал — вот что сплавляет воедино судьбу революционера, коммуниста-бойца, и судьбу забитой жертвы, мечтающей о «добром интернационале», как глава еврейского семейства Ефим Магазанник. «Добрый интернационал» невозможен, если за него не бороться и за него не умирать — понимает, в отличие от Магазанника, комиссар Вавилова. Это объективное противоречие революции: рождённая гуманистическими стремлениями к освобождению угнетённых, она обречена на жестокость и даже бесчеловечность.

Кадр из фильма «Комиссар». Ролан Быков

Евреи в фильме — жертвы. А комиссар не хочет и не может быть просто жертвой. Она становится матерью вопреки желанию, вопреки своим представлениям о поведении коммуниста на войне, — но материнство и то незнакомое доселе окружение, в котором она становится матерью, дают ей возможность яснее осознать справедливость своей борьбы и её отчаянную необходимость. После просмотра картины часто заключают: Вавилова, бросая ребёнка, уходит умирать за революцию потому, что коммунистическая идеология победила в ней мать. Нет — потому, что она теперь защищает и революцию, и своего ребёнка, и еврейскую семью, которую белые с очень большой вероятностью перережут — и за еврейство, и за то, что приютили красного. Ненависть Вавиловой к врагам сливается с желанием матери защитить дитя; она оживает в еврейской семье после ужасов войны, после гибели любимого человека, и теперь уже не только ненависть, но и любовь толкает её в бой — на смерть. Кульминация — прощание Вавиловой с сыном перед уходом в бой — как нельзя яснее показывает этот мотив. Хотя фильм демонстрирует всю омерзительность войны (обратите внимание на сцену, где дети играют в повешение!), трактовать его как «пацифистский», что сделали очень многие критики, можно только через очень мутные очки. Так же как и увидеть в нём, что причина обречённости комиссара, её неизбежной гибели — в отказе от материнства как необходимой женской функции. Евгений Марголит, один из крупнейших специалистов по советскому кинематографу, справедливо указывая, что «героиня Аскольдова и Мордюковой уходит прежде всего для того, чтобы защитить жизнь приютивших её добрых людей», далее замечает: «Отказ от природного своего предназначения — быть женщиной, женой, матерью — гибелен, ибо он, по существу, отказ от жизни». Наоборот: Вавилова в итоге принимает себя как мать и именно поэтому идёт биться за возможный и необходимый мир, где её ребёнок не будет сиротой, потому что семьёй ему станет «добрый интернационал». Вот почему Марголит абсурден и в основном своём выводе: «Аскольдов, задумав оду революционному идеалу, создал в результате реквием по нему».

«Комиссар» — насыщенный острыми проблемами, сложными приёмами и образами, но в то же время очень прозрачный фильм о социальной ненависти и борьбе с ней, борьбе за справедливость и счастье. Фильм, универсальный в своей исторической конкретности. Фильм о том, за что красные сражались и почему победили в Гражданской, почему их идеал, коммунистический идеал — имеет общечеловеческое значение. Фильм, про который точно можно сказать, что он способен прояснить суть Гражданской войны и шовинизма не хуже качественных исторических исследований, фильм, который нужно рекомендовать как абсолютно обязательный материал для понимания этих проблем. Обязательный в том числе потому, что он ставит целый ряд важнейших этических вопросов, требующих ответа от любой революции, любого человека, если он не желает быть пассивной субстанцией, ожидающей своей судьбы как опара в квашне.

Фильм нелёгок, мучителен; в наше время господства воинствующей антикультуры, ещё одной раковой опухоли человечества, многим будет трудно его понять. Но если вы хотите разобраться — нет, не только в истории столетней давности, а в нравственных вопросах, определяющих отношение к современности, — посмотрите «Комиссара». И вспомните его создателя, который и в советские, и в постсоветские времена не шёл на компромиссы со своей совестью настоящего художника.

Несколько фрагментов из воспоминаний Александра Аскольдова

Александр Аскольдов

«Действительно, меня дважды исключали из партии. В партию я вступал по глубокому убеждению после XXII антисталинского съезда. Действительно, был суд, меня уволили со студии, поставив штамп, что я профессионально непригоден и не могу быть использован в кино ни на какой работе. Этот документ существует до сих пор, его никто не отменял. Сейчас столько мифов, столько фантазий, столько рыдающих людей. Как сказал Ролан Быков: “Теперь столько кинематографистов расчёсывает комариные укусы, выдавая их за фронтовые ранения”. И тем не менее был суд, мне предъявили обвинение в растрате государственных средств в особо крупных размерах, — фильм-то стоил немалые деньги. К великому сожалению, потом долгие годы мне не пришлось заниматься кинематографом».

«Как ни удивительно, самые грустные дни, которые я пережил, — это дни взлёта демократии в нашем демократическом сообществе: ликования, V-й съезд кинематографистов, свобода, гласность, освобождение полочных картин — и они, действительно, соскакивали с “полки” одна за другой, правда, потом куда-то фактически все исчезли, кроме двух-трёх. Но у меня была ситуация абсолютно безвыходная: в ноябре 86 года меня вторично исключили из партии, и исключил меня не кто иной, как Борис Николаевич Ельцин. Я достаточно критически относился к тому, что происходило тогда, и написал ему письмо, где на 80-ти страницах дал анализ ситуации в российском кинематографе, — это были мои предложения, что сделать, чтобы наше искусство не замерло во времени. В ответ последовали репрессии: меня заочно исключили из партии, открыли очередное уголовное дело. И в то время, когда мои товарищи ликовали, меня поочерёдно вызывали в верховную, городскую и районные прокуратуры.

Но наступил знаменитый Московский кинофестиваль 87 года. После долгого перерыва на него приехали истинные звёзды мирового кинематографа — Федерико Феллини, Джульетта Мазина, Роберт де Ниро, — знаменитый колумбийский писатель Гарсиа Маркес… Состоялась пресс-конференция, я тоже попал на нее, — меня почему-то пропустили. Обстановка была очень непринуждённой, присутствовало огромное количество иностранных журналистов, они наивно спрашивали: а про бисексуалов можно, а про гомосексуалистов?.. Им отвечали: можно. Один колумбийский критик спросил: господин Климов, а что, уже все полочные картины освобождены? Его сразу заверили, что все. И тут нечто иррациональное меня подняло, и я прошёл через весь этот переполненный зал, наступая на чьи-то ноги, ничего не видя перед собой, только побелевшие физиономии своих коллег, и сказал: 20 лет я молчал, теперь дайте мне сказать. Моя речь была очень краткой, я сказал примерно следующее: 20 лет назад я снял картину; я не знаю, хорошая она или плохая, но я сделал её так, как достало у меня в то время сил и умения; эта картина о боли человечества – о шовинизме; эта картина о роковой судьбе еврейского народа; в ней снимались крупнейшие русские актёры, — посмотрите эту картину и скажите, хорошая она или нет. Пресс-конференция после этого почему-то сникла, на меня двинулась армада телевизионщиков, фотокорреспондентов, — я никогда ранее с этим не сталкивался. Когда я вырвался из их объятий, в коридоре меня ждал весь белый Э. Климов, председатель пресс-конференции; он прошептал: “Вы знаете, что ваша картина не нравится Горбачёву?” Мне тогда было уже всё равно. Я вообще против ненормативной лексики, поэтому очень не люблю творчество Сорокина, но тогда я по-сорокински отреагировал и на Горбачёва, и на всех них. На следующий день Горбачёв принимал Маркеса, и тот рассказал ему о моем демарше. Дана была команда сверху. Через день мне позвонил замминистра нашего кино и спросил: “Вы все еще настаиваете, чтоб ‘Комиссара’ показали?”»

«У картины за рубежом очень много призов. Как вы понимаете, рейтинги - это всё условность, но тем не менее мы все ими живём: “Комиссар” был признан лучшим фильмом года в ФРГ, Швейцарии, Швеции, ГДР. В ГДР фильм через неделю показа запретили, и тогда в Дрездене начались студенческие волнения (в это время там служил товарищ Путин, он должен об этом помнить), и в результате протестов фильм был возвращён на экраны. В Германии картина “Комиссар” была признана самой успешной русской картиной в послевоенной Германии, её там и сейчас показывают 5-6 раз в год. На Западе, в отличие от России — это только для информации, это не вызывает у меня восторга — у “Комиссара” огромная пресса, о нём написаны сотни статей, о нём снято несколько фильмов. Все это, конечно, меня радует, но, повторяю, я-то снимал фильм для России, для своего народа.

Горбачев, яростный противник картины, ничего в ней не понял. Это вообще очень тёмные люди. Не то что необразованные, не бюрократы, но это просто тёмные люди».

«Последние годы я живу в Германии. Я не эмигрант, я российский гражданин, у меня нет постоянного места прописки за рубежом, у меня так называемая “виза почета” в Германии за заслуги перед немецкой культурой, которую я продлеваю раз в два года. Я пишу, читаю лекции в академии кино Германии и Швеции — за этим не стоит больших денег. Всё ещё мечтаю снять фильм о России.

В России же у меня нет никакой работы: никто не дает денег ни на фильм, ни на какие другие проекты. Недавно я решил позвонить министру культуры Швыдкому. Ему сказали: “Вам звонит Аскольдов”. И я слышу его вопрос: “А кто это такой?” Мне оставалось только положить трубку, потому что работать с псевдокультурой бессмысленно».

«То, что мы сегодня видим на экранах, это не кино и не телевидение. Я не хочу никого охаивать, но я очень хотел бы увидеть человека, который бы рассказал, что с нами сегодня происходит, на любом сюжете, — на мой взгляд, этого нет и в театре. И ещё здесь поразительно неадекватно относятся к тому, что происходит на Западе. У наших людей нет представления, что такое Запад, что такое западная культура, в ней никто из наших не интегрировался и не интегрируется никогда. Потому что капитализм — это очень плохо. Тут почему-то прочно утвердилась идея: как повезло тем, кто уехал на Запад и там прижился. Да пропади это всё пропадом. Прекрасней, светлее людей, чем в России, нет нигде и быть не может. По необходимости все мы там.

Я самоед, мне очень тяжело думать о судьбе моей страны. Я вижу величайшую несправедливость, которую некто ниспослал России. Раньше всё было ясно, я знал с кем бороться, как противостоять системе, сейчас я не знаю. Сегодня настолько всем правят деньги, всем на свете. Интеллигенция в России никогда не была солидарна, но такой разнузданности, такого циничного, равнодушного отношения к людям никогда ранее она не демонстрировала. Это меня не то что тревожит, я места себе здесь не нахожу, — я не хочу быть среди них».

По этой теме читайте также: