Психолог-марксист Вильгельм Райх (1897–1957) написал свою книгу «Психология масс и фашизм» в 1933 году на фоне подъёма фашистского движения в Германии (исследование велось с 1930 по 1933 гг.). Вскоре последовало бегство в Вену, затем в Копенгаген и Осло, и уже там автор занялся исследованием «мышечных панцирей», а потом и тем, что он называл «жизненной энергией», впоследствии придя к теории «оргона». Начиная с 1926 года Райх всё больше и больше расходится с Фрейдом, с которым сотрудничал в качестве клинического ассистента, и в 1934 его исключают из Фрейдовского общества и Международной психоаналитической ассоциации. Из Норвегии Райх переехал в США, где также подвергался преследованиям за «подрывную деятельность». Умер он в заключении в 1957 году. Все его работы, в том числе книги и материалы исследований, были сожжены по приговору суда в 1960 г.

Мы можем не принимать построений Райха, основанных на теории «оргона» и на связи, которую он стремился установить между «сомой» («телом») и «психикой», но всё, что высказал этот автор о природе фашизма и психологии масс в упомянутой работе, важно, и к этому следует относиться с большим вниманием. Полагаю, в целом ряде аспектов рассматриваемой темы размышления Райха могут быть чрезвычайно полезны и в наше неспокойное время, — причём в смысле именно постановки вопросов, а не готовых ответов. Автор ставит проблему следующим образом. Если марксистское понимание природы общества является правильным, то есть развитие капитализма со всеми присущими ему противоречиями приводит к его уничтожению путём революции, совершаемой пролетариатом, осознавшим свою историческую миссию, — то возникает вопрос, как объяснить политическое поведение широких масс трудящихся, которые фактически послужили базой той политической реакции, которая возникла в виде фашизма.

Чтобы высвободить революционный потенциал, пишет Райх, недостаточно заострять внимание на голоде, нищете, эксплуатации и несправедливости, присущих капиталистической системе. Также недостаточно обвинять консервативно настроенные массы в «иррациональном» поведении, объяснять всё «массовым психозом» или «коллективной истерией». Это никоим образом не способствует прояснению сути проблемы, то есть пониманию того, почему рабочий класс поддерживал фашистскую риторику, направленную в конечном счёте против его коренных интересов.

Вильгельм Райх

Непонимание этой сути породило чувство страха. Ведь марксисты были убеждены, что экономический кризис 1929–1933 гг. оказался настолько сокрушительным, что неизбежно должен был вызвать полевение затронутых им масс. А между тем то, что произошло в действительности, явилось, по словам автора, «расколом между экономическим базисом, тяготевшим к левому крылу, и идеологией широких слоёв общества, тяготевших к правому». «Экономическое положение масс, — заключает автор, — не обязательно совпадает с их идейными настроениями»[1]. При этом, утверждает Райх — и эта мысль кажется мне справедливой и для сегодняшнего дня, — такое несоответствие не должно удивлять марксистов, так как диалектический материализм Маркса не рассматривает отношение между экономическим положением и классовым сознанием как нечто механическое, не считает, что материальное положение членов того или иного социального класса находит своё адекватное отражение в их сознании. Только «вульгарный марксизм» противопоставляет экономику идеологии и ошибочно рассматривает их в качестве «базиса» и «надстройки», не принимая тем самым во внимание так называемого обратного влияния идеологии, то есть тех форм, посредством которых идеология влияет на определяющую её материальную базу. В результате подобного схематичного и малодиалектического видения проблемы вульгарным марксистам остаётся только прибегнуть к моральным увещеваниям, призывам к «революционной сознательности», с тем, чтобы деятельность рабочих соответствовала их истинному положению, классовым интересам и «естественному стремлению» к забастовкам и другим формам борьбы[2]. С грустью Райх делает вывод, что придерживающиеся этой схематичной версии марксизма

«пытаются объяснить историческую ситуацию “психозом Гитлера”, утешить массы и убедить их не терять веру в марксизм. Несмотря ни на что, они заверяют, что прогресс не остановился, революцию не сломить и т.д. Не говоря ничего существенного о сложившейся ситуации и не понимая, что произошло, они опускаются, наконец, до попыток внушить людям иллюзорное мужество. То, что политическая реакция неизменно находит выход из трудного положения, а острый экономический кризис может привести как к варварству, так и к социальной свободе, остаётся для вульгарных марксистов тайной за семью печатями. Их мысли и поступки не определяются социальной реальностью. Напротив, в своём воображении они преобразуют реальность так, чтобы она соответствовала их желаниям»[3].

Бедственное положение экономики, порождённое кризисом, ставит на повестку дня дилемму «социализм или варварство». Но что делать, чтобы рабочие выбрали социалистическую альтернативу? Райх убеждён: в любой подобной ситуации рабочие в первую очередь выбирают варварство. Вульгарный марксизм понимает под идеологией комплекс идей, навязываемых обществу, а следовательно, и трудящимся. И люди, разделяющие это утверждение, верят, что во время экономического кризиса идеи марксизма усиливают свою притягательность, так как на практике опровергают идеи консерваторов. При таком анализе ускользает собственно характер действия идеологии, которого не может показать схоластическое определение её «сущности».

Что касается психолога-коммуниста, он ставит вопрос ребром: если, согласно утверждению Маркса, идея, овладевшая массами, становится материальной силой, то «каким именно образом идеологический фактор порождает материальный результат»? Это касается как ориентации на революционную политику, так и «реакционной массовой психологии»[4].

Если мы будем понимать под идеологией идеи, господствующие в обществе, то есть идеи господствующих классов, которые выражают общественные отношения, лежащие в основе классового господства (Маркс и Энгельс, «Немецкая идеология»[5]), то вопрос может быть поставлен следующим образом: каким образом общественные отношения превращаются в идеалы, ценности, суждения и усвоенные представления людей, составляющих определённое общество? Ответ заключается в наличии общественных институтов, внутри которых и происходит формирование человеческой психики. Чаще всего это происходит в семье. Именно здесь данные общественные отношения воспринимаются формирующейся личностью как «реальность», где происходит переход от «принципа удовольствия» к «принципу реальности» и сложный процесс идентификации с человеком, воплощающим границы, порядок и налагаемую социальную норму. Но особенно важно при рассмотрении подобного вопроса то, что норма эта воспринимается как собственная (самоконтроль), а не навязываемая извне неким социальным порядком. Основой процесса усвоения (интериоризации), который Фрейд обозначил как «Сверх-Я», является подавление детской сексуальности, её вытеснение и возвращение в виде симптома, по терминологии Райха[6].

А теперь вернёмся к тому, что в результате процесса интериоризации социальных отношений, налагаемых обществом, и превращения их в ценности и нормы поведения, происходит отождествление себя с тем, кто навязывает эти внешние нормы поведения, — в случае Эдипова комплекса, описанного Фрейдом, отождествление с отцом.

Таким образом, Райх считает, что выражение массовой психологии (в данном случае психологии фашизма) базируется на двух основах: на определённом типе семьи, осуществляющей подавление детской сексуальности, и на самом характере мелкой буржуазии. По его мнению, подавление прямых материальных потребностей приводит к иному результату, нежели подавление потребностей сексуальных. Если первое побуждает к сопротивлению, то второе предотвращает его. Во втором случае подавление приводит к вытеснению сексуальных потребностей из сознания, причём само подавление принимает форму моральной защиты, а торможение импульса происходит бессознательно. В результате, замечает Райх, «мы имеем консерватизм, боязнь свободы, а в конечном счёте реакционную ментальность»[7].

Такой процесс характерен не только для средних слоёв (он в нашем обществе универсален), но средние слои переживают его особым образом. Будучи зажаты между основными антагонистическими классами (буржуазией и пролетариатом), они испытывают своеобразное ощущение собственной надклассовости. Им кажется, что именно они и представляют нацию. Их стремления шатаются либо в сторону пролетарской радикальности, к борьбе против ограничений, сдерживающих эти стремления, либо же в сторону сохранения реакционного буржуазного порядка, к защите ограничений, воздвигнутых в качестве гарантии выживания. Как отдельный человек боится собственных стремлений и желает внешнего контроля, так и средние слои боятся нарушить неустойчивый порядок и требуют контроля и подавления.

Неслучайно среди реакционных ценностей, связанных с абстрактной защитой «нации», наряду с традиционной «нравственностью», подразумевающей гомофобию и другие предрассудки, фигурируют защита «семьи», «иррационализм» и «насилие», миф о ксенофобии и расизме как основах «нации» и, разумеется, призывы к установлению «порядка». Недавняя поистине дантовская картина манифестантов, облачённых в бразильские флаги, стоящих на коленях с руками за головой и требующих вмешательства армии, представляет собой квинтэссенцию этих настроений. И, как это ни покажется странным, представлено здесь отнюдь не «больное» общество, а вполне здоровое, только лишённое привычных фильтров.

Демонстрация 2018 г. за возврат военных к власти под лозунгом «Армия, спаси!»

Аргументы Райха явно недостаточны, чтобы полностью объяснить феномен фашизма. Его справедливая критика, направленная против официального марксизма (для изучения и обсуждения связи, существующей между сексуальной политикой и революционным движением, Райх основал издательство «Секспол», насчитывавшее более 40 тысяч членов, что вызвало беспокойство в руководстве Коммунистической партии Австрии и привело к исключению Райха из её рядов), конечно, не охватывает всех исторических, политических, социальных и культурных аспектов темы, рассмотренных хотя бы в работах таких выдающихся марксистов, как Грамши, Адорно, Беньямин, — а ещё Тольятти, Пуланцас и целый ряд других. Он лишь отмечает тот аспект проблемы, который обычно остаётся вне поля зрения исследователей. Представляется очевидным, что феномен фашизма не может быть сведён к манипуляции и завлекающим маневрам, поскольку фашизм коренится в стихийном массовом сознании и его аффективном фундаменте как у представителей средних слоёв, так и у рабочего класса.

Как утверждает Леандру Кондер, фашизм по сути своей является выражением политического кризиса капитализма в его империалистической стадии, то есть времени господства монополий[8]. Будучи антилиберальным, антисоциалистическим, антирабочим и в принципе антидемократическим, фашизм скрывает свою консервативную суть под маской модернизации. Трудность, с которой сталкивается фашизм, заключается в необходимости соединить эти два противоположных аспекта: служение крупному капиталу (империалистическому, монополистическому и финансовому) с необходимостью добиться поддержки широких масс, которая позволила бы представить свою реакционную программу в качестве альтернативы для всей «нации». Думаю, исследования Райха могут служить хорошей отправной точкой для понимания этой проблемы. Идеология фашизма сначала призывает к бунту подавляемых импульсов (будь то материальные потребности или же сексуальные), а затем предлагает порядок в качестве альтернативы, обращаясь непосредственно к фундаментальным чертам структуры характера, ставшей всеобщей благодаря буржуазному социальному бытию, в основном так называемых средних слоёв. Это и есть политика мелкой буржуазии, мобилизующая массы трудящихся на защиту интересов крупного монополистического капитала. Как мы видим, указанное противоречие было с успехом преодолено теми, кого мы называем нацистами.

В столкновении с фашизмом его первой жертвой становится демократически настроенная буржуазия, которая наряду с мелкой буржуазией верит в собственный миф о государстве, стоящем выше классовых интересов. Единственной общественной силой, способной противостоять фашизму, является пролетарская революция, поэтому именно рабочие становятся главной мишенью фашизма, который, с одной стороны, старается подавить их грубой силой, с другой — залучить в свои ряды. При обострении классовой борьбы и невозможности каких-либо соглашений буржуазия начинает проявлять беспокойство, средний класс впадает в панику, а фашисты выходят на первый план, предлагая горькое лекарство против болезни, возникновению которой сами же и способствовали. Если в такой момент рабочие, поначалу движимые элементарными, ещё не всегда осознанными побуждениями, направят свои усилия на достижение своей цели, то есть социализма, тогда они могут вовлечь в эту борьбу всё общество и стать альтернативой варварству капитализма, погрузившегося в кризис. Если же по каким-либо причинам этот класс не проявляет необходимой решимости, тогда наступает долгая ночь террора, с трупами и похоронными процессиями.

И хотя сознанию рабочих как процессу присуще некоторое своеобразие, всё же ценности, принципы, идеалы буржуазии оказывают на них известное влияние и становятся основой их непосредственного сознания (о феномене непосредственного сознания см. в указанной в предисловии редакции статье Язи. — Ред.) — хотя бы потому, что сами рабочие не могут не быть включены в институты буржуазного общества. Перед лицом хаоса, возникающего в результате кризиса капитализма, остаётся противоречие между материальными потребностями, толкающими рабочих на борьбу, и тем фактом, что они отождествляют себя с собственными угнетателями, в чьем идеологическом плену находятся. При отсутствии революционной политики рабочие присоединяются к «среднему классу», требуют порядка и становятся массовой базой фашистских авантюр.

Надежда, которую даёт психоанализ, состоит в том, что подсознание может частично стать явным, и станет понятен симптом[9]. При необходимом опосредовании классовая борьба позволяет выявить пружины, скрытые механизмами общественного порядка, и симптом оказывается обнажён. Как в первом, так и во втором случае это не устраняет самого симптома, но лишь кладет начало долгой борьбе за его преодоление. То новое, что бьётся в недрах умирающего старого мира, нельзя сдержать ничем кроме насилия. И нельзя освободить его, не сломав порядка, держащего его в темнице.

По этой теме читайте также:

Примечания