В 1863 г. III Отделение, отмечая тягу русской молодежи в заграничные учебные заведения, констатировало, что особенное скопление русских находится в Гейдельберге, Карлсруэ и Цюрихе. По сведениям III Отделения, в Гейдельберге в это время находилось 60 русских студентов (не считая поляков)[1][2]. Однако, просматривая список этих 60 студентов, мы не находим в нем ряда лиц, о пребывании которых в Гейдельберге нам известно из других источников. Таким образом, действительное число русских студентов в Гейдельберге было значительно больше. Недаром один современник впоследствии писал:
«В то время Гейдельберг был город, переполненный русскими, особенно учащейся и неучащейся молодежью. Она встречалась массами на каждом шагу»[3].
Действительно, и на улицах Гейдельберга, и в табль-д’отах гостиниц, и в университете, и в кафе, и в театре русский язык преобладал над всеми другими, даже над немецким.
Выбору русскими именно этого маленького городка способствовали, во-первых, дешевизна жизни в нем по сравнению с более крупными городами, а во-вторых, то обстоятельство, что Гейдельбергский университет славился в то время блестящим составом своих преподавателей. Достаточно указать, что среди его профессоров были такие знаменитости, как физиолог Гельмгольц, химик Бунзен, физик Кирхгоф, историк Шлоссер, юристы Блунчли и Миттермайер.
Вот почему скопление русской молодежи в Гейдельберге в 1862 г. было настолько велико, что этот город стал как бы наполовину русским.
Среди живших в то время в Гейдельберге русских находились люди, еще в России принимавшие участие в революционных конспирациях, как, например, В.И. Бакст — видный деятель студенческого движения, еще в 1861 г. заподозренный в том, что он печатал прокламации в принадлежавшей ему легальной типографии в Петербурге, и В.Ф. Лугинин, состоявший, по сообщениям А.А. Слепцова и Л.Ф. Пантелеева, членом организации, выпускавшей прокламации «Великорусс»[4]. На ряду с этим в Гейдельберге было много людей, приобретших впоследствии известность на различных поприщах, как то: будущий лаврист, сотрудник «Вперед» — А.Л. Линев, Н.Д. Ножин, оказавший большое виляние на умственное развитие Н.К. Михайловского, его друг А.П. Мальшинский, в то время ярый революционер, а впоследствии издатель журнала «Вольное Слово», организованного на средства «Священной дружины», граф П.П. Шувалов, один из организаторов этой самой дружины, известный впоследствии поэт К.К. Случевский, тоже известный впоследствии реакционный публицист, сотрудник «Московских Ведомостей» и «Нового Времени», близкий к кругам политической полиции Г.С. Веселитский-Божидарович, в то время настроенный очень радикально (если только он уже тогда не был провокатором, подосланным III Отделением), будущие видные ученые: В.И. Сергеевич, В.И. Герье, Е.В. де-Роберти, А.О. Ковалевский и др.
Центром, где собиралась вся жившая в Гейдельберге русская молодежь, являлась читальня, организованная весной 1862 года. В этой читальне, на ряду с легальными русскими книгами и журналами можно было найти издания Герцена, малодоступные в России социалистические сочинения и книги немецких материалистов: Бюхнера, Молешотта и Фогта. Читальня, организованная по инициативе братьев Бакстов, Лугинина, Линева, Веселитского и др., была в то же время своего рода клубом, где постоянно собиралась русская молодежь и где устраивались собрания, на которых, по сведениям III Отделения, «произносились демагогические и коммунистические речи».
Сообщая в письме к одному из своих знакомых об открытии русской читальни, Линев писал, что цель ее — «выработка, осмысление либеральных идей, возможное распространение их между приезжающими молодыми людьми».
«Читальню эту, — сообщал Линев, — завели несколько действительно развитых людей, принадлежавших к партии так называемых „красных“, которые, будучи хорошими знакомыми Герцена и, вообще, всех трех лондонских старичков[т.е. Герцена, Огарева и Бакунина — Б.К.] и видя, какое освежающее влияние делает беседа с такими личностями, как Герцен, хотели и в Гейдельберге устроить такое же общество, дабы поддержать, пропагандировать и укреплять его направление»[5].
Членов читальни было до шестидесяти; в их число, по свидетельству того же Линева, принимались только лица, известные своим либеральным направлением.
Из письма Линева видно, что Герцен пользовался еще значительным авторитетом среди гейдельбергского студенчества. Их уважение и симпатии к издателю «Колокола» ярко проявились, когда Гейдельберг посетил сын Герцена. В честь молодого Герцена был устроен торжественный обед, сопровождавшийся произнесением приветственных речей. Ораторы подчеркивали, что в лице сына они чествуют отца. Таким образом, гейдельбергский обед принял характер политической демонстрации против русского правительства. Но это была не единственная демонстрация, устроенная русскими гейдельбержцами. В 1862 г. в Гейдельберг приехал граф Путятин, бывший министр народного просвещения, по распоряжению которого в 1861 г. был закрыт Петербургский университет. Узнав о приезде Путятина, русская молодежь устроила кошачий концерт перед гостиницей, в которой он остановился. Перепуганный Путятин поспешил покинуть Гейдельберг[6].
Много разговоров в свое время вызвал также суд, устроенный гейдельбергской молодежью над И.С. Тургеневым, по случаю выхода его романа «Отцы и дети», в котором молодежь усмотрела «клевету на молодое поколение». Поставленный в известность о предстоящем суде, Тургенев счел необходимым представить гейдельбержцам свои объяснения и оправдания. В письме к одному из них, К.К. Случевскому, он уверял, что его роман «направлен против дворянства».
«Мне очень было приятно слышать, — писал он позднее тому же Случевскому, — что молодые не окончательно меня осудили; я могу сказать только то, что каков я был до сих пор, таков и остался, — и если меня любили прежде, то разлюбить пока еще не за что»[7].
Для характеристики политического настроения гейдельбергских студентов стоит упомянуть также и о том, что, узнав о ране, полученной Гарибальди во время одного из сражений, они обратились к знаменитому хирургу Н.И. Пирогову, жившему в то время в Гейдельберге, с просьбою поехать в Италию и произвести Гарибальди операцию. При этом они собрали между собою тысячу франков на поездку Пирогова, от которой тот, однако, отказался[8].
Если к сказанному выше прибавить, что гейдельбергские студенты производили сборы денег в пользу эмигрантов и на «русское дело» (как они выражались), размножали при помощи литографского камня и от руки адрес царю с требованием конституции, написанный Огаревым, а также письма Огарева по поводу политического и экономического положения России, и, наконец, пользуясь своими связями с родиной, переправляли эти документы туда для распространения, то станет ясно, какую интенсивную в политическом отношении жизнь вела в то время русская гейдельбергская колония.
Несомненно и то, что члены этой колонии принимали участие в выходившей в то время за границей русской эмигрантской прессе — в частности в изданиях Герцена (например, «Письмо из Гейдельберга», № 169 «Колокола»), в «Свободном Слове» Л. Блюммера и в журнале «Правдивый», издававшемся в Лейпциге книгопродавцем В. Гергардом и выходившем первоначально при ближайшем участии князя П. Долгорукова, а затем, после ссоры последнего с издателем, переименованном в «Правдолюбивого». Так, например, статья «О петербургских пожарах», помещенная в № 8 «Правдолюбивого», была написана гейдельбержцем С.И. Константиновым[9].
Наладили гейдельбергские студенты и некоторые издательские предприятия. В цитированной выше записке III Отделения от 30 мая 1863 г. упоминается, что студент Н.Л. Владимиров, изучавший в Гейдельберге философию, участвовал в переводе на русский язык и в распространении какой-то книги Л. Фейербаха. Это сообщение дает основание думать, что изданная в 1862 г. в Гейдельберге книга Фейербаха «Сущность религии» (перевод Федоровского) была переведена гейдельбергскими студентами.
В 1882 г. в Гейдельберге вышел первый (и единственный) номер «Летучих Листков». Это — книжечка небольшого формата в 78 страниц. В ней перепечатаны три прокламации «Великорусс», «Ответ Великоруссу» Н.А. Серно-Соловьевича, опубликованный в «Колоколе», ответ на этот «ответ» Огарева (также из «Колокола») и, наконец, известная прокламация Н.В. Шелгунова «К молодому поколению». В предисловии издатели «Летучих Листков», объясняя мотивы, побудившие их перепечатать выпущенные в России прокламации, писали:
«Значение этих листков при настоящем положении дел в России так важно, что повторение их не нуждается в оговорке».
Кем были изданы «Летучие Листки», неизвестно, но в литературе имеется указание на то, что к изданию их были причастны братья Баксты[10].
Мечтали гейдельбергские студенты и о создании собственного журнала.
В одном из писем А.Л. Линева, к упоминавшемуся выше С.Т. Константинову, рассказывается о попытке гейдельбержцев организовать журнал. Редактором его намечался проживавший в Гейдельберге Петр Васильевич Новицкий, уже выступавший в качестве литератора в русской легальной прессе[11].
«Друг и приятель Альбертини, — писал Линев про Новицкого, — он имеет связи в Петербурге, в литературном кружке, и в Сибири, где Новицкий служил, и в Малороссии, и по берегам Волги, и в славянских землях. Он задумал журнал славянский, следящий за событиями славянского мира, журнал, знакомящий с практическими выполнениями и осуществлениями жизненных вопросов».
Новицкий, по словам Линева, готов, «побывав и поездив около месяца в России, осетить всю ее сетью корреспондентов»[12].
Допрошенный в 1866 г. по поводу этого письма в высочайше учрежденной следственной комиссии, Линев показал:
«Во время моего знакомства с г. Новицким он однажды выразил свое неудовольствие на направление заграничной русской прессы, нападая на ее болтовню и философствование, — либеральное без основы в действительных фактах и познания русской жизни. Уж если бы издавать за границей журнал, заметил г. Новицкий, то помещать сведения о русской жизни, злоупотребления и другие пороки в России, не вдаваясь в теоретические вопросы»[13].
Издание журнала, проектированного Новицким, не осуществилось. Линев уверяет, что это произошло из-за отказа упоминавшегося выше издателя Гергарда, которому было предложено принять на себя издание нового русского журнала. Однако можно подозревать, что была и другая причина, помешавшая Новицкому приняться за выполнение своего намерения. Дело в том, что среди эмиграции появились подозрения (основательные или нет, до сих пор не выяснено) относительно связи Новицкого с русской тайной полицией. Л. Блюммер опубликовал его фамилию в своем «Свободном Слове» в списке русских шпионов. Новицкий выразил негодование по этому поводу и пытался оправдываться, но неудачно. Выяснилось, что он возбудил против себя подозрения еще в Петербурге, когда осенью 1861 г. во время студенческого движения, облыжно выдавал себя за депутата одного высшего учебного заведения и пытался на этом основании проникнуть в центральный кружок, руководивший движением. Тогда же его заподозрили в предательстве студенческой сходки, собравшейся 5 октября на квартире Н.В. Альбертини. Конечно, после опубликования этих фактов всякие разговоры о Новицком как о редакторе будущего журнала, должны были прекратиться[14].
Наладить издание своего журнала гейдельбергским студентам удалось только в 1863 г. Однако к этому времени политическая обстановка значительно изменилась, и это отразилось на настроении части русского студенчества в Гейдельберге.
В январе вспыхнуло польское восстание. Среди гейдельбергских студентов было немало поляков. Они поспешили уехать в Польшу, чтобы принять участие в вооруженной борьбе с русским царизмом. Некоторым из них, как, например, Оскару Авейде, Гауке и др., было суждено сыграть видную роль в начавшемся восстании.
Среди русских студентов в Гейдельберге были люди, искренне сочувствовавшие польскому делу и желавшие активно помогать восставшим. Студент-медик П.И. Якоби отправился в Польшу, работал там в качестве врача при одном из повстанческих отрядов и был ранен. По сведениям III Отделения, ездили также в Польшу упомянутый выше Н.Л. Владимиров и Ф.Д. Гриднин. Среди оставшихся в Гейдельберге производился денежный сбор в пользу раненых поляков-повстанцев. Подписной лист, вывешенный в читальне, послужил поводом для раскола среди гейдельбергских студентов. В ответ на подписку в пользу поляков несколько студентов, во главе с В.И. Герье, открыли подписку в пользу семей убитых русских солдат.
С этого момента русская колония в Гейдельберге раскололась на две партии. Одна из них, называвшаяся «Петербургской» (или «герценистами»), сочувствовала восстанию, связывая с его успешным исходом надежды на освобождение России. Другая — «Московская» (или «катковисты») — была настроена шовинистически и шумно приветствовала каждую победу русских войск над поляками. Взаимоотношения между этими двумя партиями приняли чрезвычайно резкий характер. Столкновения происходили на каждом шагу. Вскоре партийная борьба обострилась до такой степени, что у «герценистов» явилась мысль об издании полемическо-сатирического органа, направленного против «катковистов». Так возник журнал с двойным французско-русским названием «A tout venant je crache. — Бог не выдаст, свинья не съест».
Номера этого журнала до нас не дошли. По крайней мере, С.Г. Сватиков, специально изучавший историю русской читальни в Гейдельберге, не мог найти ни одного номера. Поэтому, говоря об этом журнале, приходится довольствоваться лишь теми сведениями, которые удалось собрать о нем Сватикову из расспросов современников[15].
Основателями гейдельбергского журнала были известный впоследствии философ-позитивист и социолог Е.В. де-Роберти и его два товарища: А.О. Преженцов, впоследствии сотрудник «Санкт-Петербургских Ведомостей» и «Северного Вестника» В. Корша, в которых он писал по экономическим и этнографическим вопросам, и один из братьев Сабуровых (по-видимому, Я.В. Сабуров, близкий друг А.А. Серно-Соловьевича по Александровскому лицею, а впоследствии — сенатор). Журнал издавался на средства де-Роберти. За отсутствием в Гейдельберге русской типографии он печатался в Лейпциге. Рассылался он всем членам русской колонии в Гейдельберге, Герцену, И.С. Тургеневу (который упомянул впоследствии об этом журнале в XXVI главе «Дыма») и др.
Сколько вышло номеров «A tout venant je crache», в точности неизвестно. С. Сватиков в двух статьях, в которых он рассказывает об этом журнале, сообщает, что вышло семь номеров[16], а в третьей — шесть[17]. М. Волзовский же, напечатавший в 1864 г. в «Библиотеке для чтения» заметку о русской колонии в Гейдельберге, говорит только о трех номерах[18].
Как видно из самого названия журнала, его издатели придавали ему острополемический характер. Основной его целью было высмеивание политических противников.
Круг сотрудников был весьма ограничен. Публицистический отдел взял на себя де-Роберти, а стихи — «очень бойкие, хлесткие и жестокие», по отзыву современника, писал Преженцов. Участвовали ли в журнале другие лица, неизвестно.
Гейдельберг. Литография с гравюры на стали Вормса (Литературный музей, Москва)
|
О политической физиономии гейдельбергского журнала можно судить по одной статье де-Роберти о польском вопросе, предназначавшейся для журнала (была ли она помещена в нем или осталась ненапечатанной, неизвестно). По сообщению Сватикова, нашедшего рукопись этой статьи в архиве гейдельбергской читальни, автор статьи доказывал, что освобождение России невозможно без освобождения Польши.
Не лишены интереса обстоятельства, вызвавшие прекращение журнала. По данным Сватикова, отношения издателей «A tout venant je crache» с «катковистами» обострились до такой степени, что де-Роберти и Преженцов оказались вынужденными послать вызов на дуэль своим противникам. Те согласились драться только на эспадронах (по немецкому студенческому обычаю), а не на пистолетах, как настаивали де-Роберти и его товарищи. Тогда последние вывесили в читальне объявление об отказе «катковистов» от предложенной им дуэли. Вмешалось узнавшее об этом университетское начальство. Оно признало де-Роберти и Преженцова виновными в вызове на дуэль на запрещенном оружии и уволило их на один год из университета. Таким образом, издателям «A tout venant je crache» пришлось расстаться с Гейдельбергом, и их журнал перестал выходить[19].
Конечно, журнал де-Роберти и его товарищей, ограничившийся в значительной мере освещением местных гейдельбергских вопросов, был доступен и интересен только сравнительно узкому кругу читателей.
Раздоры среди студенчества отразились и на судьбе русской читальни. Часть членов, во главе с В.Ф. Лугининым и Л. Модзалевским, стала настаивать на преобразовании читальни из закрытого клуба с строгим отбором членов, каким она была первоначально, в открытый для всех желающих кабинет для чтения. Протестантам удалось собрать большинство, и их точка зрения восторжествовала. Недовольные преобразованием читальни Бакст и другие представители левого крыла студенчества отказались принимать участие в ее дальнейшей судьбе[20]. Вскоре после этого читальня, утратившая свое прежнее значение, захирела. А затем, после того как Петербургский университет был вновь открыт, значительно сократилось и число русских студентов в Гейдельберге[21]. Наиболее скомпрометированные в политическом отношении студенты, не решаясь возвратиться в Россию, перешли на положение эмигрантов (Бакст, Якоби и др.) и по окончании курса переселились в Швейцарию.
Из всего сказанного выше выясняется, с каким сочувствием относилось левое крыло гейдельбергской русской молодежи к Герцену и его деятельности. Однако иногда и среди представителей этого крыла можно было услышать разговоры в неблагоприятном для Герцена духе. Слухи о них доходили до самого Герцена. Это видно из его письма к сыну от 21 декабря 1861 г., в котором он, говоря о «гейдельбергских друзьях», передавал:
«До меня доходили слухи, что в Гейдельберге говорили о том, что я страшно богат, и о том, что трачу чорт знает как. Из этого делали вроде упрека, что я не больше делаю для общего дела. Ты знаешь все мои дела и можешь говорить. Надобно же какое-нибудь разделение труда, — я вытяну свою лямку, но один за всех не могу»[22].
Таким образом, уже в самом начале существования русской гейдельбергской колонии по адресу Герцена начали раздаваться упреки, которые ему неоднократно пришлось выслушивать и позднее.
Примечания
