На «победную» тему выделяют средcтва. Устраивают продажи пилоток и флажков (не просто красных флажков — обязательно разукрашенных георгиевскими ленточками и орденами, чтобы не слишком беспокоил красный цвет). Тошнотворная попса, якобы поющая песни советского времени… В одной онлайн-игре на mail.ru предлагают устроить «День Победы в курятнике (и коровнике)», оснастив данное сооружение соответствующей символикой. У меня иногда возникает энтомологический интерес — взглянуть на господ, придумывающих такое… Наконец, мерзейшие новоделы под вывеской «кино о войне» с обязательными злобными жлобами-энкавэдэшниками, штрафбатами, тупыми генералами и прочими составляющими набора «демифологизатора», в который часто входит и такая деталь, как интеллигентные немцы, выгодно отличающиеся от туповатого «совкового быдла».
Вряд ли стоит доказывать, что всё вместе представляет собой единое целое. Сочетание гламурной попсы и вранья имеет своей целью разрушение целостного восприятия истории, разрушение исторической памяти и превращение истории войны в сказочку с незатейливым идеологическим подтекстом.
Полумгла-2012
Ко Дню Победы в нынешнем 2012 году приготовили сразу несколько кинематографических «подарков». Конечно, с «Голой пионеркой»[1] мало что может сравниться, но российско-германский фильм немецкого режиссёра Ахима фон Борриса и российского продюсера Алексея Гуськова (одновременно исполнителя главной роли) «Четыре дня в мае» оказался достойным продолжением этой «полумглистой»[2] традиции. Советская разведгруппа из 8 человек во главе с капитаном в конце войны оказывается в доме, где под присмотром бывшей петербурженки-баронессы живут немецкие девочки-сироты, а также ненавидящий русских тринадцатилетний мальчик. Между советскими солдатами и немками, командиром солдат и мальчиком завязываются человеческие отношения, ненависть сменяется пониманием. Сюжет не новый и вполне приемлемый: немецкий режиссёр обходится почти без «клубнички» — и на первый взгляд (только на первый!) всё как будто нормально. Однако ближе к концу фильма в этот дом прибывает пьяный майор, который собирается изнасиловать одну из воспитанниц. Капитан — командир разведчиков — бьёт негодяю морду, и тот, прибыв к себе в часть, заявляет, что в этом доме засели власовцы, и отправляет вверенные ему войска на штурм. В свою очередь, невдалеке от места событий готовится отбыть в Данию сдаваться англичанам отряд немцев, у которого с разведчиками с начала фильма установился вооружённый нейтралитет. Вместе с этим отрядом семь разведчиков и их интеллигентный (временами — в очках), но бравый капитан в исполнении Алексея Гуськова отбивают атаку, жгут «тридцатьчетверку» и — почти все погибают. В конце — чуть ли не хэппи-энд: спасённые отплывают в Данию, а выживший советский разведчик остаётся на берегу (видимо, ждать расстрельной команды из СМЕРША). В общем, за добро рука об руку сражаются немецкие и советские солдаты — против зла, олицетворённого в советских же солдатах. Победный фильм, ничего не скажешь.
Кадр из фильма «4 дня в мае». Советский офицер отдаёт честь офицеру вермахта. В полумгле.
|
Художественно фильм слабый. Режиссер пытается вытянуть его за счёт крупных планов действительно неплохого актёра Гуськова, но фильм переполняют штампы, рояли в кустах и исторические несообразности; образы героев схематичны, динамики мало, а психология примитивна. Видимо, поэтому он напрочь провалился в прокате в Германии и проваливается сейчас в России.
Но не это самое интересное.
Пункт первый. Всю эту историю её автор — литератор Дмитрий Фост — выдаёт за реальную, якобы поведанную ему самим маршалом Москаленко. Текст «Русской былины» — так пафосно названа эта небезобидная фантазия — оснащён цитатами из «документов»; правда, ни одного архивного — то есть проверяемого — источника не указано[3]. В разных публикациях автор менял названия воинских частей, путался в особенностях комплектования советских дивизий, пока не признал, по свидетельству военного историка А. Исаева, что выдумал всю эту историю для «укрепления российско-германской дружбы»[4]. Но и без этого признания было очевидно, что г-н Фост сознательно врал, когда заявлял:
«Об этой истории я знаю почти всю свою сознательную жизнь. Мне было четырнадцать лет, когда вечером 20 августа 1968 года в Гурзуфе её рассказал Маршал Советского Союза К.С. Москаленко <…> Позже Кирилл Семёнович при встречах часто возвращался к обсуждению событий того рассказа. Она не давала ему покоя — эта история. Не дает покоя и мне. Теперь, читатель, узнай и ты об удивительных событиях конца Великой Отечественной войны»[5].
Пункт второй. Опять — как и в случае с «Полумглой» — авторитетные издания запестрели положительными рецензиями. В «Коммерсанте» Андрей Плахов уверен в историчности фильма:
«“4 дня в мае” Ахима фон Борриса впечатляет прежде всего самой историей, которую можно было бы счесть невероятной, если бы она не произошла в действительности (Выделено мною. — С.С.). Речь идет о спасении группой советских солдат-победителей обитательниц немецкого детдома на балтийском побережье, для чего им пришлось вступить в схватку с частями собственной армии»[6].
В «Известиях» Л. Юсипова отметила «культурность»:
«Фон Борис снял спокойный (чтобы не сказать «занудный»), культурный европейский фильм — без призывов переосмыслить историю заново, но с очевидным гуманистическим посылом. <...> фильм фон Бориса, скорее всего, примут значительно спокойнее, чем «Русскую былину». Разве что коммунисты снова найдут здесь повод для своего вечного нытья»[7].
В интернет-журнале «Рускино» С. Степнова восхитилась «естественностью»:
«События, приведшие к страшной развязке, начинаются быстро и неожиданно — и абсолютно психологически обоснованно, учитывая общую эйфорию в День Победы. В таких обстоятельствах действительно сложно себя контролировать, хотя, разумеется, никакой праздник не может стать оправданием для подлости»[8].
Фильм получил шесть призов, в том числе — Гран-при фестиваля военного кино им. Ю.Н. Озерова[9], а снят был, кстати, при участии российского Минкульта.
Пункт третий. Вновь вернёмся к фильму. Помимо эффектной концовки в этом «культурном» фильме есть ещё и другие замечательные в своем роде детали. В начале капитану и его семи подчинённым майор (тот самый, что потом приедет насиловать) даёт задание брать в плен всех немцев, что будут проходить мимо и издевательски отказывает в подкреплении (ясное дело, в конце войны всегда так и поступали). Чтобы не допустить эвакуации в Данию многочисленного отряда вермахта, интеллигентный капитан (в прошлом уже попадавший под трибунал) готов положить всех своих людей, а кроме того, прикрывает — в прямом смысле — своё орудие девочками-сиротами из детдома. Конечно, куда более интеллигентный немецкий полковник не стал подвергать опасности детей. Ещё эпизод: советские солдаты заставляют немецкого мальчика вылавливать глушёную гранатами рыбу. Мальчик изнемогает, почти что тонет, но брутальные разведчики не хотят его вытаскивать (в ответ на приказ командира отговариваются: мол, плавать не умеем), и его достает из воды проникшийся к нему отцовскими чувствами капитан. Культурный фильм — не правда ли?
Да, на войне люди дичают — иначе они бы не смогли воевать. На войне люди готовы к жестокости. Должно об этом говорить искусство? — Должно! Но здесь вместо художественного обобщения, вместо художественной правды мы видим очень чётко расставленные акценты в духе идеологической моды — нам скармливают пропагандистский штамп.
Пункт четвёртый. Произведём небольшую психологическую реконструкцию. Если бы актёр и режиссёр Алексей Гуськов был стопроцентно уверен, что рассказанная Фростом история — враньё, стал бы он продюсировать этот фильм? Стали бы все актёры в нём играть? Может, материальный стимул и пересилил бы брезгливость, но вряд ли это можно утверждать с полной уверенностью. Но и народный артист Гуськов, и его коллеги уже воспринимают это туповатое враньё как вариант нормы. У них есть теперь отговорки про художественный вымысел, а на осуждение — вполне ожидаемое и закономерное — следует гневная реакция Гуськова:
«Ну что же это такое. Это гнусность, которой достаточно много в нашей жизни вокруг. Это явно написано людьми, кто даже не видел фильма, не потрудился хотя бы посмотреть что-то, что с ним связано или почитать или разобраться в аннотации. Действительно была в 2005-2007 году опубликована Дмитрием Фостом его повесть, потому что он основывался на неком документе. Вокруг этого огромное количество дискуссий было, всякого разного рода. В общем, и нас туда же. Потому что ответ тут в данном случае один. Тут если поразмахивать регалиями, чем-то, то я не беру некую во-первых, международную жизнь этой картины. …Нашим псевдопатриотам, которые учат нас патриотизму, не этим людям уж точно меня учить. У человека, у которого два деда легли, уж точно и которых я помню. Это из серии тех людей, которые каждый год ветеранам выделяют по квартире. Каждый год этого позора, эта вся шваль, потому что я их иначе никак не могу назвать. А я помню, как дедушка мой исполнял со своими…, пел, это все тихо, это некая память, находящаяся в сердце. Это все такая шелупонь, больше я их никак не могу назвать. Картина имеет шесть призов в России. Два приза военного кино фестиваля имени Озерова ни много, ни мало»[10].
Заметьте, целых три подмены: 1) все, кто против фильма — все «шваль» и как-то связаны с властями, устраивающими из Дня Победы шоу; 2) дедушки-фронтовики Гуськова не дают никому права сомневаться в его патриотизме; 3) критики — «шелупонь», ведь автор уже 6 призов получил. А ответить надо было всего на два вопроса: вся эта история правдива? Нужно показывать такое кино к Дню Победы? Неумелое самооправдание идёт на фоне антиистории Великой Отечественной. Рамки памяти сбиты — а это рамки между истиной и идеологически мотивированным враньём.
Все 4 пункта в основе своей типичны. Мы про это писали не раз. Про активное стремление выжечь память о Победе. Про стремление распространить коричневую инфекцию[11] в массовом сознании. В данном случае противодействие, организованное в интернете, всё-таки привело к результату: фильм сняли с показа на НТВ накануне праздника.
Если «Четыре дня в мае» в российском прокате появились в начале года, то ещё один экспонат пополнил мусорную коллекцию военного кино уже в мае — фильм К.Шахназарова «Белый тигр». Странная попытка плагиата (простите — «рерайтинга»): замените Моби Дика немецким танком, а гениального Мелвилла — неким петербургским писателем Бояшевым, изрядно отцензурированным самим Шахназаровым, — и получите «новое слово» в военном кино. На «мистический боевик» тянет вполне, но в контексте Великой Отечественной выглядит, скажем мягко, неуместно.
Всех помоев, которые выливаются на зрителя в связи с темой войны, не перечесть. Но сравнительно недавно на экранах оказался фильм, выбивающийся из этой тенденции. И уже потому о нём следует сказать особо.
Брестская крепость
В оценке фильма «Брестская крепость» сошлись почти все. Историк Алексей Исаев[12], журналист Валерий Кичин[13], историк Илья Смирнов[14], Дмитрий Пучков (Гоблин)[15] и многие, многие другие. Даже Марк Солонин не посмел плевать против ветра[16] — он не для того нужен, чтобы спорить с общественным мнением, он призван им манипулировать. А когда нельзя менять прямо — то делается это исподтишка. Но оставим пока лжеисториков…
«Брестская крепость» — действительно советское кино по духу. Даже сам режиссёр фильма обозначил своё намерение как желание снять «советский фильм». И у него в основном получилось. В фильме есть и прямые киноцитаты из «Они сражались за Родину», «А зори здесь тихие», «Иванова детства», которым «Брестская крепость» уступает безусловно.
В фильме много Голливуда. Голливуд обеспечил чрезмерный натурализм, попытки ужаснуть зрителя количеством мёртвых тел на экране, пикирующий самолет в духе «Пёрл-Харбора», замедленные съёмки a la «Матрица» — всё, что совершенно чуждо и теме войны, и традиции советского кинематографа. И всё-таки цельный образ начала войны удается создать — вопреки затесавшимся образцам масскульта.
Начало фильма, штампованное до оскомины, может отвратить. Картина 21 июня: танцы в парке, беззаботная жизнь, один из главных героев кричит об угрозе войны, но его одёргивают… Конечно, здесь есть доля истины: на самом деле ведь было воскресенье, люди отдыхали, гуляли в парках. Но вполне возможно показать это не настолько шаблонно. Ведь во всех любительских и профессиональных постановках к 9 мая — от корпоративных поздравлений ветеранам до ТВ-попсы — начало войны иллюстрируется именно так: танцы, легкая музыка, а потом взрывы…
Но затем в фильме возникает то, что принципиально отличает его от всей околовоенной кинопродукции, произведённой за последние два десятилетия. В ново-«патриотических» фильмах типа «Звезды», «В августе 44»[17], «Мы из будущего» и др. (помимо отвратительных режиссуры и актёрской игры, исторической недостоверности и идеологических штампов) не было ощущения эпохи. Были «наши» и «чужие», «наши» били «ненаших» — это было хорошо, а когда наоборот — плохо. Такое кино можно было снимать про бандитов 90-х, Древний Рим, Гражданскую войну[18] или ополчение Минина-Пожарского 1612 года[19]. Именно по такому незатейливому рецепту и снимается в России всё так называемое историческое кино, относящееся всё больше к жанру «альтернативной истории» — то есть к убогому подвиду фантастики. Смысл борьбы совершенно не важен, важно действие, «экшн». Но почему идёт война, кто эти люди, из-за чего они воюют, за что гибнут — все эти вопросы не имеют для такого рода «патриотической пропаганды» никакого значения.
«Брестская крепость» даёт необходимые ответы. Не так чётко и ясно, как хотелось бы, но даёт. Мы видим людей, умирающих за Родину. Фильм страшен, но не количеством крови (хотя натурализма могло быть и поменьше), а ощущением ужаса начала войны и борьбы вопреки этому наступившему ужасу. Мы все знаем, чем кончится оборона крепости. Создатели фильма и актёры передали это ощущение неминуемой и безвестной гибели. И ребёнок как главный герой, от лица которого ведется повествование, — это совершенно правильная находка, это единственная возможность сделать безнадежность не абсолютной.
Фильм уже успели упрекнуть в несоответствии каким-то деталям. Да, там не упоминается тот факт, что часть местного населения (в Западной Белоруссии) не слишком сочувствовала Советской власти. Да, мы знаем, что комиссар Фомин был выдан предателем, а в фильме он сам в ответ на немецкий выкрик выходит из строя со словами: «Комиссар, еврей, коммунист». Но этот художественный вымысел имеет полное право на существование, он не противоречит тому, что происходило в Брестской крепости.
Е.М. Фомин. Фотография из книги С.С. Смирнова «Брестская крепость». С сайта molodguard.ru.
|
Историки подметили ещё ряд фактических несоответствий. А. Исаев указал: в первый день крепость не бомбили, диверсанты не высаживались массово на вокзале, а действовали малыми группами…[20] Но эти детали не играют никакой принципиальной роли, более того, скорее стоит подчеркнуть, насколько мало в фильме ошибок по сравнению с приведёнными выше образцами. Главная претензия — авторы не смогли достаточно ясно показать оборону в целом, мотивы людей, которые сражались до последнего, что особенно важно для молодёжи, то есть именно для тех, кто составляет, по мысли авторов фильма, его основную аудиторию. Но это для современного кинематографа слишком сложная задача, здесь надо обращаться к Алексею Герману, Георгию Чухраю, Ларисе Шепитько или к автору книги «Брестская крепость» писателю Сергею Смирнову.
Но с либеральной стороны раздались аккуратные намеки — мол, как это, не такие уж звери были немцы… М. Солонин не преминул выдать:
«Но вот что вызвало у меня глубокое огорчение, переходящее в возмущение — это совершенно бесстыжая демонизация противника. Каждую свободную экранную минуту немцы используют на то, чтобы совершить какую-то гнусность. В считанные минуты они успевают расстрелять мирных жителей из пулеметов, раздавить (специально, как нам подсказывают) девочку танком, устроить побоище в госпитале, выгнать раненых в качестве "живого щита"...»[21].
«Бесстыжая демонизация», значит…
Немцы на самом деле в первый день войны прикрывались безоружными людьми при штурме Холмских ворот — пациентами и работниками захваченного госпиталя. Этот факт свидетельствует ряд очевидцев[22]. И хотя сейчас возникают попытки интерпретировать происходившее на том мосту как-то иначе, к успеху они пока не привели.
Немцы на самом деле давили безоружных людей танками. Это свидетельствует, в частности, лейтенант А.И. Махнач:
«На третий день со стороны Бреста появились два легких танка. Они обстреливали казармы, расположенные за Мухавцом, а затем направились через мост в крепость. Не доходя до моста, один был подбит из крупнокалиберного пулемета, второй ворвался в крепость, где подавил раненых бойцов, лежавших в здании {Вероятно, это те раненые, что находились в смотровой яме авторемонтной мастерской 333 сп (единственном помещении, куда могла въехать какая-либо техника) и сгорели при пожаре, охватившем эту часть здания в результате обстрела штурмового орудия, находившегося на той стороне Мухавца. — прим. Р.Алиева}, сделав два выстрела, и ушел»[23].
Немцы на самом деле выжигали огнемётами (в том числе, возможно, и с помощью огнемётных танков) катакомбы крепости[24].
Наконец, родственники командиров Брестской крепости, как и сказано в фильме, на самом деле были расстреляны осенью 1942 года. Всё это как нельзя лучше свидетельствует о том, каким образом велась та война против СССР. С первого дня, с первых минут это была война на уничтожение народа. И потому герои Брестской крепости останутся героями и в России, и в Белоруссии, и во всех странах, где несмотря ни на что сохранится память о войне.
Фильм выполняет главную задачу — показать не просто войну, а Войну, Великую Отечественную, именно этим принципиально отличную от всех войн, в которых участвовали народы бывшего СССР. Этот фильм — массовая культура? Да, безусловно. Но он — тот случай, когда стоит говорить не только о культурной индустрии, нацеленной лишь на коммерческий успех, но о массовом кинематографе в истинном смысле. И, быть может, подросток захочет смотреть не тошнотворного Михалкова, не ещё какой-нибудь новейший агитпроп, а настоящее кино. Например, «Проверку на дорогах» или «20 дней без войны» Германа.
Фильм, скорее всего, потому и получился, что снимался без надежды получить доход, и потому, что снимался в Белоруссии. Давайте ясно скажем: в России такое кино снять уже не могут — не позволят. Пока Михалков получает свой процент с болванок, снимает «Предстояния» и пишет расширенные заявления с просьбой о прибавке финансирования («манифест консерватизма») — не будут в России снимать ничего иного. Вернемся к тому, с чего начали: «Брестская крепость» — хороший советский фильм. Вдумайтесь. Мы пришли к тому, что лучший образец современного отечественного массового кинематографа — это хорошее (но отнюдь не выдающееся!) советское кино. И мы смотрим на это кино как на отдушину, почти без различия политической ориентации. Фашиствующая публика, для которой эта война является «советско-нацистской», — явно не в счёт.
Всё просто. Белоруссия в идеологическом плане — заповедник позднесоветских времен с их плюсами и минусами[25]. Здесь не место вдаваться в детали. Но и в Белоруссии сейчас наступает неолиберализм. И если он там победит (не важно, при Лукашенко или без него), что более чем вероятно, так как левой альтернативы ему нет, — этот фильм тем более останется исключением, подчёркивающим общее правило.
Триколор Победы?
К фильму «Брестская крепость» есть и куда более серьёзные претензии, чем вопрос о наличии или отсутствии немецких огнемётных танков под Брестом. Авторам фильма не удалось полностью преодолеть идеологические рамки последнего двадцатилетия. Первое, что подметили все критики — в конце фильма заявлено, что майор Гаврилов был репрессирован. Это — неправда. Майора Гаврилова не восстановили в партии после освобождения и отправили командовать... лагерем для японских военнопленных в Сибири на год до демобилизации. И если бы авторы фильма вместо слова «репрессирован» произнесли эту фразу — они, уверен, достигли бы большего эффекта. Но эта неправда — не самое страшное, хотя все критики ухватились именно за неё. И не идиотская песня Агутина в конце — она вызывает только недоумение, не успевая смазать общее впечатление. Важно другое.
П.М. Гаврилов. Фотография из книги С.С. Смирнова «Брестская крепость». С сайта molodguard.ru.
|
Фильм заканчивается почти цитатой из «А зори здесь тихие...» — постаревший главный герой с внуком-суворовцем приходит к мемориалу в крепости. Но почему тогда у паренька, пришедшего к мемориалу, триколор в кокарде на шапке? Мы знаем, кто и на чьей стороне воевал с триколором в войну. Мы уже писали не раз: нельзя впихнуть патриотизм и антисоветизм в одну склянку в современной России. Обязательно выйдет какая-нибудь гадость: например, власовский триколор как финал фильма о защите Брестской крепости. Кто-то скажет — придираюсь… Но вот цитата с сайта фильма:
«Я умираю, но не сдаюсь! Прощай, Родина» — надпись, сделанная неизвестным защитником Брестской крепости 20 июля 1941 года. Надпись была обнаружена в казарме 132-го отдельного батальона конвойных войск НКВД СССР, одного из четырёх подразделений войск НКВД, которые вместе с гарнизоном Красной Армии дислоцировались в крепости. Позднее надпись была перенесена из Бреста в Москву, войдя в состав экспозиции Центрального музея Вооружённых сил. Копия надписи была выполнена в мемориальном комплексе «Брестская крепость-герой». В музее крепости расположена скульптура в бронзе «Умираю, но не сдаюсь», подаренная минскими рабочими ко дню открытия мемориала в 1969 году.
В 1992 году фразу повторил в своём предсмертном письме участник обороны Брестской крепости Тимерян Хабулович Зинатов. По словам научного сотрудника музея, Зинатов служил курсантом, в первые дни обороны был ранен, 30 июня попал в плен, бежал из немецкого концлагеря, закончив войну в действующей армии. За участие в обороне он был награждён орденом Отечественной войны II степени. После войны Зинатов каждый год приезжал в крепость. В сентябре 1992 года Зинатов после посещения крепости бросился под поезд, оставив письмо с посланием «ельцинско-гайдаровскому правительству», в котором писал: «…я хочу умереть стоя, чем на коленях просить нищенское пособие для продолжения своей старости и дотянуть до гроба с протянутой рукой! <...> Мы были героями, а умираем в нищете! Будьте здоровы, не горюйте за одного татарина, который протестует один за всех: "Я умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина!"»[26].
Рядовой Зинатов — это и есть настоящий символ Брестской крепости. Чтобы быть правдивым до конца, фильм должен был заканчиваться именно этой историей, предсмертной запиской рядового Зинатова. Но мы понимаем, что (с учётом источника финансирования и необходимости проката, с которым и так возникли определённые проблемы) это было невозможно.
Воспитывать патриотизм можно было по отношению к СССР — на то были основания. На каких основаниях можно воспитывать патриотизм по отношению к государству, которое убивало и мучило нищетой солдат Брестской крепости через 50 лет после начала войны? Много говорится о том, что в СССР наплевательски относились к ветеранам, особенно прошедшим через плен. Да, это так. В куда меньшей степени, чем пишут либеральные пропагандисты, но — так. Пришедшая же на смену СССР РФ довела рядового Зинатова до самоубийства, множество Зинатовых — до нищенской унизительной старости и мученической смерти. А для того, чтобы замазать этот факт, официоз вместе с либералами ханжески завывает о «бесчеловечном» СССР. Врёте — «обновленная Россия» оказалась куда бесчеловечней «тоталитарной» «империи зла» (разумеется, в послесталинские времена). Свидетель тому — рядовой Зинатов из Брестской крепости.
Посмотрим на биографии выживших героев Брестской крепости. Это интереснейшие биографии. Александр Филь, Самвел Мартевосян, Пётр Гаврилов, прототип главного героя фильма — Петя Клыпа. Я не буду пересказывать биографии — просто сошлюсь на книгу Сергея Смирнова.
Большинство из них — дети из бедных семей, получившие «путёвку в жизнь» именно в результате революции. Эти люди защищали Родину, и их патриотизм не был абстрактным. Эти люди и вправду были плоть от плоти советского народа, теми, кто после падения царского режима сумел вылезти из беспросветной нищеты благодаря Советской власти. С этим фактом не поспоришь. И этим их жизни похожи на другие — генералов и маршалов Великой Отечественной: сплавщика леса Ивана Конева, железнодорожника Ивана Черняховского, крестьян Николая Ватутина, Георгия Жукова, семинариста, сына псаломщика Александра Василевского, каменотёса Константина Рокоссовского, сына офицера, но ставшего после его смерти рабочим Алексея Антонова…
Чужие среди своих
Настал момент сказать об этих — и других — людях ещё одну важную вещь.
Майор Гаврилов, политрук Мартевосян, лейтенант Филь и паренёк (брестский Гаврош) Пётр Клыпа выжили в Брестской крепости, в плену. Выжили, в отличие от большинства. Но где выжившие оказались после Победы?
Нет, конечно, их не расстреливали, не загоняли поголовно в ГУЛАГ, хотя несколько человек оказались в лагерях. Но многие — очень многие — были унижены. Поэтому они сначала вовсе не говорили о Брестской крепости, затем с трудом, нехотя вспоминали. В книге Смирнова описано, чего стоило писателю убедить их заговорить и заставить поверить в справедливость.
Пётр Клыпа после войны на самом деле прибился к уголовной шайке, стал соучастником в тяжелом преступлении, был осужден на 25 лет. Александра Филя по обвинению по власовщине отправили в лагерь. Мартевосяна травили даже после выхода книги Смирнова — обвиняли в том, что он уже умер и присвоил себе славу героя обороны…
Но кроме этих уже известных людей были и другие герои. Врач Маслов Борис Алексеевич (1904-1952). В июне 1941 г. — военврач II ранга, начальник Брестского военного округа. Участник боёв на Волынском укреплении. В 1943-1944 гг. — врач в партизанском отряде. Вот фрагмент рассказа о нём:
Из воспоминаний П.Л. Ткачевой: «Обстановка сложилась тяжелая: дети просят пить, воды нет, кругом крики. Утром вновь появились фашисты. Маслов хорошо говорил по-немецки. Он что-то объяснил им. Гитлеровцы отделили женщин и детей. Раненых и больных увезли, а мы ждали решения своей участи».
Вскоре Маслова назначают врачом лагеря военнопленных в Южном городке г. Бреста. Используя свое положение, он организует побеги группам наших командиров <…>, затем сам бежит из лагеря. <…> 3 июня 1943 года его переправляют в партизанский отряд им. Б. Хмельницкого, соединения N 28 Ровенской области. Татьяна Марковна работает медсестрой в партизанском отряде, а дочь Алла принимает участие в диверсиях, ходит на задания с подрывниками как санитарка. С февраля 1944 года, после соединения отряда с частями Красной Армии, Маслов находится на фронте, возглавляя полевой госпиталь 1-го Украинского фронта. Войну Маслов заканчивает в действующей армии. После войны живет и работает в г. Станислав (ныне Ивано-Франковск) начальником военного госпиталя. В 1948 году демобилизован из армии по болезни. В 1947 году его спасителю и другу Козелу М.С. по неизвестным причинам навешивают ярлык “неблагонадежного и враждебного” человека. И Маслов встает на его защиту. “2 июня 1948 года. Прокурору Брест-Литовской железной дороги от врача майора медицинской службы Маслова Бориса Алексеевича. Заявление. В результате неблагополучно сложившейся обстановки 24 июня 1941 года я в числе остатков гарнизона Брестской крепости вместе с ранеными был пленен противником и содержался в фронтшталаге 307 (Бяла-Подляска и Брест-Полигон) откуда бежал вместе со старшим сержантом Александром Леонтьевым 3 декабря 1941 года. В течение трех месяцев мы оба укрывались от преследования полиции на хуторе близ д. Рачки Жабинковского района у крестьянина Михаила Сергеевича Козела”. Таким образом спасает его от тюрьмы.
7 июля 1948 года Маслов приглашен на допрос в контрразведку и сразу после этого задержан. А 10 июля 1948 года ему предъявлен ордер на арест. Маслов обвинен ни много ни мало — в измене Родине. Из показаний Б.А.Маслова на следствии: “…Не мог спокойно смотреть на недостатки в работе и поведении людей…”. “Недостатки” — воровство медикаментов, злоупотребление служебным положением, махинации с отчетностью. Из приговора: “Признать Маслова виновным в измене Родине и проведении антисоветской агитации, проявившихся в резких высказываниях против Советской власти, восхвалении польской и немецко-фашистской армий, в антисемитизме…” В октябре 1948 года приговором Военного трибунала осужден на 20 лет лишения свободы с поражением в правах на 5
лет, конфискацией имущества, лишением воинского звания и боевых наград. Умер в лагере № 1 “Черногорскстроя МВД СССР” Красноярского края, 7 марта 1952 года, так и не дождавшись своей реабилитации[27].
Реабилитирован посмертно в 1964 году.
Б.А. Маслов. Фотография с сайта мемориального комплекса «Брестская крепость», brest-fortress.by.
|
Ещё одна судьба. Давыдова Ангелина Иосифовна — жена лейтенанта 125 стрелкового полка Давыдова Петра Ивановича. Попала в плен, но вскоре её выпустили, и она пришла к партизанам, где стала связной.
«В сентябре 1943 года Ангелина получила задание передать зашифрованное письмо подпольной группе. Вместе с ней в Минск шли Алексей Кононцев и Александр Кулешко. У них были свои поручения. Для конспирации Алексей был одет в форму гитлеровского офицера, он свободно владел немецким языком. Шли по Слуцкому шоссе. В районе деревни Озеры их задержали немцы, патрулировавшие шоссе. Ангелина смогла незаметно переложить шифровку из сумочки в носовой платок, а затем проглотить ее. Это спасло ей жизнь. Их привезли в Минск и передали в жандармерию. Там пытались выяснить, имеет ли Ангелина связь с подпольем. Ангелина твердила одно: никаких подпольщиков не знает, с немецким офицером познакомилась случайно. Через неделю Ангелину и Александра Кулешко освободили. Против них не было никаких улик. Судьба Алексея Кононцева осталась неизвестной. Ангелина благополучно возвратилась на партизанскую базу. Больше в Минск ее не посылали. А потом из Центра пришел приказ: Ангелину и еще нескольких товарищей вызывали на Большую землю. Летели на самолете. Благополучно преодолели линию фронта. Казалось можно расслабиться. Увы... Сразу с аэродрома Ангелину доставили в НКВД. И вновь допросы, проверки. Ангелина писала отчеты о жизни в Брестской крепости, о первых днях войны, о своей деятельности у партизан и подпольщиков. <…> Летом 1944 года, после освобождения Минска, ей разрешили вернуться домой... Спустя непродолжительное время после возвращения на родину она была арестована. Кто-то из видевших ее с “немецким офицером” во время выполнения спецзадания, сообщил соответствующим органам, что она будто бы “немецкая шлюха”. Ангелину поместили в городскую тюрьму. Ту самую, в которой ее держали немцы. Немцы продержали ее здесь неделю, а свои — девять месяцев! И снова допросы, изнурительные проверки. Из воспоминаний А.И. Давыдовой: “После освобождения Минска возвратилась домой. В декабре 1944 года арестовали наши. Я была совершенно убита. После освобождения на хорошую работу нигде не могла устроиться, так как не имела допуска. В основном по этой причине я все время и молчала”»[28].
И таких судеб немало.
Конечно, ревизионистский миф, согласно которому все прошедшие через плен немедленно оказывались в ГУЛАГе, лжив. Но лжив и сталинистский миф, согласно которому «наказания без вины не бывает».
История Великой Отечественной знает несколько примеров, когда пленные советские летчики бежали из нацистских лагерей на немецких самолётах. Самый известный среди них — Михаил Девятаев, который попал в плен в декабре 1944 года, а 8 февраля бежал с группой пленных на немецком бомбардировщике из Пенемюнде, где немцы испытывали ракеты «Фау». В фильтрационном лагере его нашел С.П. Королёв, и именно за помощь в создании советских ракет Девятаев через много лет после войны — в 1957 году — получил «Героя».
Но Девятаев был не один. Младший лейтенант Николай Лошаков был сбит в мае 1943, попал в плен, бежал в августе вместе с сержантом-танкистом Иваном Денисюком. Находясь в плену дал согласие на службу в т.н. «авиации РОА» — судя по всему, именно для организации побега. Был судим за «измену Родине», вышел из тюрьмы в августе 1945-го, работал в Воркуте. Его товарищ по побегу Денисюк просидел до 1951 года. И хотя о Лошакове был снят документальный фильм и была написана книжка, награды за подвиг он так и не получил.
Таких примеров — масса. Эти люди верили в своё Советское государство. Но оказалось, что этому государству они не нужны, что их судьба зависит от случайности: некоторым — повезло, а некоторым — нет. Государство, которое они считали своим, народным, таким уже не было. Оно оказалось чуждым к тем, кто защищал его, не щадя жизни. Эти люди защищали свою страну, Советскую власть, они не мыслили одно без другого. Этих людей создала Советская власть, и их вера в неё не была случайной. Но, выродившись и окончательно перестав быть Советской, власть лишилась таких людей, воспитав уже после войны им на смену мальчиков-мажоров, «перестроившихся» в 80-е легко и успешно[29].
Взглянем на эту же ситуацию с другой стороны. Ведь Советское государство унижало, отчуждало и избавлялось от верных ему людей. Людей, веривших, что это государство и вправду народное. Конечно, писатель Смирнов сделал многих защитников Брестской крепости полноправными и уважаемыми гражданами. Но не случайно даже у него возникли проблемы в брежневский период: его книга о крепости оказалась невостребована, зато государство вложило массу средств в громоздкую, парадную и просто лживую озеровскую эпопею «Освобождение».
Государство оказывалось — чем дальше, тем больше — недостойным защищавших его людей. И трудно не увидеть здесь одну из причин того, что это государство так легко рухнуло.
Сталинисты не любят вспоминать, что праздник 9 мая был сделан рабочим днём в 1948 году. Память о победе единого советского народа была Сталину не нужна, принцип divide et impera для диктатуры был намного полезнее. Народ, начавший ощущать свою силу, своё единение после чудовищной войны, был неудобен. И Сталин начал идеологическую борьбу с советским народом. После войны насаждались националистические и шовинистские взгляды, что, без сомнений, сыграло свою роль в том, что советская нация не сформировалась до конца, и потому коррумпированной и обуржуазившейся номенклатуре удалось сравнительно легко расколоть её уже в 80-е. Нельзя не увидеть эту связь — между разжиганием национализма после войны (антисемитские дела, борьба с «космополитизмом», репрессии против народов, когда преступления конкретных людей распространяли вину на народ в целом в соответствии с принципом «коллективной ответственности», не имевшим никакого отношения ни к социализму, ни к советскому праву, но зато соответствовавшим практике деспотизма и манипулирования) и межэтническими конфликтам конца 80-х — начала 90-х годов…
Народом была одержана великая Победа. Но она была использована для укрепления сталинского режима, победители чем дальше, тем больше использовались для оформления идеологического фасада. Победители становились лишними людьми ещё в советское время. Именно об этом в 1970 году режиссер Андрей Смирнов вопреки цензуре снял фильм «Белорусский вокзал», а Борис Васильев написал повесть «Суд да дело». А после конца СССР ветераны и память о войне в целом и вовсе оказались за обочиной «реформированной» России, нужные только для ритуалов на 9 мая и в прочие победные даты. Рядовой Зинатов не смог участвовать в этом шоу…
Но мы без всяких ритуалов помним, чтó он и другие защитники Брестской крепости сделали в июне 1941 года.
11 ноября 2010 — 9 мая 2012 г.
По этой теме читайте также:
Примечания